Держи меня крепче (СИ) - Малиновская Маша

— Ах ты ж! — слов не хватает на эту гадину. — Я тебе сейчас все космы белобрысые повыдёргиваю!

Но для того, чтобы привести в исполнение свою угрозу, мне для начала необходимо выбраться из предательски сковавшего моё тело одеяла. Или оттолкнуть для начала эту ледяную штуку, которая оказывается пачкой замороженного горошка. И всё это под непрекращающийся Юлькин хохот.

Когда я всё же выбираюсь из-под одеяла, отшвырнув ногой злополучный горошек и ощущая, как от злости горят щёки, «подруга» (да-да, именно так — в кавычках) хватает подушку и визжа прикрывается ею как щитом.

— Рудик, ну не зли-и-ись, — хохочет зараза. — Просто ты такая серьёзная всё время!

И тут, несмотря на кипевшую на Юльку злость, я тоже начинаю смеяться. Хохочу, вторя заразному смеху моей давней подруги, а сама держусь за ушибленную, а до этого примороженную горошком задницу.

Глава 11

Не знаю, как я позволила Богатырёвой уговорить и притащить себя в ночной клуб, но вот я стою возле входа, ожидая, пока Юля расплатиться с таксистом. Осматриваюсь вокруг, подмечая много машин на парковке, толпящихся у входа девушек и парней. Они смеются, громко болтают, некоторые курят. Из двухэтажного здания, выкрашенного в яркий зелёный цвет и подсвеченного неоновыми огнями, доносится ритмичными басами музыка.

— Готова к подвигам? — пищит мне на ухо воодушевлённая подруга, хватая под локоть. — Оторвёмся, Рудик! Давно хотела в «Ампер» на шоу попасть!

— Давай без крайностей, Богатырёва.

И сама понимаю, что бурчу как дуэнья. Может, Юля и права, может, мне давно пора как следует оторваться? Только не умею я. И страшно, мало ли что произойти может.

— Не занудствуй, подруга.

Юля резко разворачивается и, склонившись ко мне и шире распахнув глаза, наставляет камеру.

— А теперь давай сторис забубеним.

— Только не «бумеранг»! Терпеть его не могу.

— Зануда, говорю же.

Фотки и сторис выходят прикольными, особенно те, где я пытаюсь ткнуть Юльке в бок за обзывательства.

Внутри мы сдаём куртки в гардероб, получаем на запястье печати, видные лишь в свете ультрафиолетовой лампы, и проходим в основной зал. Музыка оглушает басами, заставляя внутри всё вибрировать. Яркие всполохи осветительных приборов раскрашивают мрак в помещении в разноцветные пятна, ползут жёлтыми и красными мушками по стенам, столам и даже фигурам людей. Когда глаза немного привыкают, я уже начинаю различать лица и цвет одежды. На танцполе людей немного — мы с Юлькой приехали довольно рано.

Богатырёва утаскивает меня к барной стойке, наваливается на неё грудью, взобравшись на высокий стул.

— Ты что пить будешь, Рудик? — спрашивает громко, перекрикивая музыку.

— Колу, — отвечаю также, напрягая связки, а в ответ вижу недоумённый взгляд и приподнятую бровь. — Я не пью, Юль.

Мне кажется, я снова слышу «зануда». Ну ничего, Богатырёва, я тебе ещё отплачу тем же.

Мы сидим уже минут двадцать, пытаемся болтать, когда к нам на соседний стул плюхается парень. Симпатичный, светловолосый, слегка развязный и с улыбкой до ушей.

— Привет, зайки, отдыхаем? — откидывается на невысокую спинку и смотрит на нас с Юлей оценивающе, уперев локоть в поверхность барной стойки. — Я Рома, кстати.

— Юля! — искрясь прекрасным настроением и жаждой знакомств, Богатырёва протягивает руку.

— Нина, — киваю куда более сдержано.

— Может по коктейлю? — я оказываюсь между Юлькой и этим Романом, который мне кажется немного нахрапистым. Он придвигается ближе и жестом подзывает официанта. — Что будете, феечки?

Фу как пошло. Тупой подкат. Неужели, это работает? Но, судя по расплывшейся Юльке, вполне. Или я и правда зануда? Он ведь просто предложил угостить нас.

— Колу, — решаю я всё же быть смелой и не отказываться, и в ответ получаю недоумённый взгляд от парня, но он ничего не говорит, Юльке заказывает какой-то коктейль с жутко отвратительным названием «Ржавый гвоздь», а передо мной официант ставит ещё один стакан колы со льдом.

— Вы одни, девчонки? — интересуется Рома, отпив своего коктейля.

— Угу, — Юлька хлопает ресничками.

— Мы пришли посмотреть шоу, — тоже решаю не оставаться молчаливой.

— Кстати, мой друг в нём участвует.

Блондин ещё не успевает договорить, как в зале стихает фоновая клубная музыка и возле сцены с шипением начинает клубиться дым. Сначала окрашивается в зелёный, потом в красный, а потом звуки и шумы стихают и во всём зале выключается свет. Народ в клубе замирает, затем взрывается визгом и аплодисментами. Я тоже с интересом жду, что же произойдёт дальше.

А дальше вспыхивает яркий луч, освещая на сцене, построенной в виде носа корабля, танцоров. Они замерли в статичных позах, одеты в стилизованные классические брючные костюмы. По округлым бёдрам я могу отличить девушек от парней, но в мерцающем луче страбоскопа это сложно. Потом снова становится темно, и уже далее вспыхивают осветительные приборы, являя всем присутствующим по центру сцены танцоров, а сзади музыкантов с аппаратурой. Слышатся единичные басовые удары с большими паузами, что здорово нагнетает обстановку и вводит народ в напряжение. И вдруг музыканты вступают, от них отделяется парень и выходит на самый нос сцены-корабля, яркий луч света выхватывает его, оттеняя всех остальных. Кажется, этот тот самый музыкант, что был изображён на флаере. На нём чёрная футболка с матерными английскими словами и рваные чёрные джинсы, светлые кеды, а ещё куча татуировок по лоснящимся мышцам рук. Удлинённые на макушке волосы тщательно всколочены, а лицо разрисовано чёрным гримом. На обеих руках запястья сжимают широкие кожаные браслеты, как будто кто-то до этого держал его в кандалах, и вот он вырвался на свободу. И сказать честно, я бы была не против, если бы такого и после выступления заковали снова, потому что впечатление он оказывал пугающее. И что-то мне подсказывает, что это не только сценический образ.

Но как только он открывает рот и начинает петь, я, как почти все в этом зале, чувствую поднимающуюся по телу дрожь, потому что тембр у него такой, что проникает куда-то глубоко внутрь и вызывает там непонятные физиологические изменения, настраивая тебя на восприятие. И неважно, грубым речитативом читает он вступление или поёт мягко припев.

Но вот за его спиной что-то происходит. Танцевальная группа начинает двигаться рвано и ритмично. Все как один, идеально синхронно, словно слаженный организм, будто они связаны единым разумом. Я поражённо подаюсь вперёд, наблюдая такую непривычную мне феерию танца.

Я любила балет, всегда получала несравнимое ни с чем удовольствие от репетиций и выступлений, и считала, что только классика чего-то стоит, что на то она и классика, чтобы быть на ступень выше всех остальных стилей. Но, Господи, как же я ошибалась! Потому как то, что я вижу сейчас — прекрасно и невероятно.

Сцена словно дышит — так слаженно они движутся. И вот вперёд выходят парень и девушка — солисты. И я тут же узнаю Максима Ларинцева. Он двигается безупречно. Выверено, идеально музыкально, пластично. А то, что начинает вытворять с девушкой — срывает не меньше криков и оваций в зале, чем поющий в это время солист группы.

И я понимаю: я так не смогу никогда. Ну какая из меня для него партнёрша? И почему нельзя взять на конкурс эту девушку? Что за дурацкие правила о том, что оба участника должны учиться именно в КубГУ?

Вперёд выходят ещё две пары. Девушки под крики из зала срывают с парней пиджаки, оставив лишь в брюках, галстуках и шляпах. Это выглядит невероятно смелым и откровенным, и я чувствую, как мои щёки начинают гореть, а кожа словно снова ощущает прикосновение тёплых сильных ладоней. Девушки уходят, а парни втроём спрыгивают со сцены и подходят к стоящим возле «кормы» трём шестам. Боже, мне в этот момент хочется просто зажмуриться, но одновременно с этим страшно упустить хотя бы секунду.

И нет, они танцуют не стриптиз. Но то, что исполняет Максим с парнями, ещё более круто. Они взбираются под самые верх и начинают проворачивать вертикальные трюки. В какой-то момент я здорово пугаюсь, потому что мне кажется, что он, то есть все они, сейчас сорвутся. Но парни спрыгивают с шестов прямо на сцену, становятся в центр к солисту и всё резко заканчивается. Музыка обрывается, свет гаснет. А когда вновь вспыхивает, на сцене остаются только инструменты. Зал в очередной раз взрывается аплодисментами и криками, а я прикладываю ледяные ладони к пылающим щекам. Это было нереально великолепно.