Времена не выбирают - Малыгин Владимир

– Ты договаривай, что примолк?

Тихий голос князя заставил посадника передернуть плечами. И теплый просторный кафтан враз стал тесным и узким. И еще немилосердно начал натирать шею. Вроде не злится? Ох, не ошибиться бы!

– Может быть, лучше его… того… Пока в силу не вошел?

– Нельзя! – вздохнул князь. – И так уже шепчутся, что неугодных убираю, имущество все в казну уходит!

– Так в казну же! – не понял посадник. – Не себе же!

– Что? Прямо-таки все-все в казну? – прищурился князь. – И к рукам ничего не прилипло?

– Самую малость если только, – не стал отказываться от очевидного посадник. Задумался и выдохнул: – А если все-таки мстить надумает?

– Мстить? Нам? А за что? – откровенно усмехнулся князь. – Мы тут совсем ни при чем! Уезжать из города их никто не принуждал. И не мы его родичей живота лишили.

– Да кто знает, что ему в голову прийти может! Говорят, что после ранения сам на себя не похож! И вроде бы как память напрочь отшибло!

– Это правда? – Князь даже привстал в кресле от такой новости. Спохватился, уселся, выпрямил спину. – Если память и впрямь потерял, то это хорошо. А чтобы в пустую голову ничего дурного не пришло, нужно его к себе приблизить, прикормить. Будет рядом, сможем все время за ним приглядывать. У тебя же найдутся верные люди?

– Да люди-то найдутся… – протянул посадник. – Не понимаю скудным своим умишком: зачем тебе это нужно? Кто он сейчас? Да никто!

– Это ты так думаешь! – отвернулся князь. Поднялся на ноги, тихонько подошел к двери, остановился, прислушался и так же тихо вернулся назад. На окошко покосился, вздохнул. – А народ думает по-другому. Ты же видел, как они все на судилище за его судьбу стояли. Не помиловал бы я его, не миновать бы нам бунта. Ударили бы в колокол! Его предки сколько лет город обороняли? В тяжелые времена они город сколько раз кормили? Бескорыстно причем! Припоминаешь? То-то! И народ это тоже хорошо помнит! Опять же, как ни крути, а он – боярич, последний в роду защитников!

– Да этот самый народ его и хотел в порубе ночью убить! – Посадник дернул уголком рта и тут же склонился в коротком поклоне. – Прости, князь, за дерзость!

– Один купеческий сынок-выродок – это еще не весь народ! – Князь вернулся в кресло, откинулся на спинку, глянул пристально, словно в душу посаднику заглянул. – Ты же сам мне все подробности докладывал! Или что-то утаил?

– Да разве я бы осмелился! Этот дурень Вран из-за девки все затеял… – склонился в поклоне посадник, только чтобы от пронзительного взгляда укрыться. – Только вот не учел, паршивец, что девке той он совсем не по сердцу пришелся!

– Не учел, говоришь? Или кто-то за него не все додумал? – прищурился князь. – Ладно, не мнись. С этим ты без меня разберешься. И этой, Стефе своей, передай, чтобы к Василию и близко не подходила! Ты меня понял?

– Передам! – еще раз склонился в поклоне посадник. Только в этот раз не голову склонил, а в поясе переломился. – Как есть все передам!

– Хорошо. А ты думай, как боярича окрутишь!

– А что тут думать, все и так понятно. Только не мне его нужно к себе приближать, а тебе, княже! В дружину бы его определить!

– В дружину… Зачем?

– Пусть тебе послужит, себя покажет. Всегда на людях будет, на виду. Присмотримся и поймем, за кого встанет, случись что! Если за тебя, то пусть живет, а если против, то… – И понятным жестом провел ребром ладони по горлу. – И народец как раз поуспокоится, забудет произошедшее.

– А если не согласится служить?

– А куда ему деваться? Жить ему сейчас не на что! – усмехнулся посадник. – А он – боярич! Отказывать себе ни в чем не привык.

– Так ты что, из дома вообще все выгреб? – удивился князь.

– Ну-у… Оставил кое-что… – заюлил взглядом посадник.

– Смотри, доиграешься когда-нибудь! – пригрозил князь. Покосился на хитрую лисью улыбочку. – Припомнить могут…

– Поэтому и предлагаю прямо сейчас удавить мерзавца!

– Опять ты за свое! Видать, слишком много чужого добра захапал, коли так торопишься от наследника избавиться! – нахмурился князь. – Успеешь еще! Пока пусть живет! В дружину, говоришь? Ну смотри, ты сам мне это присоветовал!

Идти оказалось недолго. Сразу за церковью свернули в сторону реки и буквально на набережной оказались перед домом. Что сказать? В отличном месте мои родичи устроились. Красота! Одни только резные ворота сразу впечатляют.

А войти просто так не вышло. Потянул на себя калитку, распахнул на всю ширь и тут же отшагнул назад, вместо того чтобы на подворье ступить! Пара копейных наконечников почти в грудь ткнулись. На вершок не дотянулись. Или придержали их, чтобы и впрямь не поранить.

– Кто таков? – За сверкающими наконечниками копий не сразу разглядел их хозяев. А там еще пара воинов в кожаных куртках и таких же кожаных шлемах-шапках с острым верхом.

– Боярич Липный! – И стою, напрягся на всякий случай, готов в сторону отпрыгнуть. Сначала за воротиной укрыться, а там видно будет, что дальше делать, как схватку вести.

Не понадобилось. Да и мою хитрость сразу распознали эти два воина. Ишь как ухмыльнулись глазами. Хорошо хоть только глазами, а то бы… А что «то бы»? Теперь за мной никого. Только я сам. А сам я сейчас без меча и ножа… Нет, стою, конечно, что-то, но сомневаюсь, что смогу с двумя одоспешенными и вооруженными воинами справиться. Был бы здесь кто-то один, то другое дело. Я прикинул, как бы действовал в подобном случае. И воины прочитали что-то этакое у меня на лице, потому что тут же перестали ухмыляться, подобрались… И убрали свои копья!

– Проходи, раз боярич. – Отступили в сторону, освободили проход. – Мы тут за порядком присматриваем. Мало ли…

«Да-а, за порядком можно было и не присматривать!» – подумал, глядя на пустые комнаты, на летающий по воздуху редкий пух в спальнях, на рассыпанные по полу осколки битой керамической посуды в столовой и на кухне.

Это все, что осталось от былого имущества. И из дворни – никого. Все разбежались, как только про гибель родителей прознали. Еще и посадничьи людишки этому поспособствовали, когда пришли имущество описывать да изымать. Выгребли все, даже мебель успели до моего возвращения вынести. Осталась пустая коробка дома с голыми стенами, окна без занавесочек да кое-какое ношеное барахлишко в похожей на кладовую или гардеробную небольшой комнатке без окошек. На которое даже у посадничьих глаз не лег. Даже нормальной посуды не осталось! Только битая да выщербленная, на которую никто не позарился!

Откуда я это все узнал? Так нашлись добрые люди по соседству, рассказали, как тут дело было. Заглянули в гости, как только поняли, что хозяева в доме объявились.

Только кажется мне почему-то, что заглянули не просто так, а с целью выяснить мои дальнейшие планы, разузнать, что я намереваюсь делать и как жить собираюсь. Очень уж настойчиво они свои вопросы задавали, выспрашивали и расспрашивали. Пока я всех прочь не выпроводил, покоя не давали!

Выпроводил, вздохнул, на появившегося Данилу глянул. А он-то где умудрялся все это время прятаться? И еще одно: если соседи так быстро объявились, то и дворня должна скоро вернуться. А нужна ли она мне? Не знаю…

Стою посреди большой комнаты на втором этаже дома, в окно смотрю. Вид на реку из окна зашибенный! На противоположной стороне чуть выше по берегу знакомые стены Мирожского монастыря поднимаются, свежим тесом желтеют. Их сейчас заново отстраивают после недавнего набега. И справа от него тоже какие-то стены виднеются, только гораздо ниже по течению. Вроде еще один монастырь. И дома, дома… Дымят трубами. Много их умудрилось уцелеть на той стороне.

Опять же, кораблики разновеликие то вверх, то вниз по течению все время шныряют, людишки на них веслами машут или разноцветные паруса опускают-поднимают. Правда, разноцветных парусов на самом деле мало, в основном серые все они, даже какие-то с виду мятые.

Несколько дней из дома на улицу вообще не выходил. Нужно было отлежаться, чтобы окончательно залечить раны. Заживало на мне как на собаке, всем на удивление. Ну и требовалось впитать в себя информацию, для получения которой я бессовестно использовал Данилу. Парень теперь безотлучно находился при мне, ни на шаг не отходил. Подозреваю, что так ему самому было легче. Решил он, что я ему отныне кем-то вроде убитого брата буду. А я и не против, если откровенно говорить. Вон он какой здоровый!