Рэмбо под солнцем Кевира - Конрад Граф

— Пехлеви, — подсказал Рэмбо.

Ты не останешься без работы, Камаль, — засмеялся Али. — В крайнем случае попытаешься устроиться гидом в "Интурист".

Они зашли в прохладное полупустое кафе, съели по тас-кебабу — рагу из мяса, лука и картофеля, запили дугом и снова вышли на душную оживленную улицу.

— Дуг нужно готовить самому, — сказал Рэмбо. — По своему вкусу: больше сыворотки, меньше — воды. Думаю, здесь не пожалели воды.

— А там я для тебя не жалел сыворотки, — усмехнулся Али. — И не забывай, что здесь вода ценится дороже сыворотки. Ты еще, может, вспомнишь об этом.

Они поднялись по улице, и тут, сразу за поворотом, Рэмбо увидел кирпичную стену красно-желтого цвета, у которой толпилось несколько сот человек. Он сразу узнал эту стену и торчащие из-за нее обрубки серых цементных построек. Макет посольства на плато Колорадо, пожалуй, ничем не отличался от его натуры.

Рэмбо с Али прошли за угол и увидели, что и там стоит толпа. Скорее всего, люди окружали посольство со всех сторон. Они лениво переходили с одного места на другое, словно пытаясь найти щель, через которую можно было бы заглянуть внутрь. Но забор в несколько кирпичей толщиной не позволял удовлетворить их любопытство, и тогда они отпускали в адрес "шпионского гнезда" ядовитые реплики и уходили. Их место сразу же занимали другие. Видимо, здание американского посольства стало для многих таким же местом паломничества, как и какая-нибудь шиитская святыня. Только здесь не молились, а проявляли обычное человеческое любопытство: ну как же, быть в Тегеране и не сходить посмотреть на "шпионское гнездо"!

Рэмбо протиснулся с Али к воротам и увидел тех самых "отважных мусульман", которые не подчинялись ни правительству, ни самому аятолле. Их было не менее трех десятков — чернобородых и бритых, волосатых и лысых, толстых и тощих. И среди них Рэмбо не приметил ни одного, кто выделялся бы военной выправкой. И вместе с тем все эти студенты, торговцы, ремесленники пытались придать себе грозный вид, широко растопырив ноги и крепко сжимая в руках автоматы. Их остекленевшие взгляды были устремлены прямо перед собой, но они, казалось, ничего не видели.

Рэмбо тоже было интересно посмотреть, что там — за забором. Ведь должны же они когда-нибудь открывать ворота! И ему повезло. Вдруг толпа заколыхалась, и его оттеснили с Али в сторону. Рэмбо оглянулся и увидел грузовик с моджахединами. Машина остановилась у ворот, борта ее с громким стуком упали, и моджахедины, спрыгнув на землю, быстро образовали вокруг неё кольцо. В кузове остался стоять маленький толстый бородач в распахнутой на груди черной рубашке. У его ног бугрились три целлофановых мешка.

— Мусульмане! — крикнул толстяк хриплым голосом. — Эти люди, — он указал носком ботинка на мешки, — пытались освободить своих сообщников — американских шпионов. Аллах покарал их безумием! Теперь они здесь, и вы их видите. Такой же конец ожидает всякого, что посягнет на волю народа. Воля народа — воля Аллаха!

Раздался восторженный вопль толпы, и она колыхнулась.

— Но мы не жестоки, — продолжал толстяк. — Мы оставим эти трупы на ночь презренным шпионам, — пусть они совершат над ними свой христианский обряд. А утром мы выбросим их собакам! И так мы будем поступать всегда во имя Аллаха, всемогущего и милосердного!

Толпа снова заревела, и ворота медленно открылись. Рэмбо протиснулся к машине и оказался у ее заднего борта. Он шел за охранником до тех пор, пока его не оттеснили моджахедины, сторожившие ворота. Но он успел заглянуть во двор. И то, что он там увидел, не обрадовало его: двор был полон вооруженных людей.

Рэмбо нашел в толпе Али, и они стали молча спускаться к центру города. А через два часа сели в поезд Тегеран — Хоррамшахр.

Глава 2

— Он здесь, саркар.

Молодой безусый страж исламской революции в зеленой рубахе нараспашку, широких темных шароварах и драных гиве, надетых на босу ногу, со скрежетом отодвинул железный засов. Он мог не подчиняться ни правительству, ни аятолле, но Фуад был правой рукой самого Абдоллы-хана, и этим сказано больше, чем надо. Если все в воле Аллаха, то его карающий меч держал сейчас таинственный и всемогущий Абдолла-хан.

— Подожди меня здесь, — Фуад вошел в котельную и закрыл за собой дверь.

С драного ватного тюфяка, лежащего на фундаменте котла, быстро поднялся заросший черной щетиной человек в помятом костюме, подошел к Фуаду и внимательно посмотрел ему в лицо.

— Кто вы? — спросил он по-персидски. — Кажется, я вас раньше не видел?

— Не видели, — покачал головой Фуад. — Можете говорить по-английски.

Фуад осмотрел котельную и подошел к толстой трубе, идущей по полу вдоль стены.

— Присядем, господин Пери? Том усмехнулся.

— К сожалению, кресла предложить не могу, — он подождал, когда сядет гость, и сел рядом. — Итак, кто же вы?

— Зовите меня просто — Фуад. Мое полное имя вам трудно запомнить, — как бы извиняясь, Фуад улыбнулся Тому. — Скажите, господин Пери, как случилось, что вы оказались в посольстве в тот момент, когда… Ну, вы понимаете, о чем я говорю.

— Я хотел обговорить свой отъезд на родину.

— Вы хотели покинуть Иран? Почему?

Неужели это нужно объяснять, господин Фуад? Том резко встал и повернулся лицом к странному гостю. — Вы так и не сказали, кто вы. Ваше имя мне ничего не говорит. Вы представляете правительство, канцелярию аятоллы или?..

— Вот именно, господин Пери, — или.

— Я так и подумал, — Том сел на тюфяк и отвернулся, показывая всем своим видом, что дальнейший разговор его совершенно не интересует. — Вы обратились не по адресу, господин Фуад. Я бизнесмен и в ваши игры не играю.

Фуад с сочувствием посмотрел на Тома.

— Напрасно вы так со мной, господин Пери. Разве я могу вас обвинять в чем-нибудь недостойном? Вы носите фамилию отца, имя которого…

— Не трогайте моего отца! — Том вскочил со своего ложа и зло посмотрел на Фуада. — Вы недостойны произносить даже его имя.

Фуад спокойно посмотрел на Тома снизу вверх.

— Разве я осмелюсь упоминать имя такого уважаемого человека? Я просто хотел сказать, что ваш отец, видимо, не останется безучастным к судьбе сына.

В глазах Тома мелькнула догадка, ему показалось, что он понял намерения этого Фуада.

— Вы говорите о выкупе? — спросил он. — Отец вам выплатит любую сумму.

— Мы не торгуем людьми, господин Пери.

— Тогда чего же вы хотите? — Том отказывался что-либо понимать.

— Господин Пери, Аллах свидетель, лично мне ничего не нужно. Я в своей жизни привык довольствоваться самым малым. Для меня всегда было достаточно, если человек сохранял чувство благодарности.

— Господин Фуад, вы можете быть уверены, что это чувство мне совершенно не чуждо. Мое воспитание…

Фуад быстро встал и выставил перед собой ладонь.

— Вы опять меня не поняли, господин Пери, — сказал он с искренним сожалением. — Ведь я вам ничего не предлагал и ничего не обещал. Не так ли?

Том хмыкнул и снова сел на свой тюфяк.

— Какой-то бессвязный разговор, — пробормотал он, и вдруг его осенило. — Послушайте, ведь за меня могут поручиться ваши же иранские бизнесмены, которые прекрасно знают меня и с которыми я до конца оставался в самых добрых отношениях. Свяжитесь с ними!

— Кого вы, например, имеете в виду?

— Думаю, одного имени уважаемого Мохаммеда Барати будет достаточно, чтобы оправдать меня в глазах правительства и общественности.

Лицо Фуада окаменело. Как же он мог забыть о Мохаммеде Барати! И теперь, когда Пери напомнил ему о нем, все стало на свои места. Фуад был так потрясен своим открытием, что стал возносить про себя молитву во имя Аллаха, великого и всемогущего, просветившего его разум и открывшего путь к земному спасению.

— Что с вами? — Том встряхнул Фуада за плечо. — Вам плохо?

— Все прошло, господин Пери, — Фуад вздохнул глубоко и улыбнулся. — Просто здесь душно. Вам нельзя тут долго находиться.

— Я тоже так думаю, — Том почувствовал, что Фуад чего-то не договаривает, и в нем стала зреть надежда. — Так что вы мне скажете о Мохаммеде Барати? — напомнил он.

— Все в руках Аллаха, — Фуад поднял голову к потолку. — Аллах всемилостив и милосерден. Господин Пери, я хотел бы, чтобы наш разговор остался между нами. Это в ваших интересах, уверяю вас И еще одно. Никому — слышите? — никому больше не называйте имя Мохаммеда Барати. Это уже не в ваших интересах.

Том удивленно вскинул голову и хотел попросить объяснений, но Фуад уже открыл дверь и, обернувшись, сказал:

— Я попрошу, чтобы вам приносили книги и газеты.

Дверь захлопнулась, и снова раздался противный скрежет засова.

— Ну и что ты скажешь, Фуад? Садись, пожалуйста, удобнее и рассказывай, — Абдолла-хан усадил своего помощника в кресло и сел напротив. — И что же это такое — Том Пери?