Кругом одни принцессы - Наталья Резанова

Убедившись, что очередное похищение царевны Милены никак не сказывается на повседневной жизни Волкодавля, я направилась в гостиницу «Белка и свисток», где у меня был открытый кредит. Выбрала я это заведение не из-за особых удобств. Просто так заведено — именно здесь, а не в «Копытном медведе» и не в «Рассвете полночи» собираются чужестранцы. Не исключено, что услышим какие-нибудь новости относительно нашего дальнейшего маршрута и его конечной цели.

Заняв смежные номера, мы спустились в зал. Лучше было бы оставить Хэма в номере, но удержать его не представлялось возможным. Он требовал компенсации за все предшествующие дни, когда вел себя паинькой. Он желал смотреть, слушать, а больше всего — жрать! В дороге мы отнюдь не голодали, но теперь Хэма потянуло на местную экзотику.

Приволчанская кухня, на мой взгляд, тяжеловата и, безусловно, придется не по вкусу тем, кто любит жареное. Из напитков подают пиво, медовуху, а вино в те времена можно было найти только бухано-тресказское, поскольку монополию на торговлю вином в Волкодавле держал тесть регента. Но того, кто привык на завтрак, обед и ужин получать только конину и кумыс, волкодавльская кухня должна была поражать разнообразием. Хэм тут же заказал «всего и побольше», и едва яства начали ставить на стол, принялся кидаться от одного к другому.

Удостоверившись, что его внимание полностью принадлежит гречневой каше, жирной кулебяке и грушевому квасу, я оглянулась. Зал «Белки и свистка», как обычно, был полон народу. За соседними столами я увидела несколько знакомых рож. Здесь были: странствующий рыцарь Лонгдринк и старый пират Топлесс, степные батыры Бурта-Чино и Бура-Тино, варяги Торстейн, Эйнстейн и Финкельстейн, кельтские воины Блин и Скандал и прочие странники, нередко посещающие Гнилой Базар. У окна дремал жрец Ядреной Матери отец Гениталий. Ему не стоило беспокоиться за свою паству. Жители Волкодавля имели обыкновение поминать богиню всуе, и в зале то и дело слышалось имя богини во всех ее ипостасях. Ибо коренных приволчан в зале тоже было немало. Одни пришли сюда выпить и закусить. Другие вели дела с заезжими гостями, и не всегда эти дела были таковы, чтоб местные резчики могли вырезать их на Досках Почета, украшавших мостовую Гнилого Базара. Мало кто из местных не пытался обдурить глупых чужестранцев, и не мне было осуждать их — в какой стране поступают иначе? Вот и сейчас сквозь общий гвалт слышно было, как ушлый житель сватает иностранцу карту потерянного города Кипежа со всеми его сокровищами.

Этот легендарный город якобы стоял среди лесов Заволчья, где нынче-то и деревни попадались редко. Одни говорят, будто Кипеж непостижимым образом скрылся из виду, дабы его не могли найти нагрянувшие из Суверенного Оркостана на Заволчье злые вороги. Другие — что кипежане дружно направились в Волкодавль на ярмарку и так перепились, что не смогли отыскать дорогу домой. Что верно, то верно — леса в Заволчье повышенной проходимостью не отличались.

Поэтому грядущим искателям потерянного Кипежа могу только посоветовать пенять на себя. Это всё равно что разыскивать невидимую страну Камбалу в Балалайских горах.

Хэм оторвался от миски со щами, к которым приступил после кваса, поднял голову. Взгляд его упал на близкосидящих кельтов, точнее, на их оружие.

— Эй, что это у них за хреновины?

— Тише ты, а то как вломят за оскорбление священного оружия…

— Тоже мне оружие — типа арбузов в сетке…

— Это не арбузы, а деил клисс. Выражение «забить мозгами» слышал? От него и пошло. У них так принято. Мозги убиенного противника смешивают с известкой и пользуют, как снаряд. Одновременно бьют врага и добывают новое оружие.

— А еще нас варварами называют, — пробурчал Хэм, но посмотрел на экономных кельтов с уважением.

Но познавательная беседа тут же была прервана. Около стола возникла девица в платье, расшитом мишурой, и при большом количестве дешевых украшений из стекла и бисера. В Волкодавле их обычно носят служительницы Ядреной Фени, отчего эти украшения в просторечьи именуются «феньками». Волосы у девицы были распущены, опять-таки в знак ее служения, пряди падали на лицо, из-под них виднелись обведенные сажей глаза.

— Привет, люди добрые. Скучаем? Я Кики, могу вас развлечь. — Не дожидаясь приглашения, она плюхнулась на скамейку рядом со мной и, ухватив кружку из-под кваса, плеснула себе из баклажки медовухи. По местным понятиям она имела на это право. И восхвалять себя, расписывая, насколько она ядрена, тоже имела право. На то и кабак. Однако меня смущало то, что свои размалеванные глазки Кики строила не Хэму, а мне. Ладно, на нем не написано, что он принц, но всё же… И когда она стала игриво подпихивать меня костлявым локотком, я вскипела:

— Отвали, Ядрена Вошь! Я не по этому делу!

Девушка отшатнулась.

— Так ты баба, что ли?

— А то!

Вероятно, она покраснела, но под волосами и слоем белил это трудно было определить. Едва не свалив скамейку, Кики бросилась прочь.

Ну вот, напрасно обидела девушку, со стыдом подумала я. Ошибочка вышла, при плохом освещении чего не бывает.

— Чего она умотала? — спросил Хэм. — Типа собирались хорошо посидеть…

— Это я тебе после объясню.

— Чего после? Чего после? Ты же говорила — вопросы задавать без свидетелей! А свидетелей-то и… есть.

Над нами, дыша перегаром, нависал Топлесс. Черная повязка на его незрячем глазу (говорили, что глаз он себе случайно выткнул сам, когда с похмелья брился ятаганом) сползла на нос, нос спорил цветом с малиновым кушаком, тщетно боровшимся с пузом.

— Здорово, как тебя?.. — Он, хоть и одноглазый, мою физиономию помнил, а вот имя, похоже, из памяти выветрилось.

— Конни, — подсказал Хэм.

Топлесс покосился на него и даже зачем-то сдвинул повязку.

— Твой пацан?

— Племянник.

— То-то я гляжу, для сына великоват, для любовника — хиловат. И на кой он тебе сдался?

— Везу его в Чифань, на экзамены.

Город Чифань на Ближнедальнем Востоке находился где-то рядом с конечным пунктом нашего маршрута. И действительно был известен своими учебными заведениями. Топлесс — сплетник, и этим надо воспользоваться. Если кто-то выследит, что нас понесло на Восток, искать объяснений не придется.

Старик достаточно нагрузился, чтобы не задаваться вопросом, с чего нам понадобился Чифань, когда есть школы и поближе. Его посетила другая идея.

— Отдай-ка ты парня лучше мне! Вот пропью хабар — и вверх по батюшке, по Волку, — в порт, где стоит мои гордый корабль «Мизерабль». И снова мы выйдем в огромное море! Лучшее место, чтоб сделать из щенка человека!

При слове «море» Хэм позеленел.

— Ни за что!

— Ну, охота щенком оставаться — воля твоя!

Очень довольный своей шуткой, Топлесс отвалил, забыв подраться с кем-нибудь из нас. Посему я решила, что тоже могу перекусить, и, обнаружив среди всякой всячины на столе миску с рыбой, коей славилась река Волк, и бутылку сухого бухано-тресковского, придвинула их к себе. Пока что всё было тихо-мирно. Относительно, конечно. К Блину и Скандалу подсел бродячий певец и завел слезную балладу о прославленном бойце зеленых полей Рональде, который, будучи покалечен противниками и не в силах держать меч, ради куска хлеба стал шутом при дворе вождя скотского клана Мак-Дональдов, и вынужден был кривляться перед толпами его малолетних детей.

Да, я клоун Рональд, так что же,

Пусть меня так зовут вельможи…

— старательно выводил он, но без особого успеха. Похоже, из музыкальных ладов, которые полагалось знать барду — музыки сна, музыки плача и музыки смеха, — певец освоил лишь первый.

Позади продавец Кипежа продолжал расписывать сокровища потерянного града.

— И речка из лунного серебра. Вся…

В общем, всё было как обычно.

И пока я ужинала, у меня появилось дурное предчувствие. Нет, с качеством еды и напитков это не было связано. Просто слишком хорошо всё складывалось. Шалава легко от нас отвязалась, Топлесс ничего не учудил, Хэм пока что меня слушался. Утверждают, будто в МГБ сотрудникам охраны вживляют индикатор опасности. По собственному опыту знаю, что это неправда. И всё же я чувствовала, что мы, того и гляди, вляпаемся в неприятности порядка от средних до крупных.

Приближалась полночь, когда беда явилась откуда не ждали. И явилась-то она, собственно говоря, не к нам.

В дымном чаду воздвигся некий благообразный старец изрядного роста, облаченный в холщовые порты и с посохом в руке, и возгласил:

Плачу и рыдаю,

Егда наблюдаю,

Что творится в мире,

И, конкретно, на сей квартире!

По щекам его, действительно, струились обильные слезы.

— Это кто? — спросила я, обернувшись к соседнему столу.

Кипежанин, враз позабывший о своем потерянном городе, опасливо прошептал.

— Святой Траханеот Рыдалец. Пророк.

— Вроде не время и не место для пророков.