Что случилось с экспедицией Русанова. Версии и находки - Андрей Н. Зобнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все существующие на сегодняшний день версии о находках острова Попова – Чухчина упускают самое важное обстоятельство во всей этой трагической истории, без которого невозможно понять устремления В. Русанова как начальника экспедиции. Уже упоминалось, что с опозданием на месяц вслед за «Геркулесом» на восток шла хорошо снаряженная «Святая Анна» лейтенанта Г. Брусилова. Не знать об этом Русанов не мог, а следовательно, ждал их для того, чтобы сообщить о непроходимых льдах на востоке и организовать сов- местную зимовку, более безопасную в продовольственном отношении. В. Русанов опасался только того, что Г. Брусилов, также столкнувшись со льдом, зазимует неизвестно где. Поставив себя на место начальника экспедиции, нетрудно догадаться о его дальнейших шагах. Вместе с капитаном А. Кучиным и штурманом К. Беловым они могли предположить, что «Святая Анна» пройдет на восток, в видимости береговой линии. Для того чтобы дать ей сигнал, необходимо установить пост на одном из северо-восточных островов шхер Минина. Таким местом и стал остров, позже названный островом Попова – Чухчина. К тому же прислоненный к торчащему камню плавник мог быть частью большого сигнального костра, приготовленного на случай появления судна. Место, где он расположен, хорошо видно с моря в большом секторе. Но ранние морозы и образование обширного припая свели к нулю вероятность выхода сюда «Святой Анны». Предположив, что Георгий Брусилов встал на зимовку ближе к устью Енисея, Владимир Русанов распорядился пост снять.
Много сомнений у исследователей вызывают место расположения лагеря и остатки костра на мысе Русановцев на острове Михайлова. Не проще ли было все это установить внизу, рядом с плавником, – задавались они вопросом. Можно предположить, что лагерь с кострищем на мысе Русановцев – это не что иное, как сигнальный костер для пешей партии или для судна. Если принять во внимание неуемный характер В. Русанова, то все становится на свои места. Мало сомнений в том, что начальник экспедиции, капитан судна А. Кучин и штурман К. Белов совершали походы с обследованием близлежащих островов и на восток, вдоль берега Харитона Лаптева. Их интересовал прежде всего припай, который не вскрылся в прошлом году. Его мощность и ширина помогли бы понять, можно ли идти к мысу Челюскин.
В темное время года далекие вылазки были опасны. Ориентиром в походе служит береговая линия, но в условиях короткого полярного дня сигнальный пост на мысе становился жизненно необходимым. Возможна и такая ситуация, когда вышли сроки возвращения береговой партии, и команде пришлось таскать плавник на возвышенность этого мыса для сооружения костра и дежурства возле него.
Насколько далеко на восток продвинулась береговая партия Русанова, могли бы прояснить материалы все той же экспедиции Бегичева – Якобсена, которая в шести километрах от северной оконечности мыса Стерлегова обнаружила еще одну стоянку. Известный полярный геолог, исследователь Таймыра Николай Урванцев писал:
«…Якобсен нашел брошенные санки, по виду совершенно не похожие на те, что есть у нганасан. Они были сходны с санями, которые Якобсен видел в Норвегии. Копылья у найденных саней были прикреплены к полозьям стальными тросиками. Между копыльями в качестве распорок вставлены изогнутые медные трубки, такие же трубки имеются спереди между загнутыми вверх концами полозьев. Сами полозья подбиты снизу тонкими железными пластинами. Около саней были видны остатки костра, но никаких предметов или их обломков не оказалось»[29].
В 1934 году эти же нарты обнаружили зимовщики полярной станции «Мыс Стерлегова». Начальник станции К. М. Званцев писал: «Найдены брошенные сломанные нарты, вероятно, изготовленные на каком-либо корабле, так как они скреплены судовыми медными трубками… Работа прочная, в расчете на дальний путь»[30].
Конечно же, полной уверенности в том, что санки принадлежали экспедиции Русанова, нет, потому как они равно могли принадлежать норвежцам со шхуны «Мод» полюсной экспедиции Руала Амундсена (1918–1925) или спасательной экспедиции Отто Свердрупа на барке «Эклипс», зимовавшей в 1914–1915 годах примерно в 90 километрах к востоку от мыса Стерлегова. Но вряд ли эти хорошо экипированные экспедиции пользовались самодельными санками.
Доктор И. И. Тржемесский в своем «предварительном отчете экспедиции на ˝Эклипсе˝ для поисков экспедиций лейтенанта Брусилова и геолога Русанова» отмечал, что для пеших партий на борту судна помимо сделанных в Христиании 3 нарт из ясеня весом 32 килограмма, имелись «2 санок, которыми пользовались для доставки на судно плавника, льда и прочего. 3 нарт, в общем таких же, как изготовленные в Христиании. 2 нарт, полозья которых сделаны были из лыж»[31]. То есть ничего похожего на санки мыса Стерлегова на судне «Эклипс» не было.
Что же касается полюсной экспедиции Р. Амундсена на шхуне «Мод», то поставкой снаряжения экспедиции занималась компания «Хаген», которая предоставила лучшие на то время оружие, боеприпасы, нарты, лыжи, крепления к ним и т. д.
К тому же «тонкие железные пластины» и «стальные тросики», используемые в санках, упоминаются С. А. Рыбиным в описании предметов мыса Русановцев как «железная тонкая полоса – подшивка полозьев саней» и «маленькие обрывки стального троса диаметром 3,5 мм».
Эти и другие сведения о возможных стоянках экспедиции своей географией вписываются в теорию, согласно которой местом зимовки мог быть мыс полуострова Михайлова. Расстояния между точками предполагаемых стоянок с центром на мысе Русановцев составляют около 90–100 километров, что вполне доступно для пеших путешествий.
И вот здесь необходимо разъяснить еще одно обстоятельство, которое поможет придвинуться к более реалистичной версии судьбы русановской экспедиции.
Как уже говорилось, осенью начинается образование мощного припая северо-восточной части Карского моря. Вдоль границы припая образуются протяженные участки с открытой водой или молодым льдом толщиной до 30 см. Полыньи образуются из-за особенностей ветрового режима арктических морей, когда южные и юго-восточные ветра отрывают морской лед от припая. За границей припая северо-восточной части Карского моря образуются две полыньи – Центральная Карская и Западная Североземельская.
Центральная Карская полынья является постоянной, ее повторяемость превышает 75 %. Западная Североземельская полынья относится к устойчивым полыньям, ее повторяемость в среднем превышает 50 %, изменяясь в течение зимнего сезона в пределах 50–85 %. Средняя ширина полыней в период их существования колеблется в пределах 20–35 км. Завершается формирование ледяного покрова северо-восточной части Карского моря в конце мая – начале июня[32].
Все эти сведения наталкивают на мысль, что Русанов во время
