Загадка архива - Николае Штефэнеску

— А у этой женщины, которая содержит девочку, есть деньги?

— Бог её знает… Честно говоря, я этим даже и не интересовалась. Я думаю, что есть, раз она взяла на себя такую обузу. Ведь её никто не заставлял.

У Эмиля было ощущение, что женщина может сообщить в связи с дочерью танцовщицы что-то важное, но колеблется. Он решил не торопить событий и не осаждать её вопросами, которые могли бы её испугать.

— Я задал вам этот вопрос, так как думал, что вы любили Дойну. Ведь даже при жизни матери девочка была больше с вами.

Эмиль попытался применить другую тактику и, кажется, не ошибся.

Хозяйка начала проявлять признаки беспокойства. Волнение, которое она больше не могла скрыть, овладевало ею всё сильнее. Вдруг во дворе послышался шум мотоцикла.

— Это муж! — воскликнула Ирина, подбегая к окну.

На улице стемнело. Они лишь сейчас заметили, что пролетело много времени, и в комнате наступили сумерки.

— Пожалуйста, не говорите ему, зачем вы пришли… — быстро сказала женщина и добавила: — Не следует откапывать мёртвых.

В комнату вошёл муж Ирины, высокий мужчина лет пятидесяти пяти. Он в недоумении остановился в дверях, потом, вспомнив о хороших манерах, сказал «добрый вечер» и слегка поклонился. На нём был кожаный пиджак и облегающие вельветовые брюки, вероятно, привезённые из какой-нибудь заграничной поездки. Снимая мушкетёрские перчатки, в которых он водил мотоцикл, он вопросительно смотрел на гостей беспокойными чёрными глазками.

Эмиль и Ана поднялись, и Эмиль обратился к хозяину:

— Извините, пожалуйста. Мы получили неправильные сведения в связи с обменом квартиры…

И они быстро вышли, уверенные в том, что Ирина Нягу, урождённая Добреску, успешно разовьёт предложенную ими версию.

Хозяйка проводила их до дверей, и Эмиль успел сказать:

— Если со временем вы вспомните что-нибудь важное в связи с тем, о чём мы говорили, прошу вас отыскать меня в Главном управлении милиции на улице Штефан чел Маре. Спросите у вахтёра капитана Эмиля Буня.

— Что мне вспоминать? — испуганно прошептала Ирина, оглядываясь, чтобы проверить, не идёт ли за ней муж. — Я сказала вам всё, что знала… больше мне говорить нечего.

— Ну что ж… — согласился Эмиль. — Делайте, как считаете нужным… Ещё раз, простите за беспокойство…

— Пожалуйста, — поспешно ответила хозяйка, запирая за ними ворота.

Днём в городе было очень жарко. Теперь по улицам гулял ветер; внезапно похолодало. Эмиль и Ана шли рядом, не замечая перемены погоды. Ана была поражена теми переменами, которые время произвело в чертах этой некогда красивой женщины. Эмиль думал о том, что, может быть, не слишком удачно сформулировал свои вопросы.

Он должен был внимательно прочесть прежние показания камеристки, задать ей новые вопросы и сопоставить заявления, сделанные ею во время первого следствия, с теми, которые она сделала теперь.

На первом же перекрёстке они расстались. Ана хотела сесть на автобус, чтобы поспеть на встречу со своей матерью. У них были билеты в театр.

— В какой театр вы собираетесь? — спросил Эмиль.

— В Городской. Идёт «Смерть коммивояжёра».

— И… не играет ли там случайно Джордже Сырбу?

— Случайно!.. Нет, не думаю. Насколько я знаю, он играет в этом спектакле закономерно. К тому же, разрешите сообщить вам, товарищ начальник, что Сырбу — моя слабость… Мне самой интересно, какими глазами я буду смотреть на него сейчас, когда знаю, что он замешан в это «таинственное» дело, распутав которое мы сможем соперничать с героями знаменитого телефильма «Мстители». Согласны, господин Стид?

— Согласен, госпожа Пил, но в таком случае, я завтра же приобрету зонтик! — отшутился Эмиль.

Показания подозреваемого, который между тем умер

Оставшись один, капитан Буня раздумывал, куда ему идти. Однако «дело Беллы Кони» притягивало его, как магнит, и в конце концов он направился к своему кабинету. Капитан чувствовал, что ему нужно вновь увидеть досье и перечитать показания Ирины Нягу, урождённой Добреску, чтобы сравнить их с тем, что она показала сегодня. Он шёл задумавшись, погружённый в предположения и догадки.

Пересекая один из перекрёстков, он вдруг очнулся перед автомобилем, который его чуть не задавил; хотя он и совершил акробатический прыжок, машина всё же задела его и теперь удалялась так быстро, что он даже не успел расслышать брань шофёра.

— Убил бы меня, несчастный, и моя помощница занесла бы тебя в число подозреваемых по «делу Беллы Кони»! — пошутил сам над собой Эмиль.

Войдя в кабинет, он вынул из шкафа досье «Белла Кони» и открыл его. Тонкие листы бумаги, плотно заполненные машинописью, показались ему теперь не такими жёлтыми. Он машинально подул на них, разгладил ладонью, сел в кресло и погрузился в чтение.

Заявление, сделанное Ириной Добреску в то самое утро, когда был обнаружен труп танцовщицы, совпадало в общих чертах с тем, что она показала по случаю их недавнего визита к ней. Конечно, то что было сказано двадцать лет тому назад, поражало броскими деталями и преувеличениями.

Первые вопросы следователя имели целью установить обстоятельства, при которых бывшая камеристка нашла танцовщицу, умершую в своей комнате. Тогдашнее заявление Ирины Добреску — её ощущения, час, рассказ о болезни девочки — полностью совпадали с тем, что она сказала сегодня.

В допросе следователя особое внимание привлекал следующий диалог:

«— Вчера кто-нибудь искал госпожу по телефону?

— У нас телефон звонит целый день.

— Всё же, в то время, когда она была в театре, спрашивал её кто-нибудь?

— Когда она была в театре, никто не искал её дома. Все её друзья знали, где её найти.

— Она вернулась домой одна?

— Не знаю… я не слышала, когда она вошла…

— А обычно она возвращалась одна?

— Никогда… Её всегда кто-нибудь провожал — знакомый, друг, который ждал её в театре.

— В комнате госпожи нашли две чашечки с остатками кофе. Это значит, что за несколько часов до смерти её кто то навещал.

— Я никого не видела.

— Кто варил кофе?

— Обычно, когда у неё были гости, кофе варила я. Она не любила кухню, просто ненавидела её. Но кто варил кофе в тот вечер, я не знаю.

— И всё же, в вечер смерти госпожи в её спальне было выпито две чашечки кофе.

— Я не знаю, пили ли там кофе и кто его варил.

— Может быть, какой-нибудь её приятель?

— … Да … Возможно, но лишь в одном случае. Господин Оресте Пападат никогда не бывал доволен кофе, который ему подавали. “Приготовление кофе — дело тонкое!” — говаривал он. И варил его сам».

Но следователь почему-то не пошёл по этой дорожке. Резко и неожиданно свернув с неё, он перешёл к другим вопросам.

«— Как расположена ваша комната по отношению к комнате госпожи Дины?

— То есть, как это — как расположена?»

Эмиль остановился. Камеристка не поняла вопроса или пыталась выиграть время, чтобы подготовить ответ, — трюк, который часто используют допрашиваемые.

«— То есть — уточнил комиссар, — расположена ли она близко или далеко от спальни вашей госпожи?

— Моя комната была отделена от спальни госпожи гостиной и небольшим коридорчиком.

— И вы не слышали никакого шума?

— Нет.

— Всё же выстрелы вы должны были услышать…

— Я ничего не слышала.

— И не видели, чтобы кто-нибудь входил или выходил из дому?

— Не хватало мне в час ночи торчать у окна, чтобы увидеть, кто входит и кто выходит из дому…»

Ответ был, конечно нахальный, но следователь не обратил на это внимания. Может быть, он ещё надеялся вытянуть что-нибудь из камеристки и не хотел её пугать. Он вернулся к своему вопросу:

«— Значит, вы никого не видели?

— Господин комиссар, если бы я кого-нибудь видела, я сказала бы вам это с самого начала…»

Несмотря на все свои усилия, больше следователь не смог выудить из Ирины Добреску ни одной детали.

Эмилю захотелось тут же, на месте, проверить алиби Оресте Пападата, который «сам варил себе кофе».

Он перелистал досье и отыскал допрос Пападата. Вспомнив, что он уже умер Эмиль хотел было пропустить его показания. Но раздумал: как бы то ни было, остальные ведь живы! А он хотел узнать правду. Поэтому он начал читать протокол допроса Оресте Пападата.

«— Извините, господин Пападат, что мы вас беспокоим… но… — попытался извиниться комиссар.

— Вам нет необходимости извиняться. Я готов ответить на все ваши вопросы.

— Если хотите, вы можете потребовать присутствия вашего адвоката.

— Такого желания у меня нет, так как я не испытываю чувства вины.

— Вам и не предъявляют никакого обвинения.

— Я имею в виду выдумки репортёров. Они вот уже два дня с лупой в руках обследуют спальню бедной Беллы, кабаре, все её связи…