Заколдованная страна - Вячеслав Пьецух

При этом монархе, «Которым половцы детей пугали в колыбели, При ком Литва не лезла из болот», как сказано у древнего стихотворца, возродившаяся Киевская империя потеснила соседей на западе и надолго уняла беспокойных половцев на востоке: орда хана Шарукана рассеялась под ударами русского воинства, хан Боняк увел свою рать в Дербент, хан Отрок откочевал в Грузию, и навсегда скрылся за Карпатами хан Татар. Владимир II Мономах умер глубоким старцем, оставив по себе жизнеобеспеченную империю, корону, отороченную соболем, несколько законодательных актов, одно литературное произведение и, в частности, сына Рюрика по прозвищу Долгорукий, от которого мы впервые узнали, что есть такое село – Москва.

В мае 1211 года в нашем небе показалась комета, простояла над Русью восемнадцать дней, и народ воспринял ее как предзнаменование катастрофы; такое случалось и позже, например, шестьсот лет спустя, незадолго до нашествия Бонапарта. Комета не обманула: в тысячах и тысячах верст от русских земель к востоку, в голых азиатских степях, уже сложилось воинственное государство «народа, живущего в войлочных юртах», как называли себя монголы. В шестом месяце 1206 года, года тигра, на реке Ононе собрался курултай монгольских племен, на котором хан Темучин, названный так в честь одного храброго татарского багатура, вождь племени рыжеволосых тайчиутов, сын нойона Есугея и Оэлун из рода олхонутов, был избран главой «народа, живущего в войлочных юртах», под именем Чингисхана.

Впервые о монголах русские услыхали от половцев: неведомый враг, ужасный своей многочисленностью, дикой отвагой и железной организацией, вторгся в половецкие степи и до того напугал нашего старинного неприятеля, что он послал в Киев просить о мире. Новые покорители вселенной возили за собой семьи в кибитках, снабженных огромными скрипучими колесами, лошади у них были маленькие и лохматые, как собаки, питались они преимущественно «белой пищей монголов», то есть разными молочными продуктами, например, сушеным творогом по прозванию хуруг, пили бузу – пиво из проса, носили длинные коричневые халаты, гутулы – сапоги с загнутыми носами и широкими голенищами, а на голове малахаи – большие шапки, отороченные лисьим мехом, тульи которых венчал шарик из сердолика. Они страшно казнили ослушников и врагов, вручную ломая им позвоночник, были вооружены китайскими мечами с круглыми гардами, арканами, луками и длинными копьями с крюком у жала, идя в атаку, они кричали «Урагша!», что значит «вперед» – откуда, между прочим, пошло наше «ура» – и этот боевой клич был якобы пострашней половецкого визга, к которому попривыкли наши бородачи. Их ханы, нойоны и темники заплетали волосы в длинные косы, висящие по бокам, носили сложную одежду, расшитую золотыми драконами, а Субедэ и Джебэ, непобедимые воеводы, совершали походы в подвижных ставках, то есть в юртах, поставленных на колеса, которые тянули до ста волов. На Руси прозвали этот народ – татаре, то ли по имени половецкого хана Татара, особливо ненавистного за дикий его разбой, то ли по имени одного, монгольских племен, бывшего в авангарде. В начале зимы 1237 года четырнадцать туменов татарского войска, номинально руководимого малолетним ханом Бату, внуком Чингисхана от старшего сына Джучи, вторглось в пределы Рязанского княжества, и его встретил один только тамошний князь Юрий Игоревич с десятью тысячами конницы и пехоты. В результате двух татарских рейдов вдоль и поперек нашей земли были покорены и разорены все русские княжества, за исключением Новгорода и Пскова, до которых враг не дошел какой-нибудь сотни верст; тамошний князь Александр Ярославович, правнук Владимира II Мономаха, будущий наш невский и чудский герой, расчетливо предпочел не связываться с татарами и даже пошел в приемные сыновья к хану Бату, не смутившись тем, что названный отец был младше его на четыре года. Впрочем, монголам следует отдать должное: они оставили в неприкосновенности наш государственный строй и только выдавали Рюриковичам ярлыки-лицензии на княжение, из-за каковых те постоянно грызлись промеж собой, и одна «гроза ханского гнева сдерживала забияк», как сказано у Ключевского, они не вмешивались в дела церкви, отнюдь не навязывали нам свою Великую Ясу, законодательство Чингисхана, которое он за безграмотностью продиктовал китайским писцам; в сорок пятом году татаре провели первую в истории Руси перепись населения,. и мы, наконец, узнали, сколько нас, русаков, числом, они обложили нашу страну весьма скромной данью в одну десятую часть доходов, так что от пресловутого татаро-монгольского ига, если как следует присмотреться, только и останется, что несколько карательных экспедиций, бесермены – сборщики налогов, от которых пошло наше уничижительное «бусурмане», да номинальная зависимость от Орды. Пожалуй, больше страдала Русь от своих природных князей, вообще настолько дурно показавших себя в ту драматическую эпоху, что и семьсот пятьдесят лет спустя за них совестно перед миром. Только Василько Ростовский, плененный в 1238 году, материл в глаза Бурундая и ни за благополучия не соглашался служить татарам, почему и был казнен 4 марта в Шеренском лесу, да еще выказал национальное достоинство перед лицом кочевников, которые поклонялись духам перевалов и считали письмо колдовскими знаками, князь Михаил Тверской, зарезанный за гордыню, а прочие рюриковичи настолько сжились с монголами, что охотно женились на ханских чадах, кулачно дрались в Сарае за ярлыки, интриговали друг против друга перед преемниками Бату и наводили татарские отряды на земли своих соседей. Словом, измельчали потомки Святослава Игоревича, доблестного воителя, даже как будто на руку им пришлось нашествие степняков: и без того имея опыт деспотического, так сказать, экстенсивного способа государственного правления, они до того распоясались при монголах, до того укрепились в азиатских своих ухватках, что как будто даже на руку им пришлось нашествие степняков. Видимо, именно в эту пору сложился тип русского государя, который считает единоличную власть высшим политическим идеалом, всех и вся подозревает в покушении на нее и поэтому работает исключительно на поддержание своей власти, а не на вящее государственное устройство, который в условиях перманентной войны полагает вооруженную руку средством решения всех проблем, который ни во что не ставит личность своего подданного и думает только о том, как бы его прижать. И хотя в русских монастырях еще писались и переписывались фолианты самого цивилизованного направления, жило в хижинах и хоромах сознание европейства, уже проник в нашу жизнь чисто саранский дух и, причудливо наложившись на славянскую благостность, со временем вылился во всяческое небрежение, хладнокровное отношение к внешней стороне жизни, целиком подвластной залетному баскаку-карателю и собственному князьку. В общем, как-то сник, пригас, извратился некогда бодрый способ русского бытия, оборвались всуе налаженные связи с 3ападом, и на целые столетья вперед наш народ обречен был вариться в собственном, прогорклом, московско-сарайском соку, зажатый между Золотой Ордой, ливонскими немцами, Литвой, Польшей, так что всего два века спустя в Европе были сильно удивлены, узнав от странствующего рыцаря Поппеля о существовании какой-то Руси, возглавляемой государем, который называется цезарем и контролирует огромные пространства к востоку от Даугавы; германский император Фридрих III от щедрот своих предложил было русскому самодержцу звание короля, но Иван III ему ответил, что-де и без соизволения Запада он, слава богу, помазан править своей отчизной…

В эту минуту я, видимо, краем уха зацепился за какие-то значительные слова, ибо внезапно оторвался от своих дум, как бы пришел в себя.

Ольга пела:

В те дни, когда теснились грезыВ сердцах людей, прекрасны и ясны,Как хороши, как свежи были розыМоей любви, и славы, и весны…

Тараканий Бог рассуждал:

– … Из чего мы делаем такой вывод: претензии не к цели, каковая у всех одна, а к средствам ее достижения, которые у всех разные. И монархисты, и христианские демократы, и консерваторы, и социалисты, и коммунисты – все в той или иной мере чают Царствия Божия на земле, только одни стремятся к нему все больше мирком да ладком, а другие непременно путем разрухи. Это, между прочим, дерзкая политическая идея, но в смысле конечной цели партийность никакого значения не имеет.

Я сказал

– Мысль продуктивная, спору нет.

– Именно, что партийность, – продолжал Тараканий Бог, – полная чепуха, поскольку это без разницы, каким путем вы, положим, идете к смерти, социал-демократическим или консервативным. Но, конечно, удивительней всего, что результаты примерно одни и те же. Просто у нас они, результаты то есть, выглядят откровенно нечистоплотными, выпукло безобразными, потому что мы меры ни в чем не знаем, а так – что у них бедлам, что у нас бедлам, разницы в принципе никакой… Разве в условиях демократической избирательной системы германские социалисты не привели к власти Гитлера, который их же вскорости уничтожил? Разве в последнюю воину американские демократы не засадили миллион своих, американских японцев на всякий пожарный случай в концентрационные лагеря? Разве английские консерваторы за два несчастных островка у берегов Аргентины, то есть «за сена клок», как сказано у Шекспира, не посылали на смерть дивизии своих подданных?