Больше не зови меня - Ольга Тимошина

Каждую ночь я спала с открытыми глазами. Мы часто снилось, что я лечу в самолете над безграничным океаном по черному небу, и самолет разбился. И меня не стало. Я впервые за долгие месяцы была счастлива. Господи, как я была счастлива умереть! Но когда проснулась – разревелась, что осталась жива. Я ни в чем не вижу смысла. Я не понимаю красок, не различаю звуков, запахов. Могу несколько дней кряду не есть, не спать, не мыться. В холодильнике – пустота, в раковине – гора немытых стаканов, в ванной покрывается плесенью зачем-то замоченное белье. Живу автоматически.

По ситуации смеюсь, по ходу плачу. Кругом слякотный серый город. Мне ни до кого нет дела, и никому нет дела до меня. Телефон молчит. Вчера я поймала себя на мысли, что не знаю, какое сейчас время года. Думала – ноябрь, оказался – март… Иногда хожу в парк. Гуляю. Потом куплю бутылку, выжру в одиночку и отрубаюсь. Назавтра весь день реву.

Иногда у меня были просветы смелости и ясности ума: помоюсь от души, заверну голову махровым полотенцем, сварю кофе, положу перед собой чистый лист бумаги и думаю: как жить дальше? Потом снова ночь, длинная, бесконечная, падаю на самое дно, не разбиваюсь… утро, 5 утра, подхожу к окну. Зачем жить? Я возрождаюсь через терзания? Или умираю в мучениях? Что происходит со мной? Я продолжаю жить по какой-то нелепой причине, погружаясь в мир иллюзий, разговоров самой с собой, двигаясь подобно приведению и разрывая себе душу воспоминаниями об Андрее. Это состояние утренней паники, когда, просыпаясь, я каждый раз понимала, что будет новый день без него, и одна только мысль от этого невозможного будущего фактически сковывала мой мозг льдом.

Следующим утром я опять не лишусь жизни. По ночам я больше не мечусь по своей большой кровати, как это было в первые недели. Сначала простой поворот из одного угла простыни в другую причинял мне настоящую физическую боль. Потому как упиралась я всегда в бездонную пустоту, а раньше на том месте всегда был Андрей. Чтобы уменьшить эту пытку, я перебиралась в узкое кресло, и, сложившись в комок, я изнывала там. Боль физическая уступала место боли в сердце. Было легче.

Теперь же лежу тихо, почти остановив дыхание. Я научилась останавливать мысль и лежать так спокойно, в мире и гармонии, что со стороны кажется, будто я умерла. Мое бытие превратило меня во что-то среднее между сумасшедшей и суперменом.

Я могу появляться и исчезать. Могу быть в нескольких местах одновременно. Могу разговаривать с людьми, которых нет. Могу несколько раз за вечер познакомиться с одним и тем же человеком, могу слушать одно и то же часами, уставившись в одну точку с улыбкой на лице. Я уже давно стала похожа на дикого зверька, только в мраке моих внутренностей вместо крови циркулировал алкоголь, убивая прошлое и будущее. Думала ли я о смерти? Наверное, нет. Я уже не жила. Мое прошлое умерло, а будущее, которое не предвиделось мне никоим образом, никогда не родится. Жить мне следовало настоящим, но не находились ни причины, ни доводы, чтобы искать выход или противостоять боли, сковывающей мою грудную клетку. Возможно, я и не умру сейчас, но я точно должна перейти в какую-то другую жизнь, в жизнь без Андрея. Воспоминания рвут меня на части, я ужасно страдаю, утопая в алкогольной зависимости, и с каждым днем все туманнее становятся иллюзии и надежды о моем будущем. Достойные сожаления пошлые мучения, – как сказал кто-то из классиков.

Я сплю по два часа в день и всегда не одна. За несколько месяцев в моей кровати побывало столько мужчин, что я перестала слушать их голоса. Вернее я делала вид, что слушаю их, но при этом совершенно ничего не слышала. Позже я даже перестала притворяться и откровенно плевала на всех мальчиков и дядек, появляющихся в радиусе моей или их кровати. Мои друзья и родственники бросили все попытки поставить меня на ноги, а я бросила их. Потому я просто плыла по течению, несущему меня либо в могилу, либо в больницу.

Я прыгала из одной постели в другую, не помня ни лиц, ни имен. Порой мне даже было очень хорошо и приятно, но по утрам я едва ли могла вспомнить лицо того мужчины.

Мужчины приходили и уходили из моей жизни, не оставляя ни следа, ни запаха. Лишь только морщинки от слез и воспоминаний медленно и верно покрывали мое лицо. Каждое утро, еще не открыв глаза, я видела Андрея. Я думала о нем так часто и так много, что это сводило меня с ума. Чтобы забыть его, мне необходимо было упасть. Упасть и разбиться так сильно, чтобы боль воспоминаний от образов Андрея показалась мне ничтожной по сравнению с болью физической.

Мое тело, в конце концов, было истощено. Я не могла ни спать, ни есть, а порой и дышать. Мозг мой почти не соображал, я потерялась в пространстве и времени, и лишь алкоголь все еще вливался в меня литрами. Я существовала как зомби, как хорошо отлаженный робот, как компьютер, умудряясь четко выполнять свою работу, улыбаться и кивать головой в нужный момент, при это назавтра не помня вчерашний день. Ад постепенно начал отступать, я стала плыть по течению, заливая боль выпивкой, боль в груди, наконец, стала уступать место боли физической.

Через несколько месяцев я практически спилась бы, и если б не странный случай, произошедший со мной одним ранним отвратительным московским утром, то не знаю, чем бы кончилась моя непримечательная жизнь.

В то утро в моей кровати лежал очередной мужчина без имени. Моя голова раскалывалась от боли. Мне настолько был безразличен тип, валяющийся на смятых простынях, что ткнув его в бок со словами: «Тебе пора уходить, через 15 минут вернется с работы муж», я ушла в ванную без единого сомнения, что, когда вернусь, его уже тут не будет.

Я вошла в маленькую и темную ванную своей убогой квартиры и, нащупав на стене светильник, дернула шнурок выключателя. В зеркало на меня смотрела помятая старая рожа гулящей бабы с полными безумия пьяными глазами. Вот и наступил мой предел. Все. Это «точка»… Наконец-то. Пора остановиться.

Я стала внимательно вглядываться в каждый кусочек своего тела, внутри которого предположительно должно было биться сердце, но не находила там ничего, кроме боли. Я пробовала заглянуть в свои, когда-то голубые, как море, глаза, но они стали цвета виски. Порез на руке никак не заживал, скорее всего, потому, что в моем теле больше не было крови, а только мешанина из разных сортов алкоголя. Мои когда-то гладкие светлые волосы превратились в шерсть афганской борзой, и если бы с такой прической я попала в какой-нибудь провинциальный городок, то вполне могла сойти за модницу. Все, что я видела в зеркале, вызывало у меня стыд.

Я смотрела на себя и не понимала, какие извращенцы захотели заниматься сексом с тем, что я из себя представляла. Почему из-за какой-то своей глупости я не пользовалась своим обаянием, молодостью? Почему я столько лет проспала, посвящая лучшую часть своей жизни мужчине, который даже не потрудился найти меня. И чтобы проснуться от этого кошмара, я должна была сильно разбиться, потаскаться, причинять себе боль. А может, я просто не могла больше пить и таким образом поддерживать свое существование? Не знаю, но именно в тот день, по неведомой причине, по стечению обстоятельств или просто так… но я твердо решила начать новую жизнь. Пора, наконец, остановиться, подвести черту прошлым воспоминаниям и найти смелость, чтобы шагнуть из существования к жизни. Период жалости к себе подошел к концу и уступил место злости. Мой телефон трезвонил без умолку. Звонили с работы, на которую я больше решила не ходить. Вместо этого я собралась в салон. Хватит с меня случайных связей и бессмысленного тупого прозябания.