Назад в СССР - Надежда Нелидова

Чем больше узнаю мир, тем мельче он оказывается. Давно ли, в детстве, даже не возникал (ввиду полной несуразности) вопрос: сколько я буду жить? Конечно, вечно!

Жизнь сжимается шагреневой кожей, сужается до одного дня, до часа, до черного секундного штришка на циферблате. Произнеся или просто подумав «мама», мы все, даже самые солидные люди, на миг возвращаемся в детство. Становимся юными, а значит вечными. Вот и все, что осталось в мире по-настоящему устойчивым: мама.

НАЗАД В СССР

– Сядь удобнее, детка (ничего, что детке 15 лет). Осторожно, чтобы не вывихнуть закостенелые позвонки, распрями вечно ссутуленную за ноутбуком спину. Постепенно отведи взгляд от монитора, по возможности верни осмысленность в кроличье красные, диковатые глаза… Видишь мой палец, которым я медленно вожу перед твоим носом: туда-сюда, туда-сюда?… Чудненько, вот и реакция появилась.

Ты круглосуточно общаешься с такими же вялыми, согбенными и красноглазыми рыцарями Ордена Всемирной Паутины. Но в последнее время начал – вот не подумала бы! – заглядывать в ленту живых новостей. Где всё чаще повторяют: кто насторожённо, кто с неприкрытой радостью, – о возвращении советских времён.

Однажды ты сладко потянулся, как сгорбленный взъерошенный котёнок, и мечтательно сказал: «Как вы с батей здорово жили, оказывается. Бесплатные квартиры, больницы, санатории. Автобус 4 копейки. Рабочий получал почти директорскую зарплату. Всюду висели объявления: «Требуются, требуются…» Всё было натуральное: молоко, мясо, масло, сыр. Всё было по справедливости. Все были равны».

Во многом ты прав, детка, кое в чём заблуждаешься. Ты только спроси, отчего я с твоим батей и почти всё наше окружение – не евреи, не диссиденты – восторженно (с долей опаски, но в целом восторженно) встретили перестройку? Старшее поколение – да, неодобрительно качало головой: «Что-то из этого выйдет…»

Но что-то предгрозовое, тягостное давно зрело в воздухе. Чем-то должно было разродиться: плохо, если бурей, хорошо, если освежающим дождём.

Не врубаешься, или как там на вашем сленге? Ну, тогда ещё сравнение: как будто в комнате, где мы жили, затеяли большой ремонт. Бедлам, перевёрнутая мебель щетинится ножками кверху. Вкусный, щекочущий ноздри запах белил, краски, лака… В окна рвётся весна и свежий ветер перемен… Мы были романтиками, воспитанными на комсомольских песнях. Уже немножко циниками, но всё-таки ещё идеалистами-романтиками.

Мы наивно думали, что маляры и штукатуры только и жаждут отстроить, отделать нашу комнату, как игрушечку. И щедро протянуть её нам: живите, радуйтесь!

Мы не знали, что за ушлыми строителями-шабашниками нужен контроль, глаз да глаз. Иначе не только стройматериалы, а и стены по кирпичикам вынесут. Да откуда нам было знать? 70 лет за нас, как за малое дитё, всё решала КПСС. Контролировать власть – вы с ума сошли?!

Мы были послушными и доверчивыми, как дети. Вся страна была как один большой ребёнок, зачарованно распахнувшая глаза и рот, с готовностью развесившая уши для дымящейся лапши.

Ремонтники были доморощенные, родные, из того же детского сада – только более шустрые и жадные. Эти ребята тут же вырвали дорогие игрушки у нас, ревущих и обиженных. Сунули по дешёвой карамельке: сопите в две дырочки, сосите, пускайте радужные пузыри, только не ревите. Поверьте, такое произойдёт в любом детском саду, оставшемся без воспитателя.

Я тогда работала в библиотеке. На журнал «Огонёк» записывалась огромная очередь. Нам с моей напарницей он, естественно, доставался первым. Я была на голову выше её и бессовестно пользовалась этим. Высоко поднимала нарядный пахучий глянцевый журнал – а она, коротышка, прыгала вокруг: «Нечестно, ты и в прошлый раз первая читала!»

Домашние едва не сбивали с ног у дверей: «Огонёк» принесла?!» – «Принесла. Быстренько по очереди читаем, утром должна вернуть».

Ты говоришь надтреснутым петушиным голоском: «Огонёк» был задуман ЦРУ-шниками». Легко судить спустя 30 лет. Но вот ты ответь: что надо было сделать со страной, чтобы она как обезумевшая, оголодавшая, кинулась глотать, не жуя, антисоветские «огоньковские» разоблачительные статьи?

По теперешним сердюковско-васильевско-хорошавинским временам смешно: следователи Гдлян и Иванов гневно разоблачали завсклада, пустившего налево триста пар импортных сапог. Кто их теперь помнит, этих следователей – а тогда это были национальные герои, Робин Гуды.

Отчего, скажи, население ломанулось в кинотеатры на «Маленькую Веру» и «Интердевочку»? Нужно-то было заваливать рынок товарами и услугами для недоедавшего и обносившегося населения – а нас заваливали лавиной чернушных фильмов и журналов.

«Наши спецслужбы проиграли по полной», – с глубокомысленным видом заявляешь ты, мой юный диванный мудрец.

Жили ли мы под неусыпным оком Большого Брата? Не могу о том сказать. Хотя да, был один случай, которому до сих пор не могу найти объяснение.

Было начало восьмидесятых. Дожидаясь трамвая на остановке, мы с подружкой прятались от проливного дождя в телефонной будке. А чтобы другие желающие позвонить нас оттуда не выгнали, я сняла трубку и начала говорить в пустое, однотонно гудящее пространство. Несла какую-то тарабарщину («Пургу», – сказали бы вы теперь).

– Алло! Приветики! Хи-хи. Как делишки? Хи-хи. Куда-куда? Хорошо-хорошо… Без Мотьки не приходить?

– И без Жмотьки не приходить, – веселилась подружка. – И без Обормотьки. Давай активнее общайся, а то граждане монетками по стеклу стучат.

– Бу-бу-бу. Бы-бы-бы. Ху-ху-ху. Хы-хы-хы, – бормотала я, выдохшись, в трубку. Я не заметила, что гудок давно умолк и стояла зловещая тишина.

Вдруг чёрная мембрана щёлкнула и ожила. Отчётливый, как в метро, с металлическими нотками, женский голос презрительно отчеканил: «Прекратите болтать ерунду. Немедленно покиньте автомат». На том (каком?) конце провода давно слушали мою белиберду, и им надоело.

Я подобрала отвисшую челюсть и сказала подружке: «Там сидит человек. Женщина. Внутри телефона». – «Какая женщина?! Ты же ничей номер не набирала». Я тихо, подавленно повесила трубку, и мы выбрались под дождь.

Вот что это было?! У нас возникло три версии. Что это ремонтная служба АТС, проверяла неисправность. Вторая маловероятная: какие-то умельцы близлежащего дома, ввиду острого дефицита телефонных номеров, нелегально подключились к уличному телефону. Третья: о прослушке. О нём, о котором говорили шёпотом. О КГБ, всевидящем Большом Брате.

Ещё навскидку приведу несколько запомнившихся моментов из советского прошлого, – возвращения которых я, ну вот ни на столечко, не хочу.

С этими ма-аленькими, ничтожными, мелочными внутренними проблемками можно было справиться на раз-два, не подымая шум на весь свет, не прилюдно кликушествуя и бичуя себя, не разрушая при этом страну до основания, а затем…

Про советские очереди за всем и за вся, я уже писала. В том числе за положенными по талону двумя килограммами экологически чистого мяса. При разворачивании оно оказывалось костью, обвёрнутой болоньей.

Как записывались в многолетние очереди за «стенкой». «What is а «stenka»? – Это, сынок, шкаф такой: из залитых клеем прессованных опилок… С перекошенными дверцами, с выпадающими крепёжными болтами. А также существовала запись на книги, сервизы, телевизоры, зимние пальто, на холодильники, мясорубки, легковые автомобили…

С заднего хода магазина всё это можно было получить без очереди, по блату. Блат – это полезные связи, сынок. Нынче он тоже актуален и называется изящно: нетворкинг. Н-да… А население ворчало на кухнях и сохло от зависти. Ну и досохло – достаточно оказалось чиркнуть и поднести «Огонёк».

…Очередь на телефон – отдельная тема. Две моих знакомых журналистки не могли выбить себе в те годы домашние телефоны. Они нужны были им для работы, как воздух. Готовы были писать хвалебные оды в адрес коллектива телефонной станции, дать взятку («Кому, вы только скажите?!»)

Работники АТС надувались чванством и спесью: «Нет свободных номеров». Номера чудесным образом находились для продавцов, зубных врачей, мясников, автослесарей, сантехников, портних, кумушек, сватьюшек, знакомых друзей, друзей знакомых. Как это было противно.

Да чего там. Каких-то 13 лет назад мы буквально на коленках вЫползали, вымолили проведение стационарных телефонов в наш загородный посёлок. Каждый дом заплатил по 10 тысяч (тогда, сынок, это были деньги).

Телефонный дефицит создавался искусственно, с непонятным совковым упорством и тупостью. Хотя почему непонятным: дефицит, отношения «ты мне – я тебе» – это была советская валюта.

Но уже о себе властно заявлял рынок: приехал разгневанный региональный начальник и с треском уволил директора нашей городской АТС.

Номера тут же волшебным образом отыскались. Их даже начали бешено рекламировать, втюхивать почти задаром, а поезд: тю-тю, ушёл. Замаячила эра мобильных телефонов.