Нариманов - Илья Дубинский-Мухадзе

Земля из «святого» места — для избранных. Для тех, кто жертвует деньги, драгоценности, баранов. В обиходе же лекарство от всех болезней — холеры, чумы, туберкулеза — бумажка с молитвой, написанной моллой за подобающее вознаграждение. Бумажку полагается опустить в воду, когда исчезнет надпись, целебное питье готово. А там… на все воля аллаха!!

Слепая вера невежественных пациентов, мошенничество безгранично жадных молл-знахарей, почти полное отсутствие врачей-мусульман — зло старое, вековое. Нариманов с ним сталкивается не со вчера, не с третьего дня. Пытался обличить это зло еще в первый год после семинарии, учительствуя в селении Кызыл-Аджили. Бедствие каким было, таким остается. Меняется взгляд Нариманова на жизнь. Известно, самая тонкая пленка па глазу зрение сильно ограничивает или вконец затуманивает. Теперь у Нариманова она понемногу исчезает. Дали обозначаются отчетливее.

«Выбор медицинского факультета, — сказано в биографии, — знаменовал те начавшиеся в нем внутренние сдвиги, которые не могли не произойти в условиях общественной работы в Баку, этом крупнейшем капиталистическом центре, где резче, чем где-либо в тогдашней России, били в глаза ужасающее имущественное неравенство, обогащение одних за счет других и т. п. социальные явления и процессы. «Проклятые вопросы» требовали ответов; их не было, и вот Нариманов бросается изучать естественные науки…

И рукою Нариманова написанное, достаточно существенное: «…Тяжелые жизненные условия, неоднократные удары судьбы мешали мне в достижении намеченной мною цели. Теперь, выдав племянницу замуж, определив остальных детей в учебные заведения, я думаю, что долг относительно семьи мною выполнен и я могу заняться продолжением своего образования, что уже издавна служило моей заветной мечтой».

…В зачитанной в Баку до дыр книге Владимира Ильина — подпись «Н. Ленин» появится позже, через несколько очень важных для Нариманова лет — в книге «Развитие капитализма в России»[19] отмечено: почти вся нефть добывается в Бакинской губернии, и Баку «из ничтожного города сделался первоклассным промышленным центром, с 112 тыс. жит.».

Почти вся нефть России и более половины мировой добычи! 671 миллион пудов в 1901 году. Население снова почти удвоилось — уже 207 тысяч. На промыслах, на нефтеперегонных заводах в морском порту около 70 тысяч рабочих, 30 национальностей и народностей.

Куда ни посмотришь — густой черный лес нефтяных вышек, воткнувшихся в ядовитый дым и зловонный пар. «Магическое слово «фонтан» кружило голову, — рассказывает «наблюдатель» в газете «Искра», — всякий надеялся отвести в свой канал что-нибудь из золотого дождя миллионов. Деньги лились рекой! Капиталы наживались и проживались с американской быстротой. Напоминание об общечеловеческих интересах прозвучало бы резким и смешным диссонансом в этом царстве…»

Здесь ни неба, ни солнца, ни единого зеленого деревца. Земля, люди — все густо обрызгано зеленовато-черной маслянистой жидкостью. Под ногами хлюпает, чмокает топкая грязь, перемешанная с нефтью. Посередине «улиц» глубокие ямы — «амбары» и «озера», до краев наполненные мазутом, и кипящие лужи отбросов, возникающих при очистке керосина кислотой и щелочью. Мучительная смерть грозит тому, кто угодит в плотной ночной темноте в «амбар», да и днем никто не попытается вытащить оступившегося — бесполезно, несчастный мгновенно захлебывается, идет ко дну… Уши раздирают лязг, грохот, скрежет, звон от бурения скважин и тартания нефти.

Двенадцать часов подряд тартальщик в напряжении. Чуть замешкался, не успел затормозить стальной канат, желонка с визгом взлетает под самый купол вышки, ударяет о блоки, вместе с гнилыми перекрытиями грохает вниз. Тартальщик оказывается под грудой обломков… Дело каждодневное, постоянное. По официальной статистике в Сабунчинском нефтепромысловом районе: «Из 33 тысяч рабочих 15 процентов, т. е. 4500 человек, ежегодно получают увечья. Через 6–7 лет все рабочие так или иначе будут увечными. Участь быть калекой неминуема, только один будет искалечен раньше, другой позже». Средняя продолжительность жизни тартальщика — двадцать пять с половиной лет.

В листовке подпольного комитета РСДРП:

«Тот, кто хоть минуту оставался в этом тяжелом, убийственном воздухе от нефтяных газов, которые иссушили нашу грудь, тот, который был оглушен грохотом бурильного станка, тот, который видел нас, работающих по колено в грязи и облитых нефтью, в рваной одежде, с истомленными лицами от непосильной работы, тот, у которого не камень в груди, а сердце, — у того на всю жизнь останутся в памяти условия труда буровых рабочих…»

Гениально сделанная картина мрачного ада видится Максиму Горькому, дважды за несколько лет побывавшему на Апшероне. «Эта картина подавляла все знакомые мне фантастические выдумки устрашенного разума, все попытки проповедников терпения и кротости ужаснуть человека жизнью с чертями, в котлах кипящей смолы, в неугасимом пламени адовом…»

На границах ада днем и ночью дежурят дюжие городовые и раскормленные молодцы с заметно оттопыренными карманами — личная охрана нефте- и рыбопромышленников, пароходных и банковских воротил, негоциантов. Неукоснительно следят, чтобы, упаси бог, в благородные кварталы Николаевской (в честь царя!) и Великокняжеской улиц[20] «не проникли ишаки, верблюды, ломовые извозчики, разносчики воды, а также все лица в пачкающей или дурно пахнущей одежде». Вся мазутная братия!

В причудливо безвкусных белых особняках — зимние сады и родниковая вода, доставляемая за сто верст. А по ту сторону от мощенных булыжником райских кварталов, там, где разбросаны, перепутаны наскоро сложенные из рыжеватого и серого неотесанного камня и глины приземистые домишки, матери строго делят между детьми морскую воду цвета свинцовой примочки, торопливо пропущенную через опреснитель.

Единственный в городе, давно отслуживший свой срок опреснитель кое-как управляется в сутки с шестьюдесятью тысячами ведер воды. Потребность же самая минимальная — 200 тысяч! Еще немного воды привозят баржи на обратном пути из Астрахани. Не все. Кто из владельцев или шкиперов особенно жаден, тот для продажи в трюмы, из которых только что выкачали нефть, заливает воду. В городе не прекращаются эпидемии брюшного тифа, дизентерии, холеры. За недолгий срок бакинцев дважды косила чума…

Тоже «преуспевающий» уездный город Куба. Местный корреспондент газеты «Каспий» спешит поделиться весьма ободряющей новостью: «На днях, как уже у нас сообщалось, все арестанты из старой тюрьмы переведены в новую; переведено туда 200 человек. Новая тюрьма обошлась в 120 тысяч. Что же касается старой тюрьмы, то ее думают приспособить для больницы, которой наш город в данный момент лишен».