Афонские монашеские молитвенные дневники - Феодосий и Никодим Карульские

19 августа

На рукописании у преп. Сергия Радонежского иногда пишется: “Молю вас, братие, прежде всего имейте страх Божий и чистоту душевную и телесную”. Проходящему молитвенный подвиг должно быть особенно внимательну в обращении с своим телом, и во время исправления необходимых потребностей телесных хранить свое зрение и осязание. Некоторое небрежение в этом случае немного смутило мою совесть и на время лишило дерзновения в молитве, но, ощутив в молитве ходатайство и заступление матерняго милосердия Пресвятыя Богородицы, я успокоился в совести и стал продолжать свое молитвенное правило с прежним спокойствием и дерзновением.

Как необходим молящемуся мир совести. Вмешательство в какую-либо работу другого и особенно повелевание рассеивает внимание и охлаждает сердце к молитвенному делу. Будь равнодушен и безучастен в этом отношении, если не просят о помощи, и сохранишь мир собственный и другого. Оставление молитвы без особенной нужды и на краткое время вредно для нея: “Непрестанно молитеся”.

20 августа

После продолжительного развлечения мыслею и забвения Бога последует и долговременная сухость в молитве. Только после смирения и усиленного сокрушения своего сердца приходит сладостное умиление в душу, как дождь на высохшую долговременною засухою землю. Эти оба состояния испытал сегодня, когда время после часов и утреннего чая употребил до обеда на дела не весьма необходимые.

21 августа

Вот и месяц прошел моего молитвенного труда. Что приобрел? На это трудно ответить, потому что, где увидишь свое убожество, там неожиданно последует за смирением и сокрушением милость Божия, поддерживающая нашу немощь и сохраняющая нас от чувства безнадежия, а где увидишь кажущееся преуспеяние, там за самодовольство и самонадеянность следует лишение благодати Божией, смиряющее нас и предохраняющее на будущее время от возношения и неминуемой за ним прелести. Одно только чувство: слава Богу и за малое приобретаемое при помощи Божией. Первое — сознание своей немощи и страстности душевной: при малейшем ослаблении внимания ум скоро уклоняется не прямо грубогреховные, каковы нечистые и неприязненные помыслы, но больше всего в суетные. Второе — искреннее благодарение Господу, как Он всегда готов помогать нам в самонужнейшем нашем деле спасения — молитве, едином на потребу всем христианам, особенно нам, монахам, “что касается собственно молитвенного делания”, и в этом Господь помог. Правилу постоянного повторения молитвы Иисусовой, первоначальному механическому навыку, привыкнув с усиленным трудом в одну седмицу, при внимании легко исполнял все время. Внимание, требующее особенного напряжения душевного, не всегда легко сохранялось, особенно когда в каком-либо из вышеописанных искушений терялся мир сердечный. Чувство же сердечного умиления, порождаемое чувством страха Божия или любви ко Господу, что необходимо для совершенства молитвы, — редкий гость, милостивый посетитель и утешитель, посылаемый мне от Господа более всего после искушений и моего невольного от них сокрушения, для поддержания моего малодушия и укрепления надежды на Господа Спасителя с преданностью Его святой воле.

Что касается молитвы “художественной”, за это время я, по совету преосвященного Игнатия Брянчанинова, новоначальным, особенно не искал места сердечного, обращая больше внимания на внимательное, благоговейное призывание молитвы. Когда же “место сердечное” само собой определялось и ощущалось во время благодатного посещения умиления, тогда по совету другого преосвященного молитвенника Епископа Феофана Затворника, пребывая умом в сердце в указанном умилением месте сердечном, творил там умом молитву, пока не отойдет умиление и не прекратится ощущение опытом места сердечного. После же не искал сам художественно (искусственно), по указанию святых отцев Добротолюбия, места сердечного и не творил там “художественной” молитвы Иисусовой, чтобы несвоевременным и ошибочным “своим деланием” без руководства наставника не усвоить неправильных приемов и не навредить себе в будущем, как бывает иногда, по описанию в Добротолюбии и других подобных писаниях.

22 августа

Исповедь прошла благополучно, только прискорбно было давать канон больному, страдавшему сужением горла, и пренебрежением в приеме пищи чрез невоздержание к вечеру пострадавшему рвотой, и другому брату, ухаживавшему за ним, по невниманию не употребившему настойчивости против невоздержания больного и еще подавшему ему соблазн приготовленною им для себя самого пищею. Как трудно врачевать каноном душевно и телесно больного, как соблюсти в этом случае приличную меру строгости правила и милости снисхождения к болезни, чтобы канон не нарушил меру той и другой, был душеполезен. Молитвенное же правило в сей день прошло обычно. После Литургии, благополучного причащения братии и после обеденного отдыха и беседы порешили со своим сожителем приступить, по истечении месяца, и к “художественному” совершению молитвы Иисусовой по Добротолюбию; ибо в этом уже начала ощущаться и естественная потребность моя к нему. Ознакомившись наперед через прочтение Добротолюбия с святоотеческими художественными приемами (искусственными) нахождения “сердечного места” и творения там Иисусовой молитвы, я, без особенного напряжения, иногда естественно переходил к ним при помощи вдыхания в себя воздуха, где оно остановится, определять место сердечное (Никифор Уединенник и Симеон Новый Богослов) и с дыханием соединять молитву, разделяя ее на две половины: вместе со вдыханием воздуха в себя произносить слова “Господи, Иисусе Христе”, для заключения ума вместе с именем Господним в сердце, с выдыханием же воздуха из себя произносить слова “помилуй мя”, обращая внимание к самому себе с сознанием своей греховности (Патр. Каллист Конст., Григорий Синаит). При этом, с переведением ума вниманием в сердце, туда же (для большей собранности) направлять умственно и очи телесные, напряженно наклонив голову к груди, туда же направляя и мышцы выи и рамен с болезненным напряжением (преп. Григорий Синаит). Делать опыты художественные присоветовали пока по одному часу в сутки.

23 августа

Во время утрени, после часовой обычной молитвы, занимался час “художественной” с напряженным вниманием в сердце с направлением туда и мышц телесных чувств. В конце часового такого труда внимание стало более тонкое и сосредоточенное. Сначала место сердечное представлялось уму неопределенным — “землею безвидною и пустою”, а затем в нем стало замечаться какое-то ощущение жизни телесной — движение органической (жизни), а затем душевный мир — покой приятный. В груди чувствовалась теплота от напряжения мышц и малая болезнь — усталость (ломота). Молитва же легко повторялась в сердце. Так и заснул для отдыха, после утрени, до Литургии.

После Литургии и обеда прочитывали остальных отцев молитвенников, по предмету, нас занимавшему, о пути (методе) схождения ума в сердце, обретения “места сердечного” и образа действия умной молитвы в сердце, и после сего на вечерне молился так же, как и на утрене.

24 августа

В сей день молился так трезвенно и напряженно, как в предыдущий день. Внимание во время “художественной” молитвы, кроме минутного по немощи забвения, развлекалось рассуждениями по поводу вечернего чтения и обсуждения недоуменных вопросов о художестве. По обычном совершении правила часов произошло малое столкновение между нами молитвенниками. Мой сомолитвенник без осторожности наскоро сотворил молитву, постучав в дверь вошел ко мне (не дождавшись “аминь), и тем смутил и спугал меня. Я ему сделал замечание, что хотим заниматься молитвою, и ты учишь меня ей, а поведение, приличное молитвенникам, не соблюдаем, и тем мешаем друг другу. На мое замечание он ответил, что так нельзя держать себя, что мы до того молитвою занимаемся, потому около нас — ни стукнуть, ни кликнуть. Я, хотя за его возражением мне признавал долю справедливости и мне полезного для упражнения в терпении, но для его смирения и чтобы впредь он не подавал, по невниманию к своему поведению, часто излишнего повода к смущению и размолвке, вредной для подвига молитвенного, во время чая убедил его откаяться от самооправдания и согласиться с моим первым ему замечанием: каждый образ жизни требует своего собственного приличного поведения, хотя и всегда должно нам упражняться в терпении неудобств и ношении тяготы друг друга, чтобы под благовидным предлогом не быть раздражительным и совершенно неспособным к молитвенному, особенно “художественному” подвигу. После чая до обеда правило совершил, слава Богу, внимательно, и под конец остановился на покойном и мирном совершении молитвы сидя, однако, без отчетливого и раздельного внимания к каждому слову молитвы, как это было при этом вначале: с ощущением при вдыхании в себя воздуха, обращения внимания в первых словах молитвы ко Господу, а в последних к самому себе. Во время же поклонов с крестным знамением старался навыкать крестное знамение творить во время произношения имени Господа, поклон уже после, с произношением “помилуй мя”, чтобы крестное знамение не было одновременным и, как говорят, “не ломать креста”. Часто ли при этом произносить слова молитвы, т. е. скоро ли творить молитву и соответственно ей (когда нужно бывает) и поклоны, об этом у разных писателей говорится разно: одни редко и благоговейно, как бы нараспев (Еп. Игнатий), другие выражаются “часто”, без определения в смысле скорости или постоянства (Исихий Пресв.). Одни — “соедини молитву с дыханием”, опять без определения в смысле “скорости” или “постоянства”. Никодим Святогорец в “Невидимой брани” скорость молитвы Иисусовой сравнивает с обычным в беседе обращением нашим к собеседнику. А в “Рассказах странника” соединяется каждое слово молитвы с биением сердца, что по скорости подобно обычной речи.