Картина - Роза Сергазиева

Глава 7

РАНО утром Вера позвонила на работу, предупредить, что берет пару отгулов; сразу за МКАДом заправила полный бак бензина и отправилась с Поняшкой на малую родину «знаменитого художника современности».

Девушка испытала истинное наслаждение, наблюдая за многокилометровой автомобильной «змеей», ползущей навстречу. «Послевыходной» въезд в мегаполис – самый нервный и плотный. Зато покидать столицу легко и приятно – Поняшка, никем не сдерживаемый, летел по шоссе на максимально разрешенной скорости.

Уже минут через сорок Вера пересекла первое Бетонное Кольцо и сверилась с картой. Городок начинался постепенно: сначала гостей встречали симпатичные дачки, «просвечивающие» сквозь штакетник, их сменили фасады посерьезней – кирпичные, за плотными, деревянными заборами, потом пошли панельные новостройки.

Следуя указателю, Вера свернула к центру. Замелькали знакомые по картинам Страхова детали: улица из двухэтажных, отреставрированных домов, площадь с фонтаном (судя по расположению, им заменили стоявший здесь когда-то памятник Ленину), сияющая белизной церквушка, сквер со скамейками (только отремонтированными и свежеокрашенными), даже постамент сквозь деревья удалось разглядеть, правда, вместо пионера с горном над клумбой возвышалась гипсовая ваза.

Еще несколько кварталов и городок стал убывать в обратном порядке: от новостроек к дачкам. Вера развернула Поняшку и вновь порулила к площади. У первых же попавшихся подростков поинтересовалась, где находится школа.

Дома, размышляя над тем, как разыскать в городке друзей и родственников гения, Вера придумала заглянуть в школу, в которой учился художник. В подобных заведениях принято гордится знаменитыми учениками, и ставить в пример нерадивым отпрыскам.

Правда, сейчас лето, учреждение официально закрыто, но Вера помнила по своему детству, что школа никогда не пустует, и в каникулы там кого-нибудь встретишь: старшеклассников, которые якобы проходят практику – машут метлами во дворе, а на самом деле гоняются друг за другом; директора, заполняющего очередной финансовый отчет; учителя, взявшегося подтянуть двоечника; библиотекаря, который просматривает сданные учебники, чтобы оформить на списание негодные; наконец, штукатуров или маляров, готовящихся к ремонту. Или, в крайнем случае, сторожа.

Вот и дверь в школу, которую закончил больше двадцати лет назад Игнат, легко открылась. Переступив порог, Вера чуть не налетела на пластмассовое ведро. Пожилая женщина в выцветшем халате отжимала в почерневшей воде тряпку.

– Не подскажете, – обратилась к уборщице гостья, – кто бы мог мне рассказать о вашем бывшем ученике – художнике Страхове?

Женщина, не поднимая головы, махнула рукой в сторону лестницы и, ловко насадив тряпку на швабру, вернулась к мытью пола. Видимо, поклонники знаменитого пейзажиста часто навещают данное учреждение, что даже уборщица не отвлекается на вновь прибывших.

Вера направилась к лестнице и увидела за ней дверь, которую украшала внушительных размеров табличка: «Музей действительного члена Столичной Академии Художеств Игната Страхова». Девушка тихонько постучала, предупреждая о своем приходе, и толкнула створку. У окна, на учительском месте сидел седовласый мужчина в старомодном жилете из черного атласа, белую рубашку с коротким рукавом завершал галстук бабочкой под накрахмаленным воротничком. Хозяин кабинета разглядывал через лупу картинки в журнале. Услышав шаги, мужчина вопросительно скосил глаза:

– В музей?

Вера утвердительно кивнула.

Мужчина расплылся в улыбке, словно давно ждал посетительницу, и… развернулся вместе со стулом. Только теперь Вера увидела, что это вовсе не стул, а инвалидное кресло. Человек крутанул колеса и подъехал к гостье.

– Разрешите представиться: Бронислав Брониславович Мельников. Извините, что не могу приветствовать даму стоя, – галантно произнес смотритель музея.

– Ну что вы, что вы, – смутилась Вера. – Вовсе не обязательно. Вы были знакомы со Страховым?

Не только был, но именно Мельников учил будущего художника правильно держать в руках кисти и подбирать краски. Бронислав Брониславович («Быр-Быр», как его окрестили школяры) работал долгие годы, пока не ушел на пенсию, учителем рисования.

– Я помню Игната вихрастым первоклассником, – Мельников поправил изящными пальцами бабочку. – Обратил на ребенка внимание сразу. Начинаю знакомоство со стандартного задания: нарисуйте-ка мне, детки, дом, в котором живете. Мальчики и девочки собирают картинки из квадратиков: стена, окно, дверь, труба. И наверху – солнечный кругляш. Но этот ребенок протянул мне совсем другое: большая комната, в центре – изысканное кресло, на котором, свернувшись, калачиком спит котенок. Композиция, цветовое решение, сочетание больших и малых форм. Неожиданный набор для семилетки, не так ли?

И не дождавшись ответа, Мельников устремился к стене, плотно, в несколько рядов, увешанной рамками. В каждой за стеклом бережно хранился раритет. Открывал галерею тот самый, раскрашенный цветными карандашами, правда, уже заметно поблекший, рисунок с котенком. Постепенно стали появляться на листах краски. Сначала акварельные, потом масляные. И вместе с цветом менялось качество исполнения. Резкие, угловатые линии сменились плавными и едва заметными мазками. Рука крепла, мальчик смело брался за многосложные сюжеты.

Следующую стену сплошь украшали фотографии. Маленький Игнат с букетом гладиолусов, праздник Первого звонка. Среди одноклассников на субботнике. На пленере, вместе с учениками школьной художественной студии, где и «Быр-Быр», в узнаваемом галстуке бабочкой, но еще не седой, стоит на здоровых ногах рядом. Страхов в классе, пишет экзаменационное сочинение. Выпускной вечер, Игнат читает со сцены стихи.

И завершают музейную композицию – в простенках между окнами – любовно подобранные пары: фотографии достопримечательностей городка и репродукции с картин художника, на которых они изображены.

– Но вы ничего не рассказали о родителях, – не удовлетворилась короткой экскурсией Вера.

Бронислав Брониславович подъехал к двустворчатому шкафу, достал из жилетного кармашка маленький ключик, открыл стеклянную дверцу и взял со средней полки толстый альбом.

– Семейные фотографии, – пояснил Мельников, перелистывая на коленях страницы. – Альбом попал ко мне случайно. Игнату срочно понадобились деньги на покупку квартиры в Москве, он продал дом в городке (Вера недовольно поморщилась, значит, отпадает один из адресов, где может находиться Надя), раздарил мебель и книги друзьям, мне принес альбом, мол, пока негде хранить. Но потом не забрал. Я показываю снимки не всем, только истинным поклонникам. Ведь вы относитесь именно к таким?

Девушка не стала разочаровывать старика и подтвердила длинно-восклицательно: «О, да-а-а-а!».

Мама и папа будущего гения трудились в городском автопарке. Старший Страхов крутил баранку автобуса, пробивающегося по раздолбанным дорогам к дальним деревенькам, а мама «обилечивала» пассажиров, то есть работала кондуктором. Но по снимку, сделанному в фотоателье, профессию родителей ни за что не угадаешь – у красивой молодой женщины прическа в мелких кудряшках (модная в начале 70-х химическая завивка), мужчина надел строгий костюм с галстуком в полоску. На руках отца уютно устроился большеглазый карапуз.

Через несколько страниц (после подборки о семейном отдыхе в Анапе) снова студийная съемка: только теперь рядом с Игнатом появился второй ребенок. Присутствовал он и на следующих кадрах. И чем старше становились мальчики, тем больше походили друг на друга, словно близнецы. Только по росту различались, да телосложением. Но постепенно сравнялись и в этом.

– Брат, – объяснил смотритель музея, – Алексей, погодки.

Страницы листаются дальше, лица родителей меняются, мелкие незаметные морщинки превращаются в глубокие линии сначала у глаз, потом на лбу, мальчики наоборот наливаются силой, мужают. Постепенно с фотографий исчезает папа.

– Отец вместе с автобусом сорвался зимой с моста, – объяснил Мельников, – порожним ехал, больше никто не погиб.

– А Алексей? – Игнат вполне мог спрятать Надю у брата. – Чем он сейчас занимается?

– Алексей…, – учитель захлопнул последнюю страницу, направил кресло к столу и аккуратно положил альбом рядом с лупой. – Еще одна трагедия. В его лице мир потерял талантливого художника.

– Алексей тоже рисовал? – удивилась Вера.

– Невероятно, правда? – грустно посмотрел на гостью Бронислав Брониславович. – Алеша тоже учился у меня. По сравнению с Игнатом, в творческом плане рос гораздо быстрее. В 12 лет стал победителем городского конкурса юных художников. Что вызвало дикую зависть у старшего брата, который участвовал в состязании, но в число номинантов не попал. Дело кончилось дракой. Вечное соревнование двух талантов. Внешне мальчики были такими похожими, а вот работали по-разному. Игнат корпел у мольберта долго, делал массу предварительных эскизов, относился к картинам излишне педантично, каждую вставлял в рамку, вносил в личный каталог. Алексей рисовал быстро и легко, его больше интересовал процесс создания полотна. Завершив рисунок, тут же забывал о нем, мог запросто разорвать и выбросить в помойку. У меня чудом сохранилась парочка этюдов, но Игнат попросил отдать ему, в память о брате, – Мельников достал из другого кармашка бумажный носовой платок и протер вспотевший лоб. – Страховы по очереди перебрались в Москву, поступили в художественное училище. Потом забрали маму – Варвару Николаевну. В городок наезжали, пока владели квартирой. Обязательно заходили в школу. Меня навещали. Купили инвалидное кресло, когда после инсульта отказали ноги, – и пенсионер похлопал ладонями по шинам. – Что касается Алёши… Игнат рассказывал: брат однажды вышел за покупками в магазин и не вернулся. Говорят, такое часто случается в мегаполисах, ежегодно бесследно пропадают тысячи человек. Милиция пыталась разыскать, но безуспешно. Варвара с трудом пережила несчастье.