Марион: история ведьмы (СИ) - Крыж Эллин

Благодаря своему прочному положению при дворе и сильной поддержке нескольких фаворитов Его Величества, колдунья Маржери могла себе позволить и более смелые заявления. В Лувр она отправлялась теперь только в сопровождении двоих телохранителей. Дом в Люксембургском квартале превратился в роскошный особняк. Марион по-прежнему помогала ей, так же как все другие участники союза. И так же, как они, получала свою долю прибыли. Хотя львиная доля денег к огорчению Барбары уходила на декорации: костюмы, магические шары, зеркала, отделку особняка и прочую чепуху, не считая сырого мяса для филина и рыбы для кота, без которых никак нельзя было обойтись.

Марион была очень занята. В любое время дня и ночи ей приходилось быть готовой к поездке в Люксембург.

Огюстен не появлялся. Рене грустил, потому что маленькая девочка из соседнего дома, его подружка, тяжело болела. Денег на хорошего врача у ее родителей не было, к репутации Марион они питали глубокое презрение, подкрепленное страхом. Они утверждали, что в болезни их дочери виновата она, ведьма живущая по соседству, и грозили донести на неё в церковный суд.

Всё это не радовало. Марион чувствовала, что ей остро необходимо с кем-нибудь поделиться своей усталостью. Но из-за плохой погоды и ежеминутной возможности вызова к Маржери она никак не могла выбраться на Монмартр и слегка отдохнуть в "Ликорне" в обществе Марселы Фарду.

Огюстена она не видела больше месяца. Иногда заходила кошка, та самая, пестрая, по наглости схожая с Огюстеном. Но занимала она намного меньше места и если так же, как он, не умолкала ни на минуту, то ее мурлыканье значительно меньше действовало на нервы.

И всё-таки Марион чувствовала, что обделена чем-то важным. Так чувствует себя человек давно не видевший солнца. Она говорила себе, что именно в этом причина — в дожде. Который день льет дождь. На душе — смутная серость, она действительно скучает по солнцу, хотя, когда оно есть, никто особенно не обращает на него внимания.

Правда сердце подсказывало, что такое бывает не только с солнцем…

* * *

В один из ранних вечеров, когда на улице было уже совсем темно из-за дождя, Рене услышал шорох за окном. Кто-то царапал стекло.

— Мама, как думаешь, это наша кошка?

— Открой, посмотри, — безразлично ответила Марион. Она сидела на низкой скамеечке у камина и следила, чтобы не выкипел суп.

Рене отворил окно. Черная фигура взобралась на подоконник. Взмахнув мокрым плащом, как летучая мышь крыльями, человек спрыгнул в комнату.

— Добрый вечер.

Марион всплеснула руками:

— Господи, тебя мне только и не хватало!

— Тише, — попросил Огюстен, быстро закрывая ставни. — Надеюсь, ты действительно скучала?

— Ни капли!

— Ладно, я ненадолго.

Освободившись от тяжелого плаща, он упал на кровать и закинул скрещенные ноги на деревянную низкую спинку. Закрыл глаза.

— Ты что заболел? — спросил Рене, садясь рядом.

— Да нет, пришлось порядком побегать за этот день. Устал.

— Где ты пропадал?

Огюстен качнул головой из стороны в сторону:

— И тут и там. Дела. А у вас, как жизнь?

— Так себе, — вздохнул Рене. — Скучно. Ничего не происходит. — Везет же людям! — засмеялся Огюстен, из-под опущенных век быстро глянув на Марион.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4(5)

Она не оборачивалась и старательно делала вид, что всё это ее не касается. Даже со своего места у камина она слышала постепенно успокаивающееся прерывистое дыхание мужчины и чувствовала, что он появился неспроста. Сердито налила рюмку коньяка и протянула Огюстену. Тот немедленно пружинисто сел.

— М-м… Спасибо, ты — ангел, — кивнул он, возвращая пустую рюмку. — Мне вообще то пора…

Рене умоляюще посмотрел на маму.

— Так, — сказала Марион, решительно уперев руки в бока и стараясь вообразить, что бы на ее месте сказала Марсела. — Вы, месье, пойдете куда вам угодно лишь после того, как всё объясните. И если я сочту нужным вас отпустить. Выкладывайте, в чем дело!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Огюстен протянул руку, отстранил ее и встал:

— Мне правда пора уйти.

— Всё-таки, что случилось?

Он прислушивался к какому-то шуму на улице. В ответ на ее вопрос скорчил кислую мину, ему не хотелось говорить.

— Вообще-то, за мной гонится полиция.

— За что?

— За драку, обычное дело. Эта каналья, кажется, был дворянин. Ну, а мне наплевать, честные господа не играют краплеными картами! Вот я и… Врезал ему.

— Шпагой? — ужаснулась Марион.

— Если бы! Кулаком в зубы. За это вряд ли посадят, тут сразу виселица, без разговоров.

— Что будете делать? Бежать из города?

Огюстен беспечно двинул плечом:

— Зачем? Да и куда мне бежать. Фараоны меня в лицо не видели, переждать бы пару часов и всё. Правда, если он сказал приметы, они немножко покрутятся в студенческом поселке, вокруг Сорбонны, возле университета, но это на пару дней.

— Короче, — прервала его Марион, — вам нужна неделя, не меньше?

— Пожалуй, да. Но не волнуйся, я завтра отправлюсь к себе, в Пасси.

— Они могут добраться и туда.

— Могут, — спокойно согласился он. — А что делать. Ладно, извини, я пойду. Постучусь в "Ликорн". Я бы сразу туда и пошел, но твой дом был ближе. Прости.

Первый раз за время их знакомства он за что-то извинялся. Марион уже поняла, что он вот так и уйдет, не желая просить ее о помощи.

— Оставайтесь, — неожиданно для себя сказала она. Огюстен никак не отреагировал на предложение, просто встряхнул плащ, который держал в руках, и повесил его на гвоздь, рядом с накидкой Марион. Рене взглянул в окно:

— Во дворе полицейские. Хорошо, что ты останешься тут.

— Хорошо, нечего сказать, — пробормотала Марион.

Огюстен наклонился к ней:

— Не волнуйся, буду спать у твоей двери, как собачка, — шепнул он ей на ухо. — Пока сама не позовешь.

— Не надейтесь, — так же тихо ответила Марион. Достала из сундука еще одно одеяло и вытащила из их постели тюфяк. Зимой они с Рене спали на двух, так было теплей. Теперь она бросила один на пол, правда не под дверью, а у камина. Огюстен молча повел бровями, давая понять, что оценил ее заботу о ближнем. Марион в ответ зашвырнула в него подушкой.

— Приятных снов, месье, — сказала она, укладываясь в постель, и потушила свечу.

Наутро, после спокойно прошедшей ночи, Марион рано уехала в Люксембург, бросив мужчин одних. Вернулась она к обеду. Почувствовала легкое волнение, когда во дворе ее встретил только Рене. Но, услышав, что гость наверху, тут же успокоилась.

Огюстен остался у них. Видя его каждый день близко, Марион оценила, что, пожалуй, приятно, когда есть с кем поговорить в любое время суток. Ну, если этот кто-то тебя понимает, конечно, и ведет себя прилично. Огюстен ее прекрасно понимал, но насчет второго были некоторые сложности.

4(6)

Получив довольно чувствительный толчок кулаком в грудь, Огюстен отошел и сел на край кровати. Уже не первая попытка поцеловать Марион окончилась ничем. Первый раз она закатила ему пощечину, после чего он больше никогда не приставал к ней без предупреждения. Но и с предупреждением, когда он, сидя рядом во время разговора, хотел нежно обнять ее за плечи, Марион останавливала его. Он не особенно часто возобновлял свои попытки и не устраивал женщине травлю в границах ее комнаты, но она всё равно сердилась, хотя редко говорила об этом. Достаточно было взгляда, чтобы понять.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Рене не было дома. Мать отпустила его к Филиппу на день рождения. Они давно дружили с сыном мамаши Фарду, и Марион была спокойна. Поскольку "Ликорн" находился неблизко, Рене уехал в карете колдуньи, чем немало гордился. На ночь он останется там, а завтра Марион обещала сама приехать и забрать его. Пользуясь тем, что они только вдвоем, Огюстен снова переступил черту дозволенного и как всегда наткнулся на запрет.