Свой среди волков - Шон Эллис

Как-то раз ночью стоял такой густой туман, что не было видно пальцев вытянутой руки. Но какой-то смельчак из нашей компании заявил, что прекрасно знает дорогу и найдет ее даже с завязанными глазами. Мы все двинулись за ним — целая банда на небольших мопедах. У нас были легкие мопеды, с объемом двигателя всего 150 см3. Я, по обыкновению, сидел сзади. Конечно, случилось то, чего и следовало ожидать. Парень слетел с дороги и угодил в канаву, а следом и все остальные. Мы не сразу сообразили, что произошло, и остановились, только когда наши мопеды оказались по самые оси в воде.

Фейкенхэм был своего рода культурным центром Норфолка. В дни, когда проводились дискотеки, мы, как правило, с утра пораньше отправлялись в город за покупками, пропускали между делом пинту-другую пива и ехали домой. Потом по нескольку часов играли в футбол, переодевались и снова ехали в Фейкенхэм. Поужинав рыбой с чипсами, мы спешили в «Корону», чтобы как следует заправиться пивом. Оттуда наш путь лежал в самое жаркое местечко во всем Фейкенхэме — паб «Бешеная лошадь». Это был настоящий ад. Если вам хотелось подраться — более подходящего места вы бы не нашли. И наконец, последним пунктом шла дискотека.

Одним из моих самых близких друзей был кровельщик по имени Бенни Элсон. Благодаря ему я познакомился со своей первой девушкой. Ее звали Мишель Пирс. Бенни был старше меня, как и большинство парней, с которыми я работал, а Мишель была племянницей его жены Жаклин. Помню, как мы с ней впервые встретились. Она гостила у них, когда я зашел за Бенни — мы с ним собирались прогуляться. Увидев меня, она спросила, кто это такой.

Я стал завсегдатаем паба «Лиса и гончие» в Уэзенхэме — деревушке, где жила Мишель. После школы она приходила и ждала меня, спрятавшись за барной стойкой. Скиффи, хозяин паба, подавал мне знак. Я выходил, и мы с Мишель отправлялись в лес, чтобы провести там несколько счастливых часов, болтая обо всем на свете. Мы посылали друг другу маленькие записки, и я выгуливал ее собак. Она говорила те самые вещи, которые мне необходимо было услышать. Жизнь стала — лучше не придумаешь. Ее отец разводил голубей для королевы. Я собственноручно строил голубятню у них в саду. Помню, как однажды я зашел за Мишель и застал в их доме чудовищный переполох — все бегали туда-сюда в крайнем возбуждении, ибо ее величество только что удостоила их визита.

Я был безумно влюблен в Мишель, но она была слишком хороша для меня и в конце концов ушла к другому, оставив меня с разбитым сердцем. Мы оба были очень юными, но в наших отношениях чувствовалось что-то такое, что до сих пор иногда заставляет меня задуматься, как бы все сложилось, если бы я повел себя более настойчиво… или менее глупо.

На самом деле Скиффи звали вовсе не Скиффи, а Фредди Скарф. Он и глазом не моргнул, когда я праздновал в пабе свое восемнадцатилетие. До этого он не один год преспокойно продавал мне спиртное, зная, что я — несовершеннолетний. Еще он регулярно платил мне пивом за дополнение к меню, которое мы с парой ребят приносили ему в мешках с черного хода. Браконьерству меня обучил Пит, мой давнишний знакомый по сельскохозяйственным работам. Он был женат, имел семью и детей. Больше я ничего не знал о нем, кроме того, что он был настоящим экспертом по нелегальной охоте на фазанов. Этому ремеслу он выучился у своего деда.

У Пита был брат. Мы втроем отправлялись на дело, вооруженные старинным двухзарядным дробовиком. Настоящее оружие браконьера — его можно было без труда разобрать на части и спрятать. В семье Пита дробовик считался чем-то вроде реликвии и передавался из поколения в поколение. Он выстреливал с адским треском и дымил как паровоз, так что самым подходящим моментом для охоты был вечер пятого ноября, когда повсюду взрывались фейерверки. Пит пытался смастерить к нему глушитель. Но первая модель, сделанная из медной трубки и щитка, оказалась неподъемной. Вторая попытка была удачнее. Все бы ничего, пока в один прекрасный день Пит не выстрелил в птицу, пролетавшую прямо над ним. Видимо, он погнул или сбил глушитель, когда перелезал через ограду, так что часть конструкции оказалась на линии огня. Как только Пит спустил курок, из ствола с шипением вырвался огонь, пылающий глушитель взлетел в воздух, как ракета, и шлепнулся бедняге прямо на голову, чуть не вырубив его.

Ремесло, которым мы занимались, было опасным — и не только из-за летающих глушителей. В случае поимки нам грозила тюрьма. Мы много раз оказывались на волоске от провала. Однажды ночью, во время очередной вылазки, чья-то тяжелая рука вдруг резко толкнула меня в спину, да так сильно, что я упал вперед, в заросли. Я прекрасно знал, что никаких звуков издавать нельзя, и подавил испуганный крик. Пит с братом уже лежали ничком на земле, рядом со мной. Я замер, изо всех сил стараясь не шевелиться. Прошло несколько минут. Стояла полная тишина. Вдруг, менее чем в двух метрах от собственного носа, на тропинке, я различил силуэты двух пар резиновых сапог. Это были егеря, обходившие с дозором свой участок. Мое сердце стучало, как кузнечный молот, и я был уверен, что они вот-вот услышат этот звук и схватят нас. Прошло еще целых пять минут, прежде чем мы осмелились двинуться с места. Я спросил парней, как они догадались, что приближается патруль. Воистину мои коллеги были мастерами своего дела и знали все тонкости — оказывается, брат Пита учуял сигаретный дым.

Мы старались обходить стороной открытые места, где птицы свободно перелетали с ветки на ветку. Такие полянки пользовались особым вниманием егерей. Они расставляли вокруг ловушки и устраивали регулярные обходы. И еще Пит научил меня, что нельзя стрелять в белых фазанов, несмотря на то, что их гораздо лучше видно в темноте. Этих птиц егеря специально разводили — ведь их численность легче отслеживать. И если бы они недосчитались хоть одной, им стало бы сразу ясно, что в округе орудуют браконьеры. Тогда бы дозоры участились.

Поэтому мы уходили подальше в поля, выискивали небольшие овражки и забирались на самое их дно, где обычно стояла вода. Там мы устраивали засаду. Прямо над нами, среди ветвей, были прекрасно видны силуэты фазанов, сидящих на своих гнездах. Теперь оставалось только хорошенько целиться и сбивать их по одному. Моей задачей, как самого младшего, было доставать сбитых птиц оттуда, куда они падали (а падали они в основном в воду), и складывать в мешок. Пит стрелял, а его брат светил нам фонариком.

Мне нравилась моя новая жизнь. У меня появились друзья, я хорошо одевался и весело проводил время. Все говорили, что я вылитый Джордж Майкл, когда надену свои белые джинсы. Но меня все равно порой тянуло побродить по окрестностям в сопровождении верного пса. Я наблюдал за лисами, находил птичьи гнезда — в общем, по-прежнему изучал приметы жизни дикой природы.