Face-to-face - Галина Тер-Микаэлян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я уже думал, – хлюпнув носом и глубоко вздохнув, сказал Самсонов. – Правда, немного боязно – все-таки такая организация, еще пришьют что-нибудь.
– Ерунда, сейчас не тридцать седьмой год, что вы, право!
– Да, наверное. Что ж, наверное, я вашему совету и последую, другого выхода нет. В конце концов, мне терять нечего, я человек одинокий.
– Возможно, я сам… – начал было Юрий, но не договорил, потому что откуда-то сбоку донеслись крики и ругань, совсем рядом тишину разорвал пронзительный женский визг, и сразу же возник шум, обычно сопутствующий, пьяной потасовке.
Они обернулись, невольно замедлив шаг – у самого входа в метро три дюжих парня выясняли отношения кулаками. Неожиданно к Юрию бросился человек с залитым кровью лицом, обхватил его руками, и они вместе, потеряв равновесие, упали в сугроб. Другой верзила сшиб с ног Самсонова – свалился ему прямо под ноги и уцепился за пальто, не давая подняться.
Тут же послышался милицейский свисток, Юрий закричал от боли, почувствовав, что ему с силой заламывают назад руки. Краем глаза он видел, как два стража порядка защелкивают наручники на запястьях сопротивляющегося Самсонова, попробовал вырваться, но безрезультатно. Обоих их – скованных, растерзанных, окровавленных – втолкнули в машину с зарешеченным окошком, захлопнули железную дверцу.
– Выпустите нас! – Юрий отчаянно заколотил по стене скованными руками. – Выпустите, мы ничего не делали, мы просто проходили мимо!
Самсонов помотал головой, дотронулся браслетом наручника до заплывшего от удара глаза и испуганно сказал:
– Это же черт знает, что такое! Куда они нас?
– Ничего, сейчас разберемся! – от ярости у Юрия внутри все кипело. – Я тотчас же все выскажу их начальству, они у меня попляшут!
Увы, тотчас же поговорить с начальством ему не удалось – их вывели из машины, сняли наручники и втолкнули в тесную камеру, вдоль стены которой тянулась длинная скамья, а в углу стояла издававшая неприятный запах параша. Дверь заперли, а когда Юрий постучал в нее кулаком, крохотное окошко приоткрылось, и хмурая мужская физиономия произнесла длинное непечатное ругательство, после чего створка с треском вновь захлопнулась. Самсонов вздохнул:
– Порядки же у вас в столице, однако! Ладно, успокойтесь, они все равно не откроют, пока их начальник не придет протокол составлять. А мне, извините, по нужде надо, – и, деликатно повернувшись к Юрию спиной, он помочился в парашу.
Около полуночи в Серебряном Бору возле обнесенного оградой особняка остановилась черная «Волга». Из ворот вышел охранник, что-то сказал водителю, и после этого металлические ворота раздвинулись, пропуская автомобиль. Из него вышел плотный, крепко сбитый мужчина и направился к дому по расчищенной от снега тропе. На пороге ему преградили дорогу три человека в штатском, один из них спросил ничего не выражающим голосом:
– Оружие есть?
Пожав плечами, визитер отдал ему табельный пистолет, но, тем не менее, его одежду тщательно прощупали. Мужчина отнесся к обыску равнодушно – это была стандартная процедура, на которую не приходилось обижаться. После досмотра человек в штатском проводил его до кабинета и нажал на вмонтированную в стену кнопку звонка. Массивные створки двери раздвинулись, пропустив ночного гостя внутрь, и тут же вновь наглухо сомкнулись за его спиной. Навстречу, хрустнув пальцами, шагнула женщина, лицо которой выражало крайнюю озабоченность.
– Я давно жду, да садитесь же, рассказывайте! Почему Галя не позвонила мне?
Женщине было лет пятьдесят или даже больше, но красота лица ее казалась неподвластной годам. Пришедший опустился на мягкое сидение и почти неприметно дернул головой, как человек, желающий оглядеться по сторонам и убедиться, что его никто не подслушивает. Движение было сделано чисто по профессиональной привычке – ночной гость доподлинно знал, что именно в этот кабинет загородной резиденции министра внутренних дел СССР Николая Анисимовича Щелокова, доступ «гэбэшникам» закрыт. Поэтому он спокойно ответил:
– Галина Леонидовна решила последовать моему совету и лишний раз не привлекать внимания людей Андропова – все линии в доме в настоящее время прослушиваются.
– П-фу! – женщина с презрительным видом пожала плечами и села, проворчав: – Андропов слишком много на себя берет, он что, уже разобрался с диссидентами и академиком Сахаровым, что взялся за нас? Кажется, его люди наставили своих «жучков» даже в Кремле! Их дело – следить за надежностью нашей охраны, а не слушать наши разговоры! Когда Брежнев назначал Николая Анисимовича министром внутренних дел, у них была договоренность, что КГБ вмешиваться в дела милиции не будет.
Гость, терпеливо выслушав ее возмущенную тираду, спокойно кивнул головой:
– Да, конечно, вы правы. И все же совершенно ни к чему давать им в руки неопровержимый компромат против себя. Андропов только и ждет случая – чуть что, и КГБ начнет копать.
– Ой, да бросьте! Копать! Вы забыли, как они пробовали покопаться в кабинете Николая Анисимовича? – она нервно пригладила волосы. – Мы тогда отсняли их людей скрытой камерой, показали Брежневу, и он всыпал Антропову по первое число – тот стоял перед Леонидом Ильичем, как мальчик, и пикнуть боялся!
– Тем не менее, при нынешних обстоятельствах телефонную линию для обсуждения данного дела лучше пока не использовать.
Тон его был вежлив, но непреклонен – так говорят, когда вопрос обсуждению не подлежит. Женщина пожала плечами:
– Хорошо, хотя я уверена, что вы перестраховываетесь. Меня, если честно, совершенно не волнует этот бывший директор музея, который сейчас ходит и ломится во все инстанции. В чем проблема, ему ведь можно в принудительном порядке рекомендовать лечение? Я бы сама, как медик, подтвердила, что у этого человека на нервной почве возникла бредовая идея, так что тут дело и выеденного яйца не стоит, а вы разводите панику.
– Это как посмотреть, – возразил визитер, слегка постукивая костяшками пальцев по подлокотнику своего кресла, – меня бы он тоже не беспокоил, но тут может получиться вот какая штука, я уже объяснил это Галине Леонидовне. Предположим, Самсонов, устав от хождений в ЦК, обратится в ведомство Андропова, и КГБ им заинтересуется.
– Ну и что? Они ничего не докажут – полотна не были официально занесены в реестр, а что можно определить по каким-то скверно сделанным фотографиям? Возможно, бедняга под влиянием свой идеи фикс сфальсифицировал снимки – такое в медицинской практике случается.
– Некая Каролина Вайс, искусствовед из Лондона, видела подлинники и своим восторженным заявлением привлекла внимание западной прессы. Вы ведь помните об этом, не так ли?
Женщина вновь досадливо дернула плечом:
– У меня пока нет склероза, это вы забыли ваши собственные слова о том, что Вайс молода и, как специалист, не пользуется авторитетом у коллег. Многие сочли ее заявление выдумкой девчонки, которая хочет создать себе имидж ученого. Кроме того, с тех пор прошло два года, и пресса уже давно обо всем забыла, а Вайс больше СССР не посещала – ей наотрез отказали в визе.
Под конец фразы голос ее утратил уверенность, потому что лицо мужчины стало ледяным. Чуть наклонившись вперед, словно желая, чтобы до сидевшей напротив собеседницы дошло каждое слово, он медленно произнес:
– Вы также забыли, что в КГБ умеют собирать информацию по крупинке. Итак, что они имеют? Пару лет назад в СССР приезжал шейх Абу Мухаммед, тонкий ценитель живописи, зодчества и женской красоты. Он посетил несколько русских городов, где сохранились памятники старины, в том числе и город Кемь, а после этого преподнес вам и Галине Леонидовне редкие по красоте бриллиантовые украшения. Подарок есть подарок, придраться тут вроде бы не к чему, и можно считать случайным совпадением, что позже в картинной галерее Абу Мухаммеда появились редчайшие полотна художников эпохи Ренессанса. Сам шейх утверждает, что приобрел их у арабского коллекционера, пожелавшего остаться неизвестным. Только вот, если сопоставить заявление Каролины Вайс с вашими бриллиантовыми подарками и появлением полотен у шейха, то до полной картины «гэбэшникам» не хватает всего одного штриха. Этот штрих – Самсонов с его фотографиями.
Наступило молчание, женщина сидела, сдвинув брови и сосредоточенно глядя в одну точку.
– Хорошо, и что же нам делать? – спросила она наконец, качнув головой.
– Посоветовал бы вам с Галиной Леонидовной пока не встречаться, по телефону только «здравствуй, целую, до свидания». Остальное я беру на себя – Самсонов уже у нас, фотографии, что были при нем, уничтожены, но негативов мы не нашли. Я лично его допрашивал в течение четырех часов, и ничего не добился, после возвращения допрошу опять, но пока он молчит.
Руки ее бессильно упали, в глазах мелькнул ужас.
– Надеюсь, вы не собираетесь его… убить? – растерянно спросила она.