Его большой день - Рудо Мориц

— Помоги, Ондришко, помоги!..

Ондрей не выдержал, сделал шаг, другой — почва тотчас стала уходить из-под ног. Хорошо еще, в руках палка, с ее помощью он тут же выбрался на безопасное место. Эх, была бы веревка, он привязал бы ее к ветке и сразу бы вытащил мальчонку.

Он обшарил карманы, выудил из них целый ворох вещей, но веревки — ни кусочка. А ведь, бывало, она водилась у него целыми мотками.

— Что же ты, Ондрик, — молил Йожо, все более увязая в тонкой грязи, — чего же ты ждешь?

— Никак не доберусь до тебя, — процедил сквозь зубы Ондрей, уже теряя всякую надежду.

— Ну сделай, сделай что-нибудь!

Ондрей понял, что выход один: бросить ветку Йожо — пусть продержится хоть какое-то время, а самому бежать за подмогой.

«Только бы кинуть ветку так, чтобы Йожо дотянулся до нее, — с опаской подумал мальчик. — Это единственный выход… Только бы не промахнуться…»

Он сказал Йожо о своем решении. Тот истошно закричал, точно его пырнули ножом, вскинул руки, но тут же опустил их и заплакал еще пуще:

— Не уходи!..

— Нет, надо… На, лови!

Ондрей примерился взглядом, с какой силой надо бросить ветку, изловчился и… Ура! Ветка плюхнулась рядом с мальчишкой.

— Ну как, легче? — спросил он, когда Йожо ухватился за нее.

— Легче… немного… но не очень… — простонал Йожо, мелко стуча зубами.

— Я сейчас вернусь, Йожо, ты только чуть потерпи! — крикнул Ондрей как можно увереннее и стал продираться сквозь заросли кустарника. Жалобные стоны мальчишки словно толкали его в спину: быстрее, быстрее! Сейчас его уже не заботило, провалится ли он по колено или по щиколотку. Лишь бы поскорее выбраться на твердую почву и стремглав лететь в деревню. Вот уже рядом сухая полоса, вот он уже мчится во всю прыть… Уже на бегу он обернулся и крикнул:

— Я скоро вернусь, не бойся!

И тут только он понял, как далеко до деревни. Сердце замерло от ужаса. «Не добегу… не добегу…» — стучало в висках. Но эта же мысль и подстегивала Ондрея, он мчался во весь дух, уверяя себя, что должен успеть, что Йожо не может погибнуть. Он бежал, не сводя глаз с видневшихся вдали домов и церковной колокольни деревни. Но казалось, она нарочно пятится от него. А поблизости ни одной живой души… Ему стало жарко, на бегу он развязал галстук, расстегнул все пуговицы на рубашке. Прохладный ветерок овевал грудь, бежать стало легче.

Вдруг тишину прорезал резкий гудок. Поезд! Ондрей окинул взглядом высокую насыпь, на которой в немом ожидании лежали рельсы. Вот-вот прогремит по ним поезд. Пассажирский или товарный? Да и не все ли равно? И тут и там — люди. А люди — это спасенье для Йожо.

Ондрей быстро повернул к железнодорожной насыпи. От деревни в сизых клубах дыма стремительно приближался состав. Мальчик взбежал по крутому склону и остановился между серебристыми рельсами.

В руке он держал галстук. Широко расставив ноги, он принялся размахивать им над головой. Поезд был еще далеко, но колея гудела, насыпь дрожала.

Грохот нарастал с каждой минутой. Паровоз становился все больше и больше, вот он уже походил на огромного великана…

«Только бы заметили, только бы заметили!» — вихрем пронеслось в голове мальчика, и тут он вдруг понял, что может случиться, если его не заметят. Он пришел в ужас, его охватило безумное желание тут же отскочить в сторону, но в эту секунду над будкой паровоза заклубился белый султан пара и захрипел гудок. «Заметили!» У него задрожали колени, но он так и не сдвинулся с места, только судорожно замахал галстуком.

«Что, если не остановится? Не сможет остановиться? Но ведь Йожо гибнет в болоте…»

Паровоз подходил вплотную, гудок непрерывно ревел, напоминая рык разъяренного зверя. У Ондрея перед глазами с головокружительной быстротой замелькали кроваво-черные круги…

Он пришел в себя лишь тогда, когда разгневанный машинист закричал ему в лицо:

— Ты что, очумел, паршивец? Хочешь, чтоб я влепил тебе по первое число? Остановить поезд! Да ты соображаешь, что ты наделал?

Ондрей вздохнул, силы постепенно возвращались к нему.

— Тонет! Вон там, там… Тонет! — бессвязно лепетал он.

— Кто тонет? — не понял машинист, глядя в ту сторону, куда указывал мальчик: там не было никакой воды, одни луга, кустарники, вдали за ними — лес. — Да ты скажи толком, кто тонет? — Машинист стал трясти Ондрея за плечо.

Мальчик наконец пришел в себя и взволнованно сказал, где Йожо и что с ним приключилось.

Лицо у машиниста смягчилось, взгляд подобрел. Он поднялся в свою будку и тут же вернулся, держа в руках длинную бечеву и ведро — очевидно, первую попавшуюся ему на глаза вещь. Он крикнул кочегару, чтобы тот сохранял давление пара на нужном уровне, а пассажиров, вышедших из вагонов, попросил спокойно подождать — он, мол, скоро придет.

— Ну давай, мальчик! — Машинист взял Ондрея за руку.

— Скорее, дяденька, скорее! — торопил машиниста Ондрей, хотя сам едва поспевал за ним.

Они прибежали к болоту. Голоса Йожо не было слышно.

Ондрей ужасно испугался. Жив ли он еще? Или толь уже сомкнулась над ним?..

Он опять побежал, но тут же сообразил, что следовало бы раньше окликнуть парнишку. Остановившись, он приложил ладони к губам и закричал во всю мочь:

— Йо-жо-о!

Отзовется? Или…

Но вот из-за кустов донесся почти стон:

— Ондришкоо!

— Мы идем, Йожко, идем! — крикнул Ондрей осипшим от волнения голосом.

Он рванулся вперед, поскользнулся, упал в ржавую, жирную воду, но тут же поднялся и пошел дальше. Машинист широко шагал за ним следом, ничуть не заботясь о том, что у него намокают брючины, что в башмаках хлюпает жижа. Так они шли, меся грязь, а когда достигли кустов, двигаться стало легче. Наконец они продрались сквозь чащу кустарника. Йожо, почти по плечи погруженный в болоте, судорожно сжимал кривую ветку. Она на самом деле здорово его выручала. Но, видать, долго бы он не продержался.

Машинист быстрыми движениями привязал веревку к ведру. Потом крикнул:

— Ну, держи, парень!

Ведро упало у самого носа Йожо, заляпав все лицо грязью. Мальчик вцепился в веревку, и машинист стал медленно его вытаскивать. Ондрей прыгал вокруг, стараясь хоть как-то помочь, но тот осадил его:

— Отойди. Одному мне сподручнее.

— А она не оборвется? — спросил мальчик, со страхом следя за натянутой веревкой.

Машинист покачал головой, улыбнулся.

Йожо медленно высвобождался из топи. Вот он в ней уже по пояс, потом по колено… Он попытался шагнуть — не получилось, ноги у него онемели, он едва ими ворочал. Веревка, однако, сделала свое дело. Когда Йожо подполз к своим спасителям ближе, они подхватили его под мышки и быстро вытянули из трясины. Вода ручьем стекала с него, болотная грязь отваливалась кусками. У мальчика зуб на зуб не попадал от холода, а главное, от пережитого ужаса. Они помогли ему дотащиться до насыпи, положили на теплую траву. Солнце постепенно возвращало ему жизнь.

Машинист подошел к Ондрею и подал ему замасленную руку.

— Ты уж не сердись, что обругал тебя, — сказал он приглушенным голосом. — Звать-то тебя как?

Когда Ондрей назвал свое имя, машинист погладил его по светлому чубу.

— Ты молодец, Ондрей, настоящий герой. Выстоять перед поездом…

Мальчишка обрадовался, почувствовал гордость.

— Ну, будь здоров! — Машинист взобрался на паровоз. На последней ступеньке он оглянулся и еще раз напомнил Ондрею, что надо бы поскорей отвести парнишку домой, не то простудится.

— А он не из нашей деревни, — нерешительно проговорил Ондрей.

Когда машинист узнал, что Йожо из той самой деревни, где ближайшая у поезда остановка, он закричал:

— Лезь сюда, мокрая курица, я отвезу тебя! У котла обогреешься…

Ондрей встрепенулся: вот бы и ему прокатиться на паровозе. Он открыл было рот, чтобы сказать об этом, но тут раздался свисток, и поезд тронулся. Мальчик смотрел ему вслед, пока он не исчез за поворотом. В душе он отчаянно завидовал Йожо, укатившему на паровозе.

Потом постоял минуту в нерешительности и повернул к деревне. В лес идти расхотелось. Он медленно брел к дому; в глазах так и стоял промокший Йожо: вот он в паровозной будке трогает разные колесики и ручки, а захочет — нажмет какую-нибудь из них, и паровоз весело засвистит. Ондрей тоже попробовал засвистеть, но у него ничего не получилось.

Водолаз

Это случилось на реке Ген, одной из многочисленных вьетнамских рек, похожих друг на друга как две капли воды, — все они широкие, глубокие, мутно-голубые. И повсюду следы мостов, разрушенных войной.

Перевозчики только успели подтянуть паром к причалу, за которым виднелась деревня, как на той стороне послышались настойчивые автомобильные гудки: один — визгливый, высокий, другой — густой и сиплый, словно рев буйвола. Сперва они чередовались, потом загудели в лад.