Письмо - Максим Владиславович Маслов

и я, которых разлучило проказа — расстояние, но остаёмся под одной звездой — мечтой и верой. Как только я подумал об этом, так повернулась ты. Первое, что я увидел, — были твои глаза. Скорее нет, не глаза, а тёмные впадины, вместо глаз. Не было того самого пылающего солнца, которое постоянно там находилось. Может я просто забыл?

Я надеялся на разговор, хотел узнать куда уехала и почему не сказала, но не никак не мог открыться в мгновенье, не мог вспомнить имени твоего. Пока я пытался хоть звук произнести, она встала изо стола и ушла в коридор. Через секунду донёсся хлопок входной двери, и я остался снова один. Находится здесь мне не было смысла, толку от рассмотрения падающих звёзд. Я пошёл к двери, а коридор позади меня как будто пропадал позади меня с каждым миллиметром. И вот снова передо мной дверь, которая откроется от лёгкого нажатия на ручку, но в этот раз не будет новой комнаты, где ждёт меня новый мир. Открыв дверь, я ощутил влагу у своих ног. На меня нахлынул океан, а квартира позади растворилась, и после секундного мгновения я оказался на дне, где был только я со своей печалью от очередной потери своей звезды и с памятью об упущенном. Уже надеясь на смерть от нехватки кислорода, осознал, что даже дышать мне не нужно, ведь вода и есть мой новый воздух, и чем это не ад покинутости. Мне оставалось смотреть на луну, чей свет просачивался через литры океана, и вынуждал по нему мечтать, по моему новому раю. Но в лучах луны мелькнул чёрный блеск — это были твои длинные волосы русалки. Ты плыла к поверхности, к чему-то новому, где нет мне места. Даже крик не сможет тебе напомнить обо моей покинутости, он лишь рассеется в воде. А может попробовать отпустить свою печаль и оставить память о тебе на смертном одре, чтоб наконец начать помнить о новом, пусть уж утонет она? Ноги отцепились ото дна, и я начал всплывать. Всплывать о мечте о земле, где смогу разделить своё одиночество со своей луной, где ты ждёшь меня. Чем ближе я подплывал к поверхности, тем ярче становились лучи, в которых растворялось всё, в которых потерял я тебя. Всё ярче и ярче холодный свет ослеплял меня. К концу я видел лишь белый свет.

Но моя слепота прошла, как только ты убрала с моих глаз свою руку, и оказался я в саду, нет, в поле. Поле деревьев сирени. Каждое дерево напоминало тебя, твою красоту, запах, лучи от волос. Ты убегала от меня в своём чёрном платье, скрываясь среди фиолетового массива. Я шёл за тобой и наблюдал, как прекрасное цвело, но долгий ли его век? Нет, ведь ты убегала в новые годы, где только расцветала сирень, а в старых увядала она. Как бы не старался я догнать тебя, я не мог приблизится даже на метр к тебе, всё время сирень закрывала тебя. Может, мне не стоит гнаться за тобой. Стоило мне остановится, так ты пропала, а я остался среди засохшего поля, где только одно дерево цвело. Возле него был проход, из которого излучался белый свет. Пока я шёл к нему, я думал насчёт того, почему я всё время иду за ней? Она вечно исчезает в глазах и памяти моей, но всё также я пытаюсь найти её в мире безупречном и новом, где я перерождаюсь, но это походит больше на пытку. Может моя любовь и есть моя вина за всё перед жизнью? Но за что мне извинятся? Как только я подошёл к лучезарному проходу, то я услышал:

— А ты помнишь? — Ласково прошептала она.

Я обернулся и увидел, как она протягивает мне руку, будто зовёт с собой снова гулять среди сирени и любить со всей страстью мир снова. Передо мной были все её образы, прошедшие через мою жизнь. Я был свидетелем её красоты, но разве это что-то необычное? До её вопроса я уже решил всё, решил остаться… остаться наедине со своим сознанием, где она останется в воспоминаниях.

— Я буду помнить. — Проговорил я и ушёл в проход.

— А ты изменишься? — На прощание спросила она.

Входил я в проход обилия света, а выходил из дома, который был набит пеплом. Да, я стоял на крыльце той самой сгоревшей усадьбы. Берёза тоже уже сгорела и остался только лес да снег с пеплом, который освещала луна. В этот раз лес не выделялся чем-то особенным, лес как лес. Обычное снежное одеяло, светильник в виде луны, ночное небо было похоже на космический потолок, а деревья выступали в роли человека, который ложился спать. Самая что ни на есть обычная картина леса. И снова только единственная тропинка направляла мне путь, и что мне остаётся, как не идти по ней? Пока я следовал приказу тропы, я вспоминал, как также шёл по городу после доктора. Тогда я также увидел одну дорогу и решил следовать ей, не обращая внимание на окружение. Мои мысли тогда были окутаны словами психиатра. Что он тогда хотел сказать этим: «Проснитесь»? Даже после того, что я прошёл в радости и в свободе, не могу понять подсознание. Вроде осталось неизвестное чувство, которое меня ведёт всю дорогу. Может это любовь, ведь только благодаря ей я следовал за своей звездой? Но разве можно назвать это любовь, когда я всё время один. Это моя тоска. Даже если закрою глаза, то также буду идти по тропе, так как ведёт меня тоска по чувствам, ведёт меня в ту самую пустоту.

Чем дальше я шёл, тем холоднее становилось. Холод пробирал всё моё тело, что даже идти становилось всё тяжелее. Но что-то в конце пути виднелось, это было увядшее дерево сирени. Оно покрылось снегом и окончательно замёрзло. Путь закончился, и я присел под деревцем, уперевшись об него спиной. Единственное, что тогда согревало, — это моя луна. Только её лучи, пробивавшиеся через ветки сирени, могли хоть немного дать своего тепла. Но это не единственное, что тогда могла дать луна. Пока я смотрел на неё, ветки выстраивались в знакомый образ. Волосы, лицо, фигура тела — это всё напоминало мне её. Но почему она снова в моей жизни? Мне больше не нужны последние встречи, пора хоронить её. Хоронить былое. Я достал своё «Письмо»