Команда осталась на судне - Г Кубанский

- Запричитала! - с досадой перебил ее Иван Кузьмич. - А еще поморка!

- Да я-то...

- Вызови боцмана.

Матвеичев вбежал в салон с закопченным лицом, в опаленной брезентовой куртке. Брови и усы его закурчавились от жара, порыжели.

- Наладь-ка в салоне камелек! - приказал капитан. - Да по-быстрому. Покамест народ работает. Трубу выведи в иллюминатор. Выход обложи асбестом. Чтобы новый пожар не устроить.

Иван Кузьмич проводил боцмана до дверей и обернулся к горестно слушавшей поварихе:

- На камельке ты и рыбки поджаришь и чайку вскипятишь. Да и люди согреются тут после вахты.

- Какая уж теперь вахта! - протянула Глаша.

- Покамест в порт не придем, каждый будет нести вахту, - недовольно остановил ее капитан. - Поняла?

Ответить повариха не успела. Дверь широко распахнулась. Вошел Корней Савельич. За ним боком протиснулся в дверь матрос с тюфяками. Осторожно внесли двух раненых и обожженного кочегара. Последним вошел в салон третий штурман. Он бережно, как ребенка, нес неестественно толстую, забинтованную руку.

- Стели два тюфяка на пол, - распоряжался Корней Савельич. - Клади людей.

- А если на скамьях? - спросил помогавший ему матрос.

- Узки скамьи, - ответил Корней Савельич. - На полу спокойнее будет.

И придержал дверь, пропуская еще двух матросов с тюфяками.

- Куда их столько? - Иван Кузьмич кивком показал на груду тюфяков.

- В каютах, под полубаком, уже иней на иллюминаторах, - ответил Корней Савельич. - Придется людям располагаться здесь, по очереди, что ли. Да и... - он понизил голос, чтобы слышал его один капитан, - не весело сейчас забиваться по каютам. На людях легче.

- Пожалуй, - согласился Иван Кузьмич.

Освещенный двумя свечами салон казался тесным и работающие в нем люди - неповоротливыми. Они все время что-то теряли, искали, мешали друг другу.

- Зажги еще свечу, - сказал Корней Савельич Глаше.

- Третью?

- Да.

- Ой, беда, беда! - Повариха растерянно оглянулась. - Не знаю, куда свечи-то сунула. Вот дура-то я беспамятная!

- Найди и зажги, - строго повторил Корией Савельич.

Глаша скрылась в темном камбузе, отделенном от салона легкой дощатой перегородкой. Загремела посуда. Послышались вздохи, жалобное причитание.

Третьей свечи Глаша так и не нашла. В приметы она, конечно, не верила. Но на всякий случай... Зачем испытывать судьбу? В такое время!

ПОСЛЕ ВЗРЫВА

Темень укрыла подбитую "Ялту". Прижатая тяжелой свинцово-сизой тучей, светлая полоска над горизонтом тускнела. О работах на палубе нечего было и думать. Только ручные помпы однообразно чавкали, откачивая воду из машинного отделения. Нарушали мертвую тишину шаги вахтенных да мерный всплеск волн у бортов.

Шумно было лишь в машинном отделении. Огромное помещение освещала горящая на стальных переходах промасленная пакля. Багровые отсветы метались по потолку, вспыхивали на истертых ногами до блеска металлических трапах, отражались в прибывающей воде. Едкий запах горелого масла и щелочи от разряженных огнетушителей щипал глаза и горло, мешал дышать.

Матросы, стоя по колено в ледяной воде, загоняли деревянные пробки в мелкие пробоины. Второй механик с Пашей и Оськой силились ввести заостренный конец кола в большую пробоину. Тугая струя била из нее с огромной силой, отбрасывала кол в сторону.

- Дай-ка я вперед стану.

Оська поменялся местами с механиком, встал первым и, жмурясь от бьющих в лицо брызг, подвел острие кола по борту к краю пробоины.

- Товсь! - Он набрал полную грудь воздуха и хрипло крикнул: - Р-разом!

Три сильных тела навалились на кол. Острый конец его врезался в край тугой струи, сплющил ее, раздавил на десятки плоских плотных струек.

- Еще, еще! - Оська напрягся так, что в пояснице хрустнуло. - Чуто-ок!

Скользя сапогами по металлическому настилу, Оська всем телом навалился на кол. Мелкие струйки били в плечи, грудь, секли разгоряченное лицо, слепили...

Позади глухо бухнула кувалда. Оська не слышал удара, а почувствовал его грудью, руками, всем телом, словно сросшимся с мокрым колом.

- Смелее бей! - прохрипел он.

Еще удар, отдавшийся по всему телу. Еще. Кол входил в пробоину все глубже. Рваные края ее врезались в древесину, отдирая мелкие щепки и вьющуюся стружку.

Кол плотно сидел в пробоине. Оставалось закрепить его и законопатить последние щели.

Оська выпрямился. Сердце стучало часто и сильно. Мощные толчки его отдавались в голове тягучим, непрерывным трезвоном.

Рядом матросы крепили пластырь из тюфяка, закрывавший несколько мелких пробоин. Прижали его снаружи дощатым щитом. Между ним и стальной опорой забили толстую доску, намертво прихватившую пластырь.

- Пробоины выше ватерлинии заделаем завтра, - послышался голос старшего механика Кочемасова. - А сейчас... всем, кроме вахтенных, обсушиться, отдохнуть. Вторая вахта остается в машинном. Следите за пробоинами, швами обшивки. Чуть увидите протечку - будите меня. Случится что посерьезнее - бейте водяную тревогу.

Оська тронул Пашу за плечо и сказал:

- Пошли.

Они с трудом втиснулись в переполненный салон и стали в недоумении.

Как и предвидел Корней Савельич, в салоне, освещенном робкими огоньками двух свечей, сбилась почти вся команда. Многие матросы были мокры. Но пробираться в темноте по палубе, а затем искать ощупью одежду и переодеваться в каюте не было сил. И они жались к камельку, излучающему тепло; сбивались вокруг него все плотнее.

Чад от жарящейся на сковородке рыбы смешался с едким дымом махорки, тяжелым запахом спецодежды и рыбацких сапог. Зато было тепло. Тепло и тесно. Невообразимо тесно. Салон походил на бесплацкартный вагон, где никто толком не поймет, как расположиться на ночь.

Иван Кузьмич стоял у дверей, не зная, как держаться в чадном, переполненном людьми салоне. Хотелось ободрить матросов, поощрить отличившихся...

- Пропусти, - шепнули рядом. - Капитан!

- Проходите, Иван Кузьмич, - обернулся к нему боцман. - Проходите в капитанскую каюту.

Матвеичев улыбнулся и черной от копоти рукой показал на стол в глубине салона. Обычно там сидел капитан и командный состав траулера. За столом на скамье виднелся скатанный тюфяк.

- Правильно сделал, - одобрил боцмана Иван Кузьмич. - Отдыхать будем по очереди с первым помощником.

- Некогда спать, - ответил сидевший возле раненых Корней Савельич. Тут зазевайся немного, и кто-нибудь свалится на них или наступит.

- Будете спать, - твердо сказал Иван Кузьмич. - Не захотите по-хорошему - прикажу. Отдых входит в круг обязанностей моряка.

- Есть, - хмуро буркнул помполит, рассудив, что командир должен показывать подчиненным пример дисциплинированности.

Иван Кузьмич пробрался на привычное место за столом и стал наводить порядок. Прежде всего он установил очередь на отдых. Для женщин выделил отдельный уголок - камбуз. Но как победить темноту?

Со всех сторон слышались голоса, призывающие к осторожности. Толчея в салоне не уменьшалась. Стоило одному направиться к двери, как толчки, передаваясь от соседа к соседу, волной шли во все концы помещения.

Анциферов вызвал из салона двух крепких матросов. Втроем они спустили из радиорубки тяжелый аккумулятор. От него провели три маленькие лампочки. Первую повесили у камелька - поварихе, вторую возле раненых и последнюю над столом командного состава.

Со светом в салоне сразу стало просторнее. Будто стены раздвинулись. Матросы устраивались на ночь: на скамьях, на полу, даже на столах. Были и такие, что заснули сидя. Усталость оказалась сильнее тревоги, неизвестности. Скоро все притихло. Слышалось лишь шипение сковородки на камельке.

Последним заснул Анциферов. Перед тем, как лечь, он, осторожно ступая между плотно сбившимися на полу телами матросов, погасил две лампочки (энергию аккумулятора следовало беречь). Одну лампочку - возле камелька пришлось оставить. Глаше надо было нажарить за ночь рыбы на всю команду. Какие-то крохи света падали от лампочки и на раненых, на дежурившую возле них Зою. Остальным свет был не нужен.

ЧТО ПРЕДПРИНЯТЬ?

- Итак... - Иван Кузьмич осмотрел собравшихся в его каюте командиров. Все сидели, в шинелях и шапках, а Корней Савельич даже в унтах. - Сообщения мы заслушали нерадостные. Машина вышла из строя. Рация повреждена. С продовольствием плохо. Придется жарить треску...

- На камельке? - покачал головой Анциферов. - На сорок четыре человека!

- Сколько же у нас осталось хлеба? - спросил старший механик Кочемасов.

- На двое суток, - ответил капитан. - Что делать дальше? Давайте решать. У кого есть соображения на этот счет?

- В нашем положении возможны два варианта, - поднялся Анциферов, пассивный - ждать спасения на судне и активный - посадить команду на шлюпки и добираться до берега.

- Двести миль? - Корней Савельич приподнял мохнатые брови. - На веслах?

- Это добрых пять суток, - вставил Кочемасов.