Я вернусь на рассвете - Владимир Царукаев

В этот момент вождь с каменным топором в руке подкрадывается сбоку и со страшной силой обрушивает своё грозное оружие прямо на голову чудовища. Какой могучий этот древний человек! Нынешним людям такой удар не по плечу!

И вождь размозжил череп мамонта! И тут же нанёс второй удар, потом и третий…

Теперь у племени есть пища! Её хватит надолго. Уже не грозит голодная смерть.

— Если бы не этот топор, — говорит учитель Тазе, — не одолеть бы людям мамонта…

Ребята слушают учителя, а Ахболу кажется, что предводитель племени — это и есть Тазе. Ахбол забыл обо всём на свете: он даже и не подозревал раньше, что такой небольшой топорик когда-то изменил всю жизнь людей, дал им столько силы! Ведь с ним древний человек стал сильнее всех на земле — сильнее тигров, львов и даже мамонтов!

А учитель продолжал:

— И вот далёкий предок наших предков, этот дикарь, открывший людям новую эру в их жизни, умер, сжимая своё каменное детище, свой топор, в руке. Так его и захоронили где-то в горах. И с тех пор рука человека не касалась этого чёрного камня, пролежавшего несчётное количество лет!

Учитель остановился, прошёлся по классу и улыбнулся, глядя на Галау.

— И тем человеком, который первым к нему прикоснулся через века и эпохи, оказался… Кто бы вы думали, ребята?

По классу прошёл шумок, все стали оглядываться по сторонам, надеясь угадать, о ком хочет сказать учитель.

Ахболу казалось, что все смотрят на него. Поэтому он уткнулся в парту, ожидая последних, торжественных слов учителя.

«Ну конечно же, он сейчас скажет, — думал Ахбол, — что «скромный ваш товарищ Ахбол Темирбулатов первым после древнего человека коснулся своею рукой топора». И тогда, — мечтал Ахбол, — я встану и скажу, что учитель Тазе ошибается, что не я, Ахбол, первым после вождя древнего племени коснулся этого топора, а мой отец, погибший на фронте во время войны, — Кайтмирза Темирбулатов».

Учитель оглядел притихший класс и сказал:

— Ну, раз уж вы не догадываетесь, я скажу вам. Нашёл этот топор ваш товарищ, ваш одноклассник Бабазеев Галау! Музей благодарен ему за очень ценный, очень интересный экспонат!

В классе поднялся шум. Ребята не выдержали, повскакали со своих мест и окружили учителя. Каждому хотелось потрогать каменный топор своими руками. Каждый что-то говорил, кто-то уже спорил…

Лишь Ахбол остался сидеть за партой. Слова учителя ещё звучали в его ушах. Не хотелось им верить, но это было так: не он, не Ахбол, а Галау принёс топор. Попробуй докажи, что это не так!

Ахбол не выдержал, вскочил и выбежал из класса. Все были так заняты топором, что никто не обратил на это внимания. И тут же раздался звонок…

А звонок всегда внезапен и обязательно заставляет вздрогнуть. Это ведь с самого первого класса!

В хижине новый человек

Уныло брёл Ахбол по оживлённой, утопающей в зелени садов улице. И невесёлые были у него мысли. Думал он о том, что, видно, родился неудачником. У других ребят есть свои отцы, матери, свой дом… А он, Ахбол, растёт сиротой. Хорошо, что тётя с дядей не бросили, приютили… Хорошо, что нашлись родные люди.

Правда, живётся порой не очень сладко. И всё потому, что дядя Джамбот плохой семьянин. Так утверждает соседка Фатима. А тётя Бутиан с ним всё время ругается. Дня не пройдёт, чтобы они не поссорились. Ни с того ни с сего вдруг раскричатся и не дают учить уроки. Наполучает Ахбол троек — и ему же достаётся от дяди!

— Непутёвый ты человек, — говорит дядя Джамбот в таких случаях. — Вот отец у тебя был способный к ученью, трудолюбивый, а ты, видать, не в него…

Если рядом стоит тётя Бутиан, она обязательно ядовито заметит:

— Твой племянник, наверно, уродился в своего дядю.

Иногда за этой репликой следует тяжёлый разговор, и Ахболу остаётся только слушать и недоумевать: «Почему они не могут говорить спокойно»?

А потом как тётя, так и дядя долго-долго молчат. Дядя Джамбот попыхивает своей трубкой, хмурится и, когда стемнеет, хлопает дверью и уходит из дома, пробурчав что-то вроде «Гром и молния!». Тут тётя Бутиан начинает сморкаться и утирать слёзы. А Ахболу кажется, что всё это из-за него. Не будь его, они, может быть, жили бы мирно…

Но тётя Бутиан не злая. Иногда даже очень добрая. Подойдёт, погладит по голове и так грустно-грустно спросит: «Трудно тебе у нас живётся, да?»

Ну что ей ответить?

«Нет, — говорит Ахбол, — мне хорошо».

А дядя любит араку пить. Придёт под хмельком — добрый такой, весёлый… «Я тебя, — говорит, — Ахболат, как родного сына, люблю. Эй, Бутиан! Почему ты не купишь ему новую рубашку?» — «Куплю, куплю завтра», — отвечает Бутиан.

Однако рубашки до сих пор нет, а эта, что на нём, вся в заплатах, совсем старая.

Идёт Ахбол по улице и утешает себя: «Ничего. Скоро вырасту, окончу школу, поступлю на работу, сам себя обеспечу да ещё тёте с дядей буду помогать: ведь они к тому времени старенькие будут…»

А домой идти всё-таки не хочется. Да и никто его особенно не ждёт. Другие родители бегают по улицам, разыскивают своих сынков и дочек, если те задержались и не вернулись вовремя из школы. А тёте с дядей всё равно. Им, наверно, даже спокойнее одним. В прошлый раз до самого вечера пробыл у Гайто, думал, дома ругать будут. А они даже не спросили, где Ахбол пропадал…

Гайто около шалаша точит косу.

— Знать, понравилась тебе моя хижина, джигит! — смеётся старик. — Садись рядом. Рассказывай, как живёшь.

Ахбол садится на бревно и не знает, с чего начать эту неприятную историю с топором…

— Вот какое дело, — сказал вдруг Гайто. — Есть у меня к тебе серьёзный разговор.

Ахбол удивился: «Разговор! Да ещё серьёзный!» Он вопросительно взглянул на деда.

— Ты тогда рассказывал мне, что и читать и писать умеешь… А я тебе скажу по секрету: даже своё имя не смогу написать.

— Да неужто? Это же так просто!

Гайто вздохнул:

— Всё, милый, просто, когда научен. А когда не научен — трудно. В былое время школ не было. Подросли — воевали да трудились изо всей мочи, а потом постарели… Голова уже не та!

Ахбол вспомнил слова Пушкина, упомянутые один раз учителем Тазе на уроке литературы: «Осетинцы — самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе».

«Гайто родился ещё тогда, когда осетины были самыми бедными, — подумал он. — Конечно, не до школы было…»

— А ведь меня твой отец, Кайтмирза, обещал грамоте научить. Но не суждено, видно, было… А вот взять бы тебе да научить меня грамоте вместо отца, а?

Ахбол не может понять: не то Гайто серьёзно говорит, не то шутит.

— Ну, что молчишь, джигит? Хоть бы имя писать научил… Я тебе показывал, как сено косят? Показывал. Я тебе играл на фандыре? Играл. Учил я тебя плести корзины? Учил. Рассказывал легенды про нартов? Рассказывал. Теперь и ты расплачивайся со мной. Если вернётся твой отец, он тебя похвалит за это.

Дело приняло серьёзный оборот. Ахбол и Гайто стоят около очага, справа от хижины. Из потухшего костра мальчик достаёт большой уголёк и на сухой земле пишет: «Гайто».

— Дядя Гайто! — говорит юный учитель. — Вот на песке я написал «Гайто». Это и есть ты.

— Ах ты моё солнце! О том, что я Гайто, я уже семьдесят лет знаю. Зачем же повторять?

— Так это же твоё имя! Я его написал. Теперь ты знаешь, как оно пишется.

Ахбол показывает пальцем на буквы, начерченные углем.

— Да пойми ты, мальчик, что ничего нет на земле долговечного! Ты написал моё имя — это хорошо. А вот пойдёт дождь и всю твою работу смоет. И я уже не буду знать, как пишется моё имя…

Ахбол задумался: «Такой дядя Гайто мудрый человек, а не понимает самой простой вещи! Ведь надо же запомнить, а не просто смотреть! Придётся каждую букву в отдельности заучить».

— Вот эта буква называется «Г». — Ахбол тычет пальцем в землю.

— А ты мне только что говорил, что здесь написано «Гайто», — возражает старик.

Эх, как тяжело! Всё на свете знает Гайто. Говорят, ему даже известно, как муравьи между собой разговаривают, а не может понять, что слово состоит из отдельных букв.

Долго длились их мучения. Гайто даже вспотел.

— Ох ты боже мой! — тяжко вздыхал он. — Легче кровников[6] примирить, чем этой грамоте научиться.

Ахболу было приятно выступать в роли учителя. Он проникся терпением. И всё-таки старик так и не научился писать своё имя. Читать — читал. Одним махом. А что такое буква и слово и какова между ними разница, так, видно, и не понял.

— Избавь ты меня от этой премудрости! — наконец взмолился он и сказал: — Пфу… Лучше уж из Терека камни таскать. Не зря говорят в народе: «Старое дерево трудно согнуть — не поддаётся». Мой ум и есть то самое старое дерево.

Но Ахбол чувствовал себя на высоте. Он ни за что не хотел сдаваться, пока не научит Гайто писать каждую букву. И из букв составить слово. А пока решили сделать перерыв. Гайто взял косу и отправился к речке.