Страна Дураков - Сергей Стукало

– А что у нас в кирпичах? – спросил он.

Коварству этого вопроса поразились даже видавшие виды ветераны таможенной бригады.

Витя же и вовсе не нашелся что ответить. На что ночной истязатель, к вящему веселью коллег, попросил его на выход. В здание таможни. На рентген. С кирпичами.

Когда придерживающий подбородком стопку кирпичей Витя, с трудом переставляя ноги, выходил из вагона, его провожали все! Размазывая счастливые слезы, рыдала, заходясь приступами смеха, не только таможенная бригада – рыдали все пассажиры злосчастного вагона.

На пути к таможне крылатая слава обогнала Витю. Высыпавшая в коридор ночная смена Чопской таможни откровенно веселилась, расступаясь перед натужно пересекавшим служебный коридор Витей.

– Поаккуратней надо! – сделал замечание таможенник и недовольно покосился на сваленные Витей у входа в рентгеновский кабинет кирпичи.

– Я за специалистом, ждите здесь! – и он оставил Витю наедине с продолжающими любопытствовать сотрудниками таможни.

Минут через десять томительного ожидания появился специалист.

Он отпер дверь, и вскоре все кирпичи просветили. Естественно, что ничего запрещённого к ввозу в СССР в них не обнаружилось.

– Можете быть свободны, – сказал таможенник. – Поезд отправляется через пятнадцать минут, так что поторопитесь!

– А кирпичи? Нам этого добра не надо! – повысил он голос в ответ на попытку Вити улизнуть налегке.

Чертыхаясь, Витя уложил кирпичи в стопку и уже привычным рывком оторвал их от пола.

Бросить опостылевший груз в ближайшую канаву вблизи выхода из здания таможни ему не разрешили. Человек десять таможенников, старательно сохраняя на лицах выражение казённой требовательности, проводили Витю до самого вагона.

У подножки вагона Витю поджидал очередной сюрприз.

– Не пущу! – сказал проводник. – Провоз строительных материалов в пассажирском вагоне запрещён!

– Пускай уж! А то сейчас весь состав тормознём! За засорение территории таможенного терминала! – вступились за Витю таможенники.

Проводник нехотя посторонился.

Спустя полчаса, сразу после пересечения санитарной зоны, Витя заперся в туалете мерно постукивающего колёсами вагона. Стиснув зубы, он по одному выбрасывал ненавистные кирпичи в темень оконного проёма.

Выбросив очередной снаряд, Витя замирал и чутко прислушивался.

Убедившись, что метание прошло без последствий, он вздыхал и наклонялся за следующим кирпичом.

20.05.2004 г.

За попытку угона

Моему другу, прекрасному рассказчику и неоднократному победителю телевизионных конкурсов «А вам слабо?» Игорю Ивановичу Денисову

В офицерском кафе работало два кондиционера. С августовским ашхабадским зноем они явно не справлялись, и всё же, благодаря этим рожденным в соседнем Азербайджане ящикоподобным близнецам, кафе было самым прохладным местом в артполку. Но не только и не столько прохлада привлекала офицеров-артиллеристов. Причина популярности заведения была в другом – местный Военторг бесперебойно обеспечивал свои торговые точки довольно приличным красноводским пивом. На фоне местного мутновато-кислого пойла с невзрачной этикеткой на русском и туркменском языках, которое и язык-то не поворачивался называть пивом, красноводский продукт выглядел божественным нектаром.

Основной наплыв посетителей наблюдался к вечеру, когда в кафе заходили охладиться и отметить окончание ещё одного дня службы утомлённые здешним солнцем "боги войны" (артиллеристов, в традиционной русской военной Табели о рангах называют "Богами войны"). В дневное же время было трудно застать момент, когда, неторопливо попивая пивко, за столиками находилось бы больше трёх-четырёх офицеров. Служба… – она к такому расслаблению не располагает.

Вот и сейчас в кафе было всего три посетителя – смакующие красноводское светлое офицеры были в равных званиях. Если бы главным героем повествования не был только один из них, то у автора был бы соблазн назвать этот рассказ "Три капитана".

За ближним от стойки столиком сидел начальник связи артполка капитан Игорь Денисов со своим, проездом оказавшимся в Ашхабаде, давним другом. В углу, в тени пыльных штор, под пыльным фикусом допивал уже вторую бутылку красноводского светлого пыльный капитан, имя и фамилия которого, за древностью владельца, были почти забыты большинством из сослуживцев. Называли его просто и незатейливо – Петровичем. Пожилой капитан настолько сросся с полученным от собственного отчества прозвищем, что большинству его коллег и в голову не приходило, что у этого ветерана военной службы может быть имя, тем более фамилия. Услышав его фамилию по телефону или встретив её в денежной ведомости, они не сразу понимали о ком, собственно, идет речь.

Петрович – он и есть Петрович.

И в самом деле – какая может быть фамилия у детали пейзажа?

Однако у проезжего капитана Петрович определенный интерес вызвал. Дородная буфетчица скрылась в подсобке, а потому бабы, как естественный объект интереса, из и без того скудного местного списка развлечений выпали. Среди достойных внимания явлений остались красноводское светлое и Петрович. Ещё то чудо природы. Даже в богом забытом САВО (Среднеазиатском Военном Округе) не каждый день встретишь столь потрепанного службой офицера.

Сказать, что Петрович был худ и морщинист – слишком мягко сказать. Он был буквально высушен свирепым азиатским солнцем. Когда Петрович скупым изящным движением пустынного варана подносил к губам кружку с пивом, казалось, что оно начинает чудесным образом испаряться, ещё до того, как его губы касались прохладной пены.

Петрович казался символом армейской жажды САВО.

Рубашка с короткими рукавами на этом ветеране-артиллеристе выцвела до естественного желтоватого цвета тканевой основы. Погоны были настолько чумазы и измяты, что казалось, будто их во время пустынного перехода усердно жевал оголодавший верблюд. Рассыпанные по складкам погон звёздочки соответствовали капитанскому званию более чем условно – скорее изображали смесь затейливых акробатических этюдов и иллюстрацию к понятию броуновского движения из школьного учебника физики. Разношенные коричневые туфли Петровича скорее напоминали банные шлепки, а форменные брюки, просрочившие все мыслимые сроки носки, напрочь утратили способность иметь наглаженные стрелки, зато приобрели цвет и текстуру кожуры увядших клубней прошлогоднего картофеля.

– Что это за чудо? – спросил приезжий капитан.

– Это? – рассеяно переспросил Денисов, – Это Петрович. У него по молодости случилось взыскание от Начальника Генерального Штаба. Вот и застрял в капитанах. Навеки.

– От какого начальника штаба? – не сразу врубился приезжий.

– Начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР, – будничным голосом разъяснил Денисов.

Оба сосредоточенно замолчали. Надо сказать, что военный человек может быть наказан любым вышестоящим прямым начальником. И, чем он, этот начальник, выше, тем менее реально последующее снятие полученного взыскания. Дисциплинарный устав гласит, что снять взыскание может либо наложившее его лицо, либо другой прямой начальник, стоящий по отношению к наложившему взыскание выше по служебной лестнице. Добавим, что без снятия взыскания дальнейший служебный рост офицера невозможен.

В наших Вооружённых Силах выше Начальника Генерального Штаба только Министр Обороны. Для простого капитана и его начальников ступеней на десять вверх – это абсолютно недосягаемый уровень. Никто и никогда не рискнёт привлекать внимание столь вышестоящих особ, ходатайствуя за ничтожного капитана. Не рискнёт вовсе ни в силу его ничтожности – чувство самосохранения не позволит никому даже помыслить об этом. Разве что Петрович не насовершает чего настолько значимого, что будет достоин звание Героя Советского Союза. Не менее.

– Где это его угораздило? – не сразу осмыслил сказанное приезжий капитан.

– На целине. Кстати, если угостишь Петровича пивком, он тебе сам всё расскажет. Ещё та история…

Пару минут спустя Петрович уже сидел за одним столиком с молодыми капитанами, с удовольствием дегустируя неожиданное угощение. Дегустировал и рассказывал.

– Был я молодой и зелёный. Свежеиспечённый капитан, вроде вас, – вещал он.

– Послали меня по разнарядке на целину. В Казахстан. В один из колхозов. На уборку урожая. На два месяца. Назначили командовать выделенной от нашей дивизии сводной авторотой.

Через две недели на одном из наших ЗИЛов стуканул двигатель. Отправили его на ближайшую МТС в немецкий колхоз для ремонта. Кинули жребий – присматривать за водилой выпало мне.

Три дня немцы перебирали нам движок, а мы с водилой по вдовушкам самогон пили.

На четвертый день будят – машина и обед готовы.