ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века - Инна Соловьева

В мемуарах Дейкун та же история разрешается иначе. «…Константин Сергеевич решил показать нашу работу в области системы всей труппе Художественного театра. Наш показательный урок, страшно волнуясь, проводил Е. Б. Вахтангов. Мы проделали ряд упражнений на внимание, на свободу мышц, на органическое действие и т. п. А потом Бирман и я показали какой-то этюд. Это выступление молодежной группы произвело на всех большое впечатление. Константин Сергеевич был счастлив… С этого дня вся молодежь театра и некоторые артисты старшего поколения примкнули к нашей группе»[81].

Не будем беспокоить читателя вопросом, чье свидетельство вернее.

Если держаться архивных источников, вообще вырисовывается совсем иная картина.

Итак, 5 января 1912 года Правление МХТ санкционировало создание студии (по-видимому, именно так: не создало, а санкционировало создание). Теперь развернем конторскую книгу, по музейной описи обозначенную «Дневник занятий „системой“». Первые листы заполнены рукой Вахтангова, присоединяются записи В. М. Бебутова, вкрапляются строки рукой Сулержицкого. Начинается так:

«12 января 1912 г.

К. С. Станиславский вызвал всех, которые занимались его системой под руководством Е. Б. Вахтангова, и рассказал им, на каких основаниях он организует занятия для всех желающих.

Л. А. Сулержицкий познакомил К. С. с работами, которые происходили с 25 окт. 911 г.

Вывешено следующее объявление:

К. С. Станиславский организует занятия его системой с желающими гг. режиссерами, артистами труппы и филиального отд., школы и сотрудниками.

Образуется три группы. В первую войдут лица, совсем не знакомые с системой (занятия с Е. Б. Вахтанговым). Во вторую – уже знакомые с системой в основных чертах (занятия с Л. А. Сулержицким). В третью группу – лица, проверенные Константином Сергеевичем.

Все желающие заниматься или получить более подробные сведения приглашаются обращаться к В. В. Третьякову до среды 25 января».

Тою же рукой дописано: «Для приискания художественных отрывков и пьес образовано литературное бюро во главе с В. М. Волькенштейном (Коробьин, А. М. Петров, Бебутов)»[82].

Естественно было предполагать, что занятия в третьей группе – с «проверенными» им лицами» – поведет К. С. Но в тот же день 12-го К. С. начал репетиции тургеневского спектакля; как бы он стал разрываться между Студией и взятой им ролью графа Любина. Дело перекладывалось на Сулера с Вахтанговым.

После двух записей, сделанных в августе 1911-го (из них последняя – «Основал Студию»), в дневниках Вахтангова про студию ни строчки до 12 января 1912 года.

В этот день Вахтангов и начинает официальную книгу «занятий по системе» и возобновляет личные дневниковые записи. Они тут, как повелось, конспективны: «Заседание с К. С. – этическая несправедливость, этическое преступление». Не расшифровано, про что это – про что-то конкретно разумеющееся в разговоре с глазу на глаз (может быть, обвинение) или тут вопрос общий.

«NB – работает тот, кто много чувствует, а не тот, кто играет много отрывков.

1. Узнать „систему“.

2. Почувствовать „систему“.

3. Проявить „систему“»[83].

У этой записи есть поясняющая ее предыстория. Выздоравливавший после тифа Константин Сергеевич 6 октября 1910 года диктовал жене – спешил во избежание «нежелательных конфликтов» ответить на письмо Сулержицкого. Письмо Сулера не разыскано, но его смысл из ответов К. С. ясен: «Речь идет о Марджанове». Сулер смущен и недоволен его энергией в работе с молодыми. К. С. вновь пришедшего режиссера отстаивает: на то и зван. Не все ладится? Странно «было бы рассчитывать на то, что Марджанов после нескольких разговоров со мной усвоит мою систему. Я обрадовался и тому, что Марджанов захотел вникнуть в мою систему и даже увлекся ею по-своему, как умел. Согласитесь, что за это я могу его только полюбить, а не возненавидеть; согласитесь, что и Вы, как поборник этой системы, должны стараться помочь ему и мне и не отворачиваться от него. Марджанов понял умом, а не усвоил чувством нашу систему – согласен. Но разве это усвоение может прийти без долгой практики»[84].

Стоит проследить контрапункт личных записей Вахтангова в официальном «Дневнике занятий…».

Там рукою Вахтангова 14 января занесено: «В фойе сотрудников были собраны все занимавшиеся системой К. С.

Е. Б. Вахтангов распределил их на две группы. В 1-ую вошли мало подготовленные, во 2-ую – познакомившиеся с системой более или менее основательно.

2-ая на днях должна показать свои работы Леопольду Антоновичу Сулержицкому. Он выберет из нее лиц для работ под своим руководством».

Следуют списки: «Первая группа» и «Вторая группа».

«Для сношений с администрацией выбран Э. Ф. Вальтенберг.

Кроме того прочитан план работ.

Е. Вахтангов»[85].

Запись 16 января: «В перерыве между 2-й и 11-й карт. „Гамлета“ занимались „Хористкой“ Чехова: Гиацинтова, Дейкун, Коробьин. Присутствовала Эржиу».

Не снявши тяжкого золотого плаща, в туго обтягивавших голову золотых повязках (предстоит еще выходить в 11-й картине – кладбище) нужно сосредоточиться на своей воображаемой жизни в комнате с антресолями на подмосковной даче (там в духотище доводят себя до бурных жестов герои «осколочного» рассказа Чехова «Хористка»).

Можно и запнуться: хорошо ли такое отрешение от «Гамлета»; нельзя ли для «Хористки» найти другое время и место. Но своего места для занятий пока нету.

По личной записной книжке Вахтангова очевидна воля к порядку. Столь же очевидно, что порядка мало.

«20 янв. Малая сцена. Организационное собрание.

Нижеследующим лицам предложено для укрепления сыграть в короткий срок пьесу (в 5 дней со дня раздачи ролей), для выбора которой приглашаются Бебутов, Петров, Волькенштейн».

«Нижеследующие лица» перечислены так: «Королев, Кулинский, Колин, Коробьин, Лузанов, Орлин, Булгаков, Фердинандов, Чебан, Шапошников». Против фамилии Фердинандова потом сделают приписку: «Вычеркнут по его заявлению». Это тот самый Б. А. Фердинандов – в будущем актер и художник Камерного театра, Арлекин в «Покрывале Пьеретты», Молодой сириец в «Саломее», создатель Опытно-героического театра; судьбы людей, прошедших по касательной к Первой студии, занимательны.

Из женщин «для укрепления сыграть в короткий срок пьесу» приглашены Бирман, Успенская, Дейкун, Гиацинтова, Косарская, Алексеева. Чтобы пояснить, как должен выглядеть сценический результат, пользовались словечком: «раскизный». Такого слова нету, вероятно, в нем скрестились «рассказ» и «эскиз».

«21 января 1912 г.

В среду в 1 ч. дня должно быть готово: выбраны пьесы и распределены роли. Режиссеры – А. М. Петров, В. М. Бебутов, Е. Б. Вахтангов. Литературная работа поручается В. М. Волькенштейну»[86].

От записи в запись повторяют имена отсутствующих с припиской: «Неизвестны причины».

Исходно определившиеся как «желающие заниматься» приходят с опозданиями, уходят до окончания занятий, могут не прийти. Сегодня желающие, а завтра нежелающие? Без обязательств?

Год спустя, когда Станиславский с Сулером будут решать вопрос, оставлять ли того или иного студийца в составе МХТ, Станиславский несколько раз пользуется словом: «обязательства». Имея в виду обязательства свои перед учеником.

«Прочтена пьеса Щедрина „Просители“.

Распределены роли»[87].

«29 января. Читают „Отрывок“ Гоголя».

Отрывок с год назад играли на выпуске адашевцев – Немирович-Данченко отметил Вахтангова в роли Собачкина. По распределению, записанному в «Дневнике…», Собачкина дали Н. Ф. Колину. Бирман поручили Марью Александровну.

«Решено вести собрания по очереди – Вахтангов, Бебутов, Петров».

Встречи называют не репетициями, а собраниями. В Первой студии и потом не любили говорить, что спектакль ставит (режиссирует) икс или игрек; предпочитали сказать: спектакль ведет такой-то.

29 января записано: «В. М. Волькенштейн разбирает „Отрывок“ с литературной стороны».

Из троих вошедших в «Литературное бюро» Волькенштейн самый авторитетный: окончил курс в Петербурге, учился и в Гейдельберге, его драматические опыты печатал альманах «Шиповник». Однако записываемое за ним скудно, заразить актера не может. «Продолжение заседания назначено на 8½ ч., после 3-й картины „Гамлета“ в фойе сотрудников».

От «Собачкина» отказываются. Дальнейшие записи – о «Просителях».

«Гримы. Прически. Костюмы. Декорации.

Л. Ант. Сулержицкий говорит о порядке работы над пьесой и ролями».

Занятия то и дело переносятся.

Никак не наладятся. Что-то идет не так.

«Предложено для укрепления сыграть в короткий срок пьесу (в 5 дней со дня раздачи ролей)». Легкий шаг составлял славу школьных работ Сулера и обнадеживал Станиславского (тот знал угрозу вязкости). Но вот сроки минули. «Просители» не готовы ни через пять дней, ни через месяц, ни через три.

«Просители», собственно, не пьеса, а один из «Губернских очерков» Щедрина, написанный в диалогах. Место действия – тот же Крутогорск, первый в списке литературных градов Салтыкова-Щедрина: Глупов, Ташкент, Брюхов, Навозный, Серединный, Залупск и др. Город, отданный в удел гиперболе и сатире.