Катарсис (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

С музыкантами отдельная история. Для репетиций подальше за деревней, у леса был построен огромный амбар со сценой и отоплением, подсобкой и летней площадкой. Рядом несколько изб для проживания. Целая Минеева слобода. Руководитель оркестра Минеев взялся за дело. Теперь каждый праздник без музыки у меня не обходится. Да и летними прекрасными вечерами хочется волшебства.

Не долго я терпел классическую музыку. И решился подобрать вместе с ними дорогие сердцу мелодии и песни. Лично для меня. В обстановке строжайшей секретности мы разбирали некоторые композиции. Потом пытались наиграть. Я исполнял на гитаре, что мог, насвистывал, напевал. Каждая песня давалась с боем, слезами и криками, причитаниями и страданиями. И не только музыкантов, но и исполнителей из талантливой молодежи.

После изрядных мучений набралось на целый концерт. Я сразу предупредил, что все их музыкальные эксперименты особо секретны. И вполне обоснованно. Народ этого времени чуткий, воспринимает все сразу, как руководство к действию. Научишь какой-нибудь «Варшавянке» или «Интернационалу» и жди, когда бабахнет. Лучше без надобности за стены Амбара этих демонов не выпускать.

Именно теперь Амбар, с большой буквы. А началось это после нескольких концертов, устроенных для самых приближенных гостей. Хватило и без военных песен. Когда впервые побывали на концерте мои выученики-дворяне из Питера, то ум у них сдвинулся так, что я велел не выпускать их, пока в себя не придут. Через несколько дней отпустило. Потом девочек из Костромы с Кариной вместе позвали. Лирическая тема не спасла. Тоже несколько дней отпаивали чаями.

Не взирая на все предупреждения, пошли кулуарные слухи о тайной нечеловеческой музыке. Своего рода катарсис, после которого прежним уже не будешь. Посещение Амбара стало означать причастность к самой сокровенной тайне. Только самые проверенные и бесстрашные допускаются к ней. И дают клятву хранить секрет до конца дней своих. Прямо фетиш какой, попасть в Амбар. Но клятвопреступников пока не было.

Глава 4

Бабье лето протянулось до начала октября. Последние солнечные дни. Я самолично испытываю крыло. Мне помогают трое. Стою в низкой тележке. Фрол машет рукой. Лошадка разгоняется с горки и переходит на галоп. Стропы натянулись. Меня выдергивает, и вся моя команда оказывается внизу метрах в пятнадцати. Бегут за мной, а я ору от избытка чувств. И что я в прошлой жизни не увлекался полетами? Здорово -то как! Еле восторги унял. Сейчас главное — не свалиться. А то все быстро кончится. Попробовал повернуть. Чуть вильнул. Страшно. Управление примитивно. Оставлю на потом. Плавно снижаюсь. Как у профессионалов не получилось. Стукнулся о землю и перекатился. Меня распутывают из строп. Все кричат, смеются, плачут каждый на свой манер. И я не отстаю. На руках меня тащат к дилижансу. Залез на крышу, как Ленин на броневик.

— Сегодня великий день, — выдаю во всю мочь, — оно работает!

На больше меня не хватило. Прыгаю на вытянутые руки. Снова обнимаемся. Фрол просится на испытание. Я летал и самолетом, и вертолетом, а он нет. Но нельзя его сейчас останавливать. Даю благословение: «Помни, ты ученый, а не мальчишка. Твоя жизнь там зависит только от тебя».

Разгоняем прежним манером Фрола. Он летит еще выше, чем я.

— Иди прямо, пока ничего не дергай, — боюсь я за него.

Сел удачно, пробежался и не упал. Полный восторг.

— Все ребята, надо опыт изучить, крыло осмотреть. Погода будет, так продолжим завтра.

Но на следующий день заморосил дождик. Резко похолодало, потом и вовсе пошел снег. Крыло убрали, а я показал Фролу модель на резиномоторе. После круглых глаз пришлось выдать пару чарок водки. Он парень умный, прекрасно оценил все перспективы. Дал самому поиграть, но он более осматривает профиль крыла, хвостовое оперение. Пришлось пройти к доске и провести минилекцию по аэродинамике на уровне школьного курса.

— Здесь простая конструкция, а нам нужен такой движетель, что несколько часов проработает, — заключил я.

— Паровик тяжел. И крыло мягкое не полетит, как этот летун.

— Назовем его самолет. Если винт за спину летчику повесим, то полетит. Не в этом дело, а в принципе. Тут ты прав, паровая машина не годится. Нужно легче, меньше в размерах и удобней.

— Где ж ее взять?

— Придет скоро человек. Я уже весточку получил, что до Москвы он добрался. Его негласно проводят до меня. Вот с ним и займетесь.

— Так если он ученый, чем я помогу?

— Тем же, чем и сейчас. Твое дело организовать, проследить, чтоб не мешали, и результаты никуда не ушли на сторону.

В Москве венгерский гость переждал распутицу и отправился ко мне под пристальным надзором «друзей, которым срочно надо как раз в ту сторону по торговым делам». Доставили в лучшем виде. Расположили, накормили, в баню сводили.

Передо мной сидит монах, давший обет безбрачия. Двадцать семь лет парню, но я чувствую такую силу воли, которую не сломить никаким девкам. Одет не в рясу, а в черный сюртук. И волосы на лоб спадают, никаких обритостей не видать. Глаза озорные и внимательные.

— Как мне вас называть? — спрашиваю я.

— По-венгерски Аньош, но если вам будет привычней словацкое имя, то зовите брат Стефан. Или брат Аньош.

— Хорошо, брат Стефан или Аньош. Надолго вас отпустили к нам?

— Это как Господь управит, — в его речи акцент, но говорит понятно.

— Откуда русский знаете?

— Дань уважения основателям монастыря.

— Который в Тихони? Вы там закончили лицей?

— Нет, я учился в Дьере. Но по поручению настоятеля.

— Я прошу вас взять труд по устройству электрической лаборатории и дальнейшему изобретению электрического двигателя, — ляпнул я, подперев щеку кулаком.

— Вот как! — Засмеялся он, — вероятно, вы вдохновились той статьей Фарадея, что лет пять назад наделала столько шума? Увы, опыт любопытен, но движение магнитной стрелки— это одно, а движетель — совсем другое. Моих скромных сил и всей жизни не хватит, чтобы воплотить сию фантазию в нашем мире.

— Хватит. А что Фарадей? За пять лет не продвинулся?

— Меня предупредили, что вы действуете по наитию и поэтому не знаете многих тайных сил и шестеренок, которые продвигают знания в мир или мешают им. Отвечу фактами, так понятнее будет. Он обвинен в плагиате и скандализирован своим же покровителем и начальником. Печальная история. Ученые в миру беззащитны перед житейскими бурями. К тому же Майкл женился. Думаю, в ближайшие несколько лет его ученая прыть не проявит себя.

— Очень надеюсь, что просветите меня на счет шестеренок. А то сами знаете, житейские бури тут кругом, и все такое, — я смеюсь вслед за ним, — пойдемте посмотрим, что привезли.

В будущей лаборатории раскладывают мотки проволоки, магниты, приборы, штативы, реактивы, колбы и прочее. И тут я понял, в какую кашу залез. Разве можно сделать на коленке электромотор только потому, что ты их в детстве разбирал? Да, в школе физику знал неплохо. Но тут не теория, а самая приземленная практика. Ничего еще нет. Хорошо, что примитивный вольтметр уже изобрели. Какой мотор? Действительно, жизни не хватит одному все делать. Но ждать других смысла нет. Объявляю, что завтра с утра начнем.

А сам полночи записываю, что вспомнил из физики про электрический ток. Негусто получилось. В моторчике от игрушек магниты были по бокам, а якорь с обмоткой вращался. Это постоянный ток. Или переменный? От батареек постоянный, однозначно. Генератор от мотора мало отличается. И его сделаем. Чем катушки наматывать? Проволоку надо медную и изолированную.

Привлечь бы местных ученых. Но кто соображает, тот давно под контролем. Крутятся в памяти фамилии из школьных докладов: Якоби, Шиллинг. Последний мелькнул в донесениях об ученых. Осторожно спросил о них в нашу последнюю встречу с Шильдером. Про Якоби он еще не слышал. А вот при упоминании Шиллинга шикнул на меня и огляделся. Пока Засядко куда-то отлучился, Карл Андреевич отвел меня в сторонку и как про великую тайну на ухоспросил: