Наше дело правое - Сергей Раткевич

Вечернее пламя костра мягко танцует свой древний танец.

«Все костры — один костер», — когда-то говорили ему эльфы.

Эти — эти уже не скажут. Потому что — не эльфы. А тролли глупой болтовней не занимаются. У костра они едят, пьют, спят… или поют.

И опять ту же самую песню! Как им не надоест?

— Что за ужасные звуки! Просто отвратительно! И как только боги терпят подобное поношение столь высокого искусства? — раздался старательно-мелодичный голос за спиной, и мальчишка, подскочив от неожиданности, обернулся.

Вокруг него стояли улыбающиеся тролли. Они чуть смущенно вертели в руках эльфийские луки, а бывший волынщик уже начал подбирать на лютне какие-то мелодичные созвучия.

— Вы… что это… как это?! — выдохнул ошарашенный мальчишка.

Вскочившие эльфы тоже разинули рты, даже на троллей стали меньше похожи.

— Да так, — широко ухмыльнулся командир троллей. — Боги сказали, ничье место под солнцем и звездами не должно оставаться пустым. Ну, а поскольку наше место уже занято… И, так сказать, по праву занято. Такие Дети Сумеречных Скал получились — залюбуешься. — Он весело подмигнул эльфам. — Ну, а раз так — и нам отставать не след. Так что теперь Танцующие С Луной — это мы!

И бывшие тролли звонкими голосами запели эльфийский боевой гимн. И бросились обниматься с бывшими эльфами. Два гимна слились воедино и стали просто одной огромной песней. А мальчишка стоял, глядя на все это, и катал на языке слово, которое он им всем подарит. Должен же он хоть что-то подарить им?

Вот не было нигде и никогда тролльфов, а теперь будут!

Мария Микаэлян

КИПРЕЙ

Эсташ Краонский, герой многих битв, участник доблестных кампаний, кавалер различных орденов и полвека как посвященный воин остановился на распутье и не решался свернуть. Он часто ездил здесь и всякий раз в этом месте подумывал, не свернуть ли на юг. И всякий раз оказывалось, что сейчас никак не получится — срочное дело, скверная погода, нет настроения, мало времени. Все потому, что к югу лежала фортреса Роса. Вернее, ее руины.

Рыцарь вздохнул, и слева в груди отозвалось привычным покалыванием. Напоминанием: мало времени. Он повернул коня.

Эсташ отчаянно боялся. Еще бы! Один, ночью, у подножья гиблой скалы, у входа в Черное Ущелье. Два дня назад он просто не поверил бы, скажи ему кто, что это возможно. Может, он и бестолочь, как считает наставник и не устают повторять Эрик, Курт и компания, но не безумный все-таки. Да к тому ж новолуние. Хуже не придумаешь.

Ход в Ущелье и на старый тракт был курсантам строго заказан уложением и грозил розгой и карцером, если ты из простых, и просто карцером, если из приличной фамилии. Впрочем, эти угрозы меркли по сравнению с настоящими опасностями, коих, как известно, Ущелье таило три: встреча с неупокоенным колдуном, удар старого заклятья, непреодолимый искус бессмертной душе. Гибель, гибель и еще раз гибель.

Этот страх — потому что я слишком долго здесь торчу, подумалось Эсташу.

Пока он скакал через пустошь к старой дороге, он был взбудоражен новостями и возложенной ответственностью. Был уверен, что успеет попасть в город вовремя. Потом лошадь угодила копытом в нору дикобраза и сломала ногу. Было ужасно жаль лошади, но ужасней была вина: теперь он не успеет предупредить, не успеет! Пришлось двигаться дальше пешком, впрочем, оказалось, что в скорости он не особо потерял: половина камней древней дороги была за века выворочена то ли на мирные постройки, то ли во время последней войны на укрепления. Скакать по такому тракту все равно было б нельзя.

Звезды светили ярко, Эсташ видел собственную тень, так что пешему передвигаться можно было так быстро, как только позволяли силы. Так Эсташ и бежал по дороге, прыгая в темноте с камня на камень. Взмок, запыхался, но так и не заметил приближающейся скалы, пока не оказался прямо под нею. И теперь сидел на вывороченном когда-то, да и брошенном на обочине блоке, восстанавливал дыхание, боролся с беспокойством и, что греха таить, страхом. Повторял про себя слова, которые Дерек велел передать коменданту.

Дерек бежал к нему, размахивая рукой, разбрызгивая грязь. Кричал что-то на ходу, Эсташ всего не разобрал, ветер снес слова к воде. Падение какое-то, спешно.

Он всегда был артист и насмешник, этот Дерек. Сейчас его лоб нахмурен, глаза сощурены, точь-в-точь наставник-рыцарь, когда рассказывает о битве Семи Храбрых. Только дыхание сбилось, шумно дышит, говорит так быстро, будто все еще бежит.

— Да ты понимаешь вообще, о чем я?! — перебил сам себя Дерек.

— Да, — ответил Эсташ с самого его удивившим спокойствием. — Понял. Нападение, не учебная тревога.

— Мы долго не простоим, но задержим их, чтоб в городе успели подготовиться. Ты должен добраться до города и предупредить. Да не по дороге, а Ущельем — это втрое короче.

Дерек еще втолковывал подробности, которые нужно будет сообщить коменданту, а сердце Эсташа ухнуло куда-то вниз. Идти Ущельем — это врагу не пожелаешь. Лучше сразу, на этом самом месте, притвориться мертвым.

— А… почему именно я?

Дерек посмотрел даже с какой-то жалостью.

— Ты, прости уж, так себе боец. А у нас каждый меч на счету.

Хватит прохлаждаться, надо двигать, вслух подбодрил себя Эсташ. Он где-то читал, что уверенный человеческий голос отгоняет ночные наваждения и страхи. Видимо, его голос не был достаточно уверенным, потому что книжный совет не помог, слова прозвучали глухо и будто завязли в ватной, густой тишине. Тогда Эсташ подумал о товарищах, таких же, как он, зеленых курсантах, которые сейчас обороняют фортресу от настоящего врага.

В день накануне летнего солнцестояния весь личный состав учебного корпуса перевели в Красный форт, «учебную башню», на испытание. Каждый курс держал здесь экзамен в положенный срок. Прежде фортреса была настоящим боевым сооружением, пограничной твердыней, но в Последнюю войну земли к югу от города загубили, остались там сплошные заболоченные пустоши. Тогдашние владыки накрыли единым заклятьем собравшуюся идти на город орду, вражеская армия погибла, но поля превратились в зловонные трясины, а перелески остались стоять мертвыми рощами. Грозный форт на границе непролазных болот не нужен, вот его и отдали учебному корпусу. А Последнюю войну потому и называют Последней, за такие вот последствия. Не за то, конечно, что фортресу курсантам отдали, а за то, что гиблые топи теперь на месте благодатного края. Это еще в прошлом году наставник рассказывал. Жуть берет от того, какой враг мог вылезти из проклятых трясин. Должно быть, чудовищный. Суеверные страхи из детских сказок про наследников древних колдунов никак не могли иметь отношение к действительности, однако же кто еще мог веками таиться в мертвых южных топях? Что будет с защитниками крепости, если он не успеет привести помощь, лучше вообще не думать.