Гомер против Одиссея. Расследование великой мистификации - Константин Сизов

Кстати, какое-то неегипетское имя у менелаева фараона. А очень даже греческое – Протей (Προτευς). Буквально мы бы перевели как «раньше тебя» (προ τευς). Можно, конечно, перевести и как «древнейший». И даже сгоряча отождествить фараона с древним морским богом Протеем, известным своей изменчивостью (тот и без волшебной палочки во что хочешь превратиться мог). Но свое прозвище среди греков ушлый египетский правитель, скорее всего, получил не за древность, а за другие качества. Что-то вроде «наш пострел везде поспел!»

А как же на самом деле звали этого фараона, «спасшего» Елену от Париса? Попробуем это выяснить. С учетом «новейших» данных о возвращении Одиссея получаем год «бегства» Париса из Спарты – 1208 до новой эры. Даже с учетом различий в оценках археологов этот год в любом случае приходится на царствование Мернептаха. Таким образом, наш Протей – не кто иной, как предполагаемый фараон библейского «Исхода»!

Отец его Рамзес II Великий взошел на трон в 20 лет и правил Египтом больше 66 лет. Лет за 11—12 до смерти Рамзес стал постепенно передавать власть Мернептаху. Который, между прочим, был тринадцатым (!) сыном Рамзеса. Путь к власти часто бывает запутан, непригляден и даже противозаконен. Но обойти двенадцать ближе стоящих к трону претендентов! Это работа мастера! Кстати, такое постепенное «перетекание» власти ничего не напоминает? Как Тиндарей «передавал» власть над Лакедемоном Менелаю! Точнее Менелай отбирал власть у него. Что Мернептах, что Менелай, изначально имея крайне мало прав на престол, вынуждены были действовать медленно, осторожно и терпеливо. Встречались ли когда-нибудь братья Атриды с Мернептахом? Вполне возможно. По крайней мере, понимают они друг друга с полуслова. После убийства Атрея кормилица бежала с двумя его маленькими сыновьями. У Тиндарея они появляются уже взрослыми.

Теперь вспомним, как ловко Менелай с Одиссеем настроили все ахейское войско против троянцев. Они, как мы уже упоминали, сходили вдвоем в Трою на переговоры. Без ненужных свидетелей. Так что о том, ЧТО происходило на переговорах, в том числе и о попытке убить послов, мы (как и ахейские воины!) знаем исключительно со слов этой парочки. При этом они могли там с троянцами говорить о чем угодно. Хоть о том, что решили маленькой такой компанией («Ай, бросьте! Много ли народу на тысяче с небольшим кораблей?») отдохнуть в Египте, а сюда исключительно по пути заглянули. В любом случае греков ожидала версия об отказе троянцев отдавать Елену и сокровища. И к этому добавляется маленькая, но эмоционально насыщенная деталь: желание троянцев убить послов – еле спаслись! И – всё! Троянцы из разряда уважаемых противников переходят в разряд негодяев, для которых ни один закон не писан! И все последующие переговоры могут без страха проводиться в присутствии любых свидетелей по одному сценарию: любые слова троянцев объявляются ложью.

– Нет и никогда не было в Трое Елены Спартанской!

– Ложь. Мы ее в прошлый раз видели!

– В прошлый раз вы видели эту женщину. Но это не Елена, это рабыня!

– Верно! А где Елена?

– Да какая еще Елена?

– Не изворачивайтесь. Сами знаете, какая!

Ну, и дальше в том же духе…

А Парис… А что Парис? Как он мог что-то вернуть, если не было у него ни того, ни другого – ни Елены, ни сокровищ.

Одиссей с Менелаем ничем не рисковали. Они могли рассказывать что угодно! Троянцы возмущаются и отрицают? Врут подлые похитители!

Интересен еще такой эпизод троянской войны. После взятия Трои, Менелай, якобы в гневе, хотел проучить неверную супругу своим острым мечом, но… заново сраженный ее необычайной красотой, опустил оружие, вмиг снова полюбил без памяти [9. Андромаха. 625—631] и повез домой в Спарту… через Египет.

Ну, вот в такую внезапно вспыхнувшую любовь верится с трудом.

Во-первых, сколько лет было к тому времени Елене? Известно, что десять лет она прожила с Менелаем. Десять лет у греков ушло на сборы (подробнее об этих сборах на войну чуть позже). Еще десять – собственно осада Трои. Итого тридцать. Как ни крути, возраст за сорок уже. А для женщины античного мира, в отсутствие современных косметических изысков да в условиях палящего южного солнца, – возраст критический. Словом, непревзойденная красота за эти годы, скорее всего, изрядно поблекла. Так что в любовь с первого взгляда как-то не верится.

Другое дело спартанский царский трон. Ведь правителем Спарты Менелай пребывает только в качестве мужа Елены, а не по праву прямого наследования. То есть он всего лишь муж царицы, а не собственно «спартанский царь». И очень похоже, что без Елены гордые спартиаты не стали бы терпеть наглого чужака Менелая. Тогда внезапное восстановление нежных чувств вполне объяснимо. Однако возникает другой вопрос: как спартанские воины терпели Менелая без Елены десять лет под Троей. Это противоречие легко снимается, стоит лишь учесть разницу между законами мирного и военного времени, особенно ощутимую в поведении дисциплинированных, привыкших подчиняться приказу воинов. A la guerre comme a la guerre (на войне как на войне). К тому же они были уверены в том, что освобождают свою законную, но подло украденную троянцами царицу. Что их царица, Елена Спартанская, – рядом, за стенами Трои томится в плену.

Во-вторых, если Менелай действительно спрятал Елену в Египте, то не в его интересах было на тот момент убивать подставное лицо. Рано. Можно и убить, конечно, чтобы и вовсе спрятать концы в воду, но не в Трое на глазах у множества народа. Ведь тогда будет трудно объяснить появление настоящей Елены. Воскресла из мертвых? Наконец, как уже сказано выше, трудно предсказать, как поведут себя спартиаты в ответ на убийство женщины, которую они считают Еленой Спартанской. Даже с учетом законов военного времени. А вот в Египте, подальше от лишних глаз, вполне можно избавиться от нежелательного свидетеля аферы. По Еврипиду, кстати, «призрак» Елены возносится на небеса [9. Елена. 610—620]. Очень многозначительно.

Однако тогда, под Троей момент был действительно напряженный: на Менелая устремлены сотни горящих глаз, от него ждут эффектных, страстных поступков. Вот и разыграл Менелай «внезапно вернувшееся» чувство. И весьма вовремя уединился с «Еленой» в шатре, чтобы не разглядывали ее воины лишний раз.

Возможна и другая причина… Всегда полезно иметь запасной вариант, могла пригодиться и служанка.

Независимо от этого, Менелаю требовалось оказаться в Египте, чтобы там избавиться от одной из Елен, «решить проблему призрака». В ту или другую сторону. А по пути – и от большей части чрезмерно строптивого и мало пригодного для темных делишек спартанского войска. Война-то окончена!

Задумаемся! Бывалый моряк погибает от солнечного удара?! Единственный, кто мог бы сохранить ВСЕ КОРАБЛИ в страшную бурю! О приближении которой он сам же (а кто еще?) пришел сообщить Менелаю!

Наше предположение (подсказанное «египетским мифом» Геродота): что Менелай спрятал настоящую Елену и заодно спартанскую казну у своего «делового партнера» – фараона в Египте – отвечает на все вопросы.

«Своевременная» (и ни в коем случае не случайная) смерть опытного кормчего не просто дала прекрасный повод отстать от основного флота. Менелаю предстояло провернуть рискованный трюк: заменить «Елену» из Трои на Елену из Египта! И чем меньше народа будет этому свидетелями, тем Менелаю спать спокойней! Да и, вообще, не нравятся ему спартиаты – чем их меньше, тем лучше. Вот и направляются спартанские корабли один за другим во время ночной бури на одну и ту же скалу. «Сорок два… сорок семь… пятьдесят пять… Достаточно!» Вполне достаточно было Менелаю пяти кораблей с относительно надежными людьми.

Конец ознакомительного фрагмента.