К югу от мыса Ява - Алистер Маклин

— Боюсь, мистер Николсон, вам просто померещилось.

— Быть того не может, — стоял на своем Николсон. На несколько секунд на мостике воцарилась тишина.

— Кто-нибудь еще видел свет? — В бесстрастном голосе капитана улавливались раздражительные нотки.

После паузы — на этот раз уже более продолжительной — Файндхорн резко развернулся на каблуках.

— Рулевой, полный вперед!… — скомандовал он и, обращаясь к старпому, воскликнул: — Эй, мистер Николсон, что вы задумали?

Николсон поспешно опустил телефонную трубку на место.

— Просто попросил еще раз посветить на «Кэрри Дэнсер», — пробормотал старпом и встал к капитану спиной, всматриваясь в темноту.

Сжав губы, Файндхорн шагнул вперед, но остановился, — вспыхнул левый прожектор «Виромы». Его луч какое-то время рыскал по бурлящей поверхности моря и наконец осветил корму «Кэрри Дэнсер».

«Кэрри Дэнсер» находилась уже в каких-нибудь трех сотнях ярдов от «Виромы», и собравшиеся на мостике моряки отчетливо видели, что на палубе тонущего судна открылся какой-то люк, откуда вылезла длинная, как палка, голая рука и принялась неистово размахивать белой тряпкой — то ли полотенцем, то ли простыней. Потом рука внезапно исчезла в люке, а некоторое время спустя высунулась снова: на этот раз с горящим пучком — то ли бумаги, то ли ветоши и махала им, пока пламя не начало лизать запястье. Вслед за тем полусгоревший, дымящийся пучок с шипением упал в море.

С тяжелым протяжным вздохом капитан Файндхорн оторвал от поручня занемевшие пальцы. Плечи его ссутулились, как у старика. Лицо под темным загаром практически обескровилось.

— Прости, мой мальчик, — прошептал он, не отрывая глаз от представшего перед ним зрелища и качая головой. — Слава Богу, что мы вовремя их заметили.

Однако капитана никто не слышал — он остался стоять на мостике в одиночестве. Николсон уже скользил вниз, держась за гладкие поручни трапа и почти не касаясь ступенек. И еще до того, как Файндхорн закончил говорить, старпом успел снять найтовые крепления с первой попавшейся шлюпки левого борта и уже кричал боцману, чтобы тот спешно собрал спасательную команду в удвоенном составе.

С тяжелым пожарным топором в одной руке и большим электрическим фонарем с прорезиненной обшивкой в другой, Николсон быстро продвигался по заваленному обломками палубных надстроек коридору, тянувшемуся от носа до кормы «Кэрри Дэнсер». Стальные листы палубы после пожара покоробились и в некоторых местах вздыбились, повсюду валялись обугленные дымящиеся куски деревянных брусьев. Несколько раз, когда судно под натиском волн сотрясалось всем корпусом, кренясь то на один борт, то на другой, Николсона швыряло на коридорные переборки, и старпом, упираясь в них руками, сильно обжигался, даже несмотря на плотные брезентовые рукавицы.

Преодолев две трети коридора, Николсон заметил справа плотно задраенную дверь. Он отступил от нее назад и ударил ногой по замку, однако дверь, поддавшись лишь на полдюйма в момент удара, осталась на месте. Тогда Николсон что есть сил хватил топором по замку, пнул дверь ногой, она раскрылась — и, включив фонарь, шагнул через комингс. Прямо перед ним на полу лежали две бесформенные, обгоревшие массы — вероятно, тела сгоревших людей; нестерпимый смрад от них ударил старпому в нос, едва он шагнул в распахнувшуюся настежь дверь. Через три секунды Николсон уже снова был за нею. Рядом, с красным огнетушителем в руках, стоял Вэньер — похоже, четвертый помощник тоже успел заглянуть в помещение: широко раскрытые глаза его сверкали болезненным блеском, лицо сделалось матовым.

Николсон развернулся и побежал дальше по коридору. Вэньер кинулся за старпомом, а следом за ними — подоспевшие боцман с кувалдой и Фэррис с ломом. Походя Николсон распахнул ударом ноги еще две двери и посветил фонарем… Пусто. Добравшись до уступа кормовой колодезной палубы, — как раз сюда попадал луч прожектора «Виромы», старпом живо огляделся в поисках трапа и вскоре увидел лишь несколько обугленных досок, валявшихся на покоробленной железной палубе восемью футами ниже — трап полностью сгорел. Тогда Николсон крикнул плотнику:

— Фэррис, — бегом к шлюпке и передайте Эймсу и Докерти — пусть подгребают ближе к корме. Мне все равно, как они это сделают, даже если это рискованно. И выбросьте наконец свой лом.

Вслед за тем Николсон нагнулся и осторожно спрыгнул на нижнюю палубу. Пересек ее в девять шагов и с грохотом хватил обухом топора по железной двери, ведущей в кормовую надстройку.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул он.

Секунды две-три стояла гробовая тишина, затем за дверью послышались взволнованные голоса, мало-помалу слившиеся в один возбужденный гул. Николсон обернулся к Маккиннону и увидел, что лицо боцмана расплылось в широкой улыбке.

Семифутовая кувалда в руках Маккиннона выглядела, как игрушечная. Боцман ударил ею по двери раз семь. Наконец дверь с лязгом отворилась, и старпом с боцманом оказались внутри кормового отсека. Николсон включил фонарь и, сжав губы, начал медленно водить лучом вокруг. В кормовом отсеке было темно и холодно, как в сырой, промозглой камере; пол тоже был железный, а пространства над головой едва хватало, чтобы стоять в полный рост. Трехъярусные железные койки без матрацев и одеял — вдоль переборок, посредине — длинный узкий стол.

В отсеке было человек двадцать: одни сидели на нижних койках, другие стояли, держась за вертикальные стойки коек, но большинство лежали — это были солдаты, и многим из них, казалось, уже никогда не суждено подняться. Несколько человек умерли — Николсон заключил это по восковым лицам и пустым, лишенным всякого выражения глазам. Тут были и женщины — медсестры в юбках цвета хаки и гимнастерках, подпоясанных ремнями, и двое или трое гражданских.

— Кто здесь старший? — гулко прозвучал голос Николсона, отразившись от обитых железом переборок отсека.

— Полагаю, вот он. Вернее, он так считает, — произнесла стоявшая рядом с Николсоном пожилая женщина, маленькая и худощавая, с затянутыми в тугой пучок седыми волосами, выглядывавшими из-под лихо сидевшей на голове соломенной шляпки; выцветшие голубые глаза старушки сверкали решимостью. Она указала пальцем на человека, склонившегося над полупустой бутылкой виски. — Только сейчас он здорово набрался.

— Кто это набрался, мадам? Я, что ли? — Сидевший за столом человек — пожалуй, единственный из всех — выглядел здоровым и крепким, а его лицо, шея и даже уши были цвета жженого кирпича, резко контрастируя с седыми волосами и белесыми щетинистыми бровями. — И у вас еще хватает дерзости ут… утверждать… — Здоровяк тяжело поднялся из-за стола, одернул помятый пиджак и уже более твердо проговорил: — Клянусь небом, мадам, будь вы мужчиной…

— Лучше попридержите язык и сядьте на место. — Не дал ему договорить Николсон и снова повернулся к пожилой женщине. — Будьте любезны, скажите, как вас зовут.

— Мисс Плендерлейт. Констанция Плендерлейт.

— Ваш корабль тонет, мисс Плендерлейт, — без обиняков заявил Николсон. — С каждой минутой он все глубже погружается носом в воду. От силы через полчаса «Кэрри Дэнсер» наскочит на рифы. К тому же в любую секунду вновь может обрушиться тайфун. — Вспыхнули еще два или три фонаря, и Николсон оглядел лица обступивших его людей, не проронивших ни звука. — Так что надо поторопиться. По левому борту, фугах в тридцати отсюда, нас ожидает спасательная шлюпка. Мисс Плендерлейт, сколько человек не в состоянии передвигаться без посторонней помощи?

— Спросите лучше мисс Драхман. Она у нас старшая медсестра, — решительно ответила старушка.

— Мисс Драхман? — выжидающе спросил Николсон.

Из дальнего угла вышла девушка — ее лицо скрывала тень.

— Боюсь, только двое, сэр, — напряженным голосом сказала медсестра. — Все, кто лежит, умерли сегодня вечером. Их пятеро, сэр. Они были совсем плохи… Потом этот ужасный шторм. — Голос девушки задрожал.

— Значит, пятеро, — задумчиво повторил Николсон и покачал головой.

— Да, сэр, — подтвердила мисс Драхман, прижав к себе стоявшего рядом ребенка и плотнее закутав его в одеяло. — С нами еще вот этот малютка. Он очень устал и хочет есть… — Медсестра мягко, но настойчиво попыталась вытащить изо рта мальчугана грязный палец, который тот сосал, как леденец, но малыш увернулся, отрешенно глядя на Николсона.

— Сегодня его накормят до отвала, а потом уложат в теплую постельку, — пообещал Николсон. — Ладно, а теперь пусть все, кто может, идут к шлюпке. Но сначала — самые крепкие: когда будем грузить раненых, надо, чтобы кто-то придерживал шлюпку.

Помедлив секунду, старпом подошел к любителю виски и похлопал его по плечу:

— Вы пойдете первым.

— Но почему я?! — начал возмущаться здоровяк. — Здесь я командир и фактически капитан. А капитан всегда последним…