Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский

Сам Янош Хуньяди с небольшим отрядом своих воинов каким-то чудом сумел вырваться из окружения и спастись, однако султан уже повелел разыскать непокорного воеводу и привезти его в лагерь живым или мертвым.

Выжившим после битвы христианам теперь уготована печальная участь рабов, без надежды на спасение или возвращение домой. Но жизнь с цепью на шее для меня не лучше смерти и потому я был готов встретиться с ней.

Кто знал, что у судьбы имеются на меня совсем другие планы.

* * *

После сражения султан Мурад приказал разбить свой шатер прямо на поле битвы, посреди изуродованных человеческих останков, сломанных копий и оскверненных христианских знамен. Перед шатром расстелили ковры, куда был вынесен громоздкий золотой трон. По обе стороны, почтительно склонив головы, стояли высшие сановники империи и отличившиеся в битве полководцы, еще не успевшие снять свои доспехи.

Сюда же согнали всех пленных крестоносцев. Тех, кто не мог или отказывался идти убивали без жалости, остальных грубо толкали вперед древками копий и остриями клинков. Некогда бравое воинство Христово, теперь напоминала толпу бродяг: закутанные в изорванные, покрытые грязью и кровью плащи, раненные и уставшие люди, медленно брели по местам недавней сечи. Вороны с хриплым карканьем уже спустились, чтобы устроить пир над телами убитых. То там, то здесь рыскали мародеры, надеясь отыскать что-нибудь ценное. Иногда до наших ушей долетал чей-то стон и тогда несколько конных сипахов срывались в ту сторону и если звук издавал турок, его сразу подхватывали и уносили прочь, если же это был христианин, то его ждала неминуемая смерть. Возиться с раненными турки не собирались.

Мне повезло больше остальных. По счастливой случайности меня обнаружил один пленный болгарин и вместо того, чтобы кликнуть своих хозяев, он помог мне подняться на ноги и приложил к моим губам пропитанный влагой кусок ткани. Вскоре один из сипахов заметил нас и, вонзив острые шпоры в бока своего коня, устремился вперед, размахивая над головой страшного вида саблей. Болгарин бросился бежать, а турок, остановив коня и, внимательно оглядев меня с головы до ног, стал что-то выкрикивать, указывая на колонну пленных – видимо, приказывал и мне присоединиться к этому шествию. Несколько секунд я стоял неподвижно, надеясь, что отточенная сабля сипаха положит конец моим мучениям, но жажда жизни на этот раз оказалась сильнее и мне пришлось идти вместе с остальными.

Кровь запеклась на моем лице, один глаз практически перестал видеть, голова кружилась, а каждый шаг отдавался жуткой болью во всем теле. Из последних сил я старался не потерять сознание и сохранить ясность рассудка.

Вскоре нас выстроили перед султанским шатром, где, в окружении свиты, на высоком троне восседал Мурад – грозный владыка и предводитель магометан. Здесь я увидел его впервые и потому стал с интересом разглядывать лицо османского правителя. Мне всегда казалось, что Мурад, которому едва исполнилось сорок лет и который славился своими подвигами, должен выглядеть подобно гордому и статному воину, сжимающему в своих сильных руках половину мира. Однако перед собой я увидел грузного, состарившегося раньше срока, больного человека с одутловатым лицом и нездоровым цветом кожи. Глаза его еще были полны огня, но и они порой смотрели устало и отрешенно.

Несколько толмачей из свиты Мурада выступили вперед и на разных языках громко зачитали обращение султана к пленным. В нем падишах выдвигал крестоносцам единственное требование: принять ислам и поступить на службу в ряды его армии, дабы тяжким трудом и кровью искупить свою вину. Тех, кто откажется покориться его воле, ждала неминуемая смерть.

Затем, христиан одного за другим стали выдергивать из толпы и ставить на колени перед султаном. Если пленник соглашался принять магометанскую веру и признавал Мурада своим новым покровителем, ему сохраняли жизнь и передавали мулле, если же он противился этому, палач точным ударом клинка отделял его голову от остального туловища. Так, один за другим, крестоносцы опускались на землю, густо политую кровью собратьев по оружию, и делали свой нелегкий выбор. Многие предпочли смерть предательству, но были и такие, кто согласился принять новую веру и нового повелителя. Вскоре очередь дошла и до меня. Два могучих янычара подхватили меня под руки и вывели вперед.

– Неверный! – громко проговорил один из толмачей в зеленом с золотом халате. – Наш великий падишах проявляет к тебе величайшую милость. Он дарует тебе жизнь в обмен на верное служение ему и Аллаху.

– Лучше умереть за свою веру, чем, сохранив жизнь, стать отступником, – прохрипел я, искоса поглядывая на тех, кто переметнулся к туркам. Они также смотрели на меня с нескрываемой злобой. В решающий момент им не хватило мужества принять смерть и этот позор будет отравлять их души до конца дней.

Султану, похоже, понравился мой ответ. Жестом он подозвал к себе толмача и шепнул ему несколько слов. Тот почтительно склонился и вновь обратился ко мне:

– Повелитель спрашивает тебя: почему ты не хочешь отречься от своего бога и принять истинную веру? Ведь твой бог отвернулся от тебя. Разве он помог вам выиграть сражение? И разве может он спасти сейчас твою жизнь, которая находится в руках нашего славного падишаха, а следовательно, в руках Аллаха!

– Передай своему повелителю, что он может поступать со мной так, как ему заблагорассудится. Сегодня он одержал победу и вправе вершить свой суд, но пускай не просит меня отказаться от клятв, которые я давал и которым буду следовать до конца моих дней. Мне не нужен иной бог, кроме того, которому я молюсь, и не нужен другой государь, кроме того, которому я присягал.

Толмач покачал головой и, что-то прошипев себе под нос, повернулся к султану и перевел мои слова. Мурад внимательно посмотрел на меня и усмехнулся. По его знаку слуга забежал в шатер и через несколько секунд появился снова. В руках он держал большое блюдо, покрытое шелковым платком, под которым угадывались очертания какого-то предмета. Слуга опустился на колени перед султаном и замер в ожидании. Мурад вновь шепнул несколько слов толмачу и тот сказал, обращаясь уже не ко мне, а ко всем пленникам.

– Отправляясь в этот неправедный поход, вы присягали королю Владиславу. Вы служили ему верой и правдой, но теперь вы свободны от своей присяги!

Резким движением Мурад сорвал узорчатый платок и взгляды сотен людей устремились на прозрачный сосуд, наполненный зеленоватой жидкостью. В нем неподвижно застыло что-то темное…

Бессильный стон, вырвавшийся из уст пленных христиан, перемешался с молитвами и