Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - Наталья Аверкиева

— К тому же потом мы хотим

— желанием идти

— поехать в Майями на шопинг.

— на свадьбу к Тине.

— Что? — его желваки заходили.

— Что слышал, — смотрел ему в глаза.

— Тебе придется уважать мою жену.

— Кто меня заставит?

— Я.

— Рискни здоровьем.

— Это моя жена, — зашипел он.

— Твоя жена воспитывает твоих детей и нуждается в тебе.

— Моя жена…

— Твоя жена — человек, который был рядом с тобой тринадцать лет, который родил тебе двух сыновей, который…

— Это не мои дети! — сжал он до белизны пальцы.

Я ухмыльнулся.

— Билл, ты можешь заниматься моральным онанизмом сколько тебе угодно.

— Заткнись!

— Ты можешь сколько угодно строить из себя жертву неудачного аборта.

— Захлопни пасть! — вскочил он.

— Но ты отлично знаешь, что это твои дети. — Я на всякий случай откинулся на спинку и чуть отъехал от стола.

— Не твое дело!

— Моё, Билл. Это моё дело. Именно поэтому ты отказываешься от экспертизы, потому что тогда придется признать, что ты урод, который заставил голодать своих родных детей. Забыл, как мать билась, когда от нас ушел отец?

— Не трогай мою мать!

Я рассмеялся.

— А чего ты так завелся-то? Плохо спишь ночами? Совесть мучает? Тебе мерещится плач своих голодных детей?

Билл наконец-то совладал с собой. Он гордо вскинул голову и ядовито улыбнулся.

— А ты, как я вижу, уже подсуетился? Ты же всегда на нее слюни пускал. Даже все твои бабы были на нее похожи. Признайся, дрочил, когда мы трахались? — он игриво подмигнул. — Что ж, лови момент. На моем фоне ты сейчас будешь особенно выгодно смотреться.

— На твоем фоне сейчас кто угодно будет выгодно смотреться, даже Йоахим Кролл[1].

Билл вспыхнул и покрылся красными пятнами. Ноздри гневно раздулись. Глаза заблестели ненавистью. Я смотрел на него покровительственно, с легкой ухмылкой.

— Мне вот только одно не понятно: по какой причине ты так с ней носишься? — сказал он неожиданно спокойно. — Неужели до сих пор любишь? Или просто имеешь на нее виды? Так я не жадный. Помнишь, как ты ею со мной поделился? Помнишь, как подарил великодушно? Так и сказал: «Пользуйся, брат». Так я попользовался. Можешь забирать этот секонд-хенд обратно. Эта старуха мне больше не нужна. Ни она, ни ее выродки. Пользуйся, брат.

Если бы нас не разделял стол, я бы набил ему морду. Меня словно пружиной выкинуло из кресла. Теперь я чувствовал, как кожа пошла красными пятнами, ноздри раздулись, а глаза заблестели. Я до боли сжал кулаки и зубы. Билл смотрел на меня с интересом.

— Эк тебя торкнуло. А говорил, что между нами никогда не встанет женщина, — произнес расстроено. — Я буду тебя ждать в следующую пятницу. Перенеси встречу, все-таки не каждый день брат женится. И я забронирую вам номер со Сьюзен. Хочу, чтобы ты был рядом, Том, и радовался за меня. Вылет в воскресенье в пять утра.

Он повернулся и вышел. У меня было ощущение, что мне нагадили на голову. Хотелось вымыться.

В тот вечер я бесцельно шатался по городу. Я не мог поехать к Мари. «Пользуйся, брат» — именно так я и сказал ему много лет назад, отказываясь от бесшабашной русской девушки. Я подарил ее ему, подарил, зная, что она явно пришла по мою душу… Точнее тело. Я оберегал ее все эти годы, прикрывал, скучал, если долго не видел. Я испортил ей жизнь. Если бы тогда я дал ей возможность вернуться домой… Если бы не дозвонился… Она же уходила несколько раз, убегала от моего сумасшедшего брата, я всегда возвращал ее. Зачем? Я — ублюдок, который испортил жизнь другому человеку. Если бы группа была, если бы я не ушел из нашего дома, если бы все было нормально, то и у нее все было бы нормально. А сейчас у нас нет ничего, кроме кучи долгов и трех разрушенных жизней.

— Том, о чем ты мечтаешь? — Сьюзен сидела на мне сверху и разминала плечи, массировала спину.

Я смотрел в окно на бело-желтый фонарь полной луны и думал закрыть жалюзи на ночь или не стоит.

— Ну, скажи, — протянула она. — Ты какой-то загруженный в последнее время. Так много работы? Кстати, Билл звонил вечером.

Я напрягся.

— Что сказал?

— Просил передать свои извинения, сказал, что ты поймешь. Вы поссорились? — Пальцы начали массировать кожу головы. По спине пробежали мурашки удовольствия.

— Типа того.

— Он сказал, что был не прав и просил простить его. Сказал, что ждет нас в следующую пятницу к одиннадцати у них дома.

— И всё?

— Нет, — улыбнулась она.

Моя кожа снова покрылась мурашками, только теперь от скованных мышц.

— Билл велел мне собирать вещи, сказал, что мы вчетвером полетим на Багамы в воскресенье. На две недели. Здорово, правда!

Я кивнул.

— Мы так давно нигде не отдыхали. Ты все время пропадаешь на работе, в выходные таскаешься с чужими детьми, у тебя совсем на меня нет времени.

— Сью, не начинай, — спихнул я ее с себя.

— Ну, Том, — заканючила она, обнимая меня и прижимаясь ухом к спине. Пальчик рисовал узоры на коже. — Скажи, чего бы ты хотел больше всего на свете?

Я еще раз посмотрел на луну.

— Я хотел бы, чтобы группа была, чтобы было все, как прежде… — Чтобы жить в нашей квартире, где у меня была отдельная спальня, чтобы делать по утрам на нас троих кофе, а вечером обсуждать дела, чтобы у меня был брат, чтобы Мари улыбалась, и чтобы этого кошмара не было. Чтобы ничего этого не было. Чтобы было всё, как прежде.

Сьюзен улыбнулась и чмокнула меня между лопаток.

— Какие у тебя… неинтересные мечты… Интересно, а на Багамах сейчас какая погода?

Я встал и закрыл жалюзи. Не хочу видеть эту дурацкую луну.

Неделя прошла ужасно — в суете и беготне. Я отдал Сьюзен на растерзание свою кредитку. Она звонила беспрестанно, спрашивала, какие из моих вещей я хочу взять с собой, что надо докупить, подойдет ли ей это коктейльное платье или лучше другое. Что я надену на свадьбу, потому что ей надо подобрать соответствующее платье. Дети капризничали. Мари была какой-то озлобленной, дерганной. Зачем-то сменила номер телефона. Когда я до нее не дозвонился, думал, поседею. Сорвался к ней посреди рабочего дня — испугался, что она куда-нибудь сбежит, ищи ее потом по всему миру. Мама лезла со своими расспросами мне в душу — Билл всех подключил, обложил со всех сторон. Да и сам брат был милейшим и добрейшим человеком всю неделю, ну как такому отказать? Один я не знал, как сказать Сьюзен, что на свадьбу не пойду и ни на какие Багамы не поеду. А еще во мне вдруг родился какой-то страх. Я видел истеричное состояние Мари, я знал, что она держится только на людях, я боялся оставлять ее одну. Все газеты пестрели заголовками о приготовлении к свадьбе. В новостях по телевизору обсуждали дорогой наряд невесты и кольцо с бриллиантом за полмиллиона. Тина с журналистами какого-то ток-шоу выбирала себе платье и подбирала прическу. Мари старательно растягивала губы, встречая меня, только взгляд, как у зверя в западне. Ее нельзя оставлять одну. Ее категорически нельзя оставлять одну.

Переговоры шли трудно, долго и утомили всех. Билл выторговывал нам кредит на максимальную сумму при минимальных процентах. Точнее кредит был старый, а вот процентные ставки Билл хотел новые. Пожалуй, брата можно было любить хотя бы уже за еврейский талант выгрызать максимум и отдавать минимум. Банкир сдаваться не хотел, мотивируя это тем, что мы и так пользуемся его банком исключительно за спасибо. Честно говоря, я уже так устал, что готов был сам приплатить Герберту, лишь бы тот убрался из нашего офиса в свой паршивый банк, но Билл вежливо скалился и стоял на своем.

— Герберт, у меня завтра свадьба, ну сделай же мне подарок, в конце концов! — шантажировал его брат, мило улыбаясь.

— Билл, ты пускаешь меня по миру, — не менее мило лыбился банкир.

— Мы же много лет являемся клиентами вашего банка. Герберт, ты же понимаешь…

— Герр Каулитц, — осторожно просунула голову в кабинет новая секретарша.

— Габи, я же просил не отвлекать, — бросил я раздраженно.

— Герр Каулитц, там… — Габриэлла несмело пошла в мою сторону, неся в руках трубку.

— Кто это? — Если это Сьюзен, я уволю эту тупую овцу. Сразу же уволю. Сейчас же!

— Это Мария. Там… — она запнулась. Я взял трубку.

Билл удивленно глянул на секретаря, потом вопросительно посмотрел на меня.

— Извини, Герберт, — прикрыл я трубку и вежливо улыбнулся. — Да?

— Том? — ее голос звенел от напряжения так, что, кажется, по проводам бежал ток. Сердце со всей силы дернулось в груди и сжалось до нестерпимой боли. Я почувствовал, как спина мгновенно взмокла, а руки похолодели. — Они забрали детей.

Меня все-таки шарахнуло током по всем нервным окончаниям одновременно. Я с ужасом перевел взгляд на брата.

— Кто? — еле разлепил губы, уже отлично зная ответ. Надежда билась в предсмертной агонии.