Не на продажу! - Владимир Волев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обоим нам чего-то не хватает, это свербит внутри, даже похлеще моих синяков. Чего-то большего, только вот чего — ни он, ни я не знаем и обсудить не можем, потому что привыкли говорить о том, в чём уверены, чтобы не быть осмеянными. Проблемы так и остаются нетронутыми, а мы заливаем их алкоголем до бессознательного состояния. Вот теперь нам весело, и мы пляшем под глупые клипы, стараясь перекричать соседей, которые не могут уснуть. Ровно до того момента, пока мы оба не вырубаемся, еле доползая до кроватей.
К чему был вообще весь этот рассказ? Перед тем, как сознание покинуло Г., ему было видение. Будто бы он не в этом мире, и всё у него отлично. Как будто он сам управляет своей жизнью. Да и еще одна глупая мысль, которая разделила жизнь на до и после: «Вдруг с моей жизнью что-то не так?»
Глава четвертая. Прошлое
Было несколько событий в жизни Г., которые привели его туда, где он сейчас находился. К этому уродскому отношению к людям и жизни в целом. Во время тех событий Г. был молод телом и особенно душой. Он вовсе не готов был к такому повороту сюжета своей жизни, впрочем, как и все мы, когда накатывают перемены.
Первое случилось с ним где-то курсе на втором института, где он учился вовсе не на ту профессию, кем хотел бы быть. Собственно, кем бы он хотел стать, когда вырастет, он тогда еще не подозревал. Но уж точно не корпоративным юристом в строгом костюме по этикету, целыми днями копающимся в бумажках и разъезжающим по чёрт знает кому нужным судам. Это его всегда бесило, однако иного вектора движения тогда не было. Он бесцельно продолжал обучение и искал что-то, что могло бы пролить свет на дальнейшую судьбу.
Он был не развращен, у него почти не было денег — на стипендию попросту не поступил. За институт, как и в большинстве случаев, платили родители, они же выдавали ему сухпаек 500 рублей на неделю, который можно было потратить на проезд и обеды или за один день пропить в пабе.
Он, конечно, всегда чем-то приторговывал, к примеру, одно время продавал рубашки модных брендов, которые скупал в секонд-хендах, приводил в должный вид и впаривал менее сведущим знакомым. Потом продавал китайские телефоны и плееры, еще до того как это стало мейнстримом, и денег на этом стало не заработать. Г. никогда не устраивали мелкие сделки, и если он не мог заработать в два раза больше, чем сам вкладывал, то попросту не брался за это. Единственное, что он никогда не продавал — это наркотики. В институтах всегда есть каста людей, которые «покуривают», потом их состояние переходит в «курят», и постепенно они либо завязывают, либо скатываются к «а не попробовать ли что-нибудь еще?» Вот тогда это абзац.
Тем не менее они представляли из себя огромный страждущий рынок, который всегда готов был тебя спросить: «Есть че?» И если твое «че» оказывалось приемлемого качества, то они выкладывали за него любые деньги, правда, откуда они их брали — всегда было для Г. секретом. Конечно, как и всё поколение пред-двадцать первого века, сам Г. также покуривал, но никогда не стремился, и даже больше сказать — ни разу сам не покупал этой дряни. Правда, в его обильном окружении всегда находился человек, готовый угостить, а отказывать друзьям — это не очень вежливо.
Г. был вечным балагуром и троечником — из тех, кого выгоняют из аудитории за ненадлежащие высказывания. И, в общем, именно тем, кто чего-то добивается в этой жизни позже. Чего он не мог терпеть уже в институте — это позерства. Если позерство сверстников было ему хоть как-то понятно, то простить этого преподавателям он никак не мог.
Есть в институте такие личности, которые постоянно спорят с преподами, вы наверняка сталкивались с такими. Г. спорил не на жизнь, а на смерть. Учась на юридическом факультете, где преподавали экономику так, для галочки, он вызубрил этот предмет от корки до корки. Всё из-за того, что даже к своим скромным восемнадцати годам он неплохо разбирался не в теории, а на практике. И тут появляется новая учителка и начинает говорить теории, которые никак не укладывались у него в голове.
Как вы прекрасно понимаете, Г. был не из робкого десятка, и его мозг прекрасно работал, несмотря на то что зачетка пестрила середняками разных мастей. Он стал готовиться. И готовиться не столько к семинарам, сколько к лекциям этой «зарвавшейся дурынды», как он сам ее называл. Ох, как они ненавидели друг друга: она выгоняла его из аудитории, а он вновь приходил в следующий раз. Стоило ей допустить неточность или хоть малейшую ошибку, как он поднимал на смех, сыпля с места всевозможными цитатами из столь любимых преподавателями учебников, которые оказались для нее предателями. Она же в свою очередь ставила ему двойки за любую неточность, но, видимо, прекрасно понимала, что бороться бесполезно.
Однажды в пылу дискуссии она изрекла фразу:
— Так, может, вы выйдете и продолжите?
— Без проблем, если вы настаиваете! — ответил Г., а затем вышел и продолжил.
Такого бешенства, наверное, не испытывал ни один из ныне работающих преподавателей. Она орала, махала руками и грозилась позвать директора, а он спокойно читал лекцию залу, который разражался хохотом. Именно тогда ему пришла мысль в голову, что, похоже, он хочет заниматься именно этим — экономикой или преподаванием, правда, он пока не решил.
Экзамен, как понимаете, с первого раза он не сдал, поскольку ненароком матюкнулся во время их словесной перепалки. Правда завалить его совсем преподаватель тоже никак не могла, ведь тогда он мог запросто осмеять ее перед финальной комиссией. Так что со второй пересдачи Г. вышел полностью удовлетворенным с четверкой в зачетке, ведь он прекрасно понимал, что пять ему не поставят. К слову сказать, к экзамену он и вовсе не готовился, и это отчасти определило его дальнейший вектор развития, но разговор нынче будет не об этом.
В остальном его дни протекали в путешествиях от общаги до вписки, от дешевого паба — вплоть до лавочки за
