Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год - Вокруг Света

Наблюдая за работой лоцмана, понимаешь, что есть ситуации, когда никакая техника не заменит человека. Капитан, прошедший тысячи миль, возвращаясь в порт, не станет рисковать судном. И одно то, что лоцман первым поднимается на судно как представитель города, провожая корабль, последним сходит с судна, говорит о том, что, как бы технически ни изменился флот, эта фигура человека всегда будет дорога морякам и, пожалуй, ничто не изменит эти старые, добрые традиции... Когда к порту подходит иностранное судно, то на его борт первым поднимается лоцман как представитель государства. По его внешнему облику, по его работе иностранные моряки судят о стране, о людях.

...В октябре 1955 года в Ленинград с визитом дружбы пришла Британская эскадра.

Октябрь для лоцманов в ленинградском порту — самый трудный месяц. В море за Кронштадтом на «Ленинце» ждал эскадру лоцман Владимир Васильевич Герасимов. Он принял авианосец «Триумф» и провел корабли через все узкости морского канала до моста Лейтенанта Шмидта. Все прошло благополучно. Но, когда эскадра должна была возвращаться обратно, с моря задул сильный ветер. Выход из порта и проход по узкому, извилистому фарватеру были небезопасны. И британский адмирал запросил: «Каково мнение лоцмана?» Владимир Васильевич предложил переждать пять-шесть часов. Казалось бы, британский адмирал мог бы обойтись и без мнения лоцмана, тем более что советов со стороны высокого начальства было много, но он приказал ждать. Позже ветер немного стих. С большими трудностями прошли трассу канала. Лил сильный дождь, а мостик на «Триумфе» был открытым, и все стоявшие на нем вымокли, и потом сойти с авианосца из-за шторма оказалось сразу невозможным. Пригласив Владимира Васильевича в каюту, отогреваясь у камина, адмирал восторгался отличной работой русских моряков. Все знают, что британцы хорошие мореплаватели, и из эпизода ясно, как высоко они оценили ленинградского лоцмана...

Профессия лоцмана одна из старейших.

В этих местах, когда Санкт-Петербурга еще не было, лоцманскую службу завели новгородцы. Они выходили в Финский залив Волховом, Ладожским озером и Невой. В Новгороде даже был специальный суд, который разбирал конфликты между капитаном, лоцманом и хозяином, устанавливал плату за лоцманский труд.

На берегах Финского залива лоцманская служба официально появилась при Петре Первом. Рассказывают, что когда Петр Первый шел из своей новой столицы в Кронштадт, то корабль его часто садился на мель. Глубина местами была настолько мала, что царь прыгал в воду в своих ботфортах и сталкивал парусник вместе с матросами. Когда в очередной раз его судно село на мель, а какое-то суденышко, ловко и умело управляемое, проскочило мимо и пошло дальше, Петр остановил это судно, опросил хозяина (он оказался жителем прибрежного района), а затем сказал: «Отныне ты, твои дети и внуки будете лоцманами». В фильме «Петр Первый» есть эпизод, в котором лоцман Родалевский празднует день рождения сына — и в нужный момент оказывается не в состоянии осуществить проводку голландского судна. Тогда Петр переоделся и лично принял судно и провел в столицу. Действительно, Родалевские были в Ленинграде потомственными лоцманами, и последний из них погиб во время блокады в 42-м году у главных ворот морского торгового порта.

...Наше судно входит в закрытую часть канала: слева начинается Канонерский остров, а с правого борта причальные строения, краны, склады, и повсюду суда, и переплетения мачт и стрел кранов в ослепительных лучах прожекторов. Отчетливо видно красные створные огни порта. Канал стал уже от стоящих тесными рядами кораблей.

— УМА-3, — запрашивает лоцман, — какие буксировщики будут работать?

— Я — УМА-3... Буксировщики «Туман» и «Ураган».

— Кто капитан на «Урагане»? Шубин? Хорошо. Передайте, что будем поддерживать связь по шестому каналу.

Мне показалось, что, услышав фамилию капитана Шубина, лоцман остался доволен.

— «Туман», добрый вечер. Вы будете работать у двадцатого причала. Будьте примерно у середины корпуса.

— «Ураган», зайдите к носу, возьмите буксирный конец и ведите судно на середину канала.

— Я — «Ураган», вас понял.

Что ему сказал лоцман, чтобы тот понял? Почему на середину канала, когда причал на правой стороне? Их язык кажется сложным. Работа буксировщиков незаметная, не разрекламированная. Они скромны, избегают красочных интонаций, не нажимают на слова и порой говорят даже в сложной ситуации два-три слова — начало мысли и дальше не договаривают, ибо знают: кому надо, тот понял. Непосвященные, смотрят ли они с берега или с палубы судна, не оценят работу буксира. Долго наблюдать устают и, ничего не поняв, решают, что скучнее и проще работы буксировщика и быть не может. И только лоцманы и капитаны по-настоящему знают им цену. В современной морской практике с появлением судов большого водоизмещения потребовалось при встрече и проводке судов прибегать к помощи этих суденышек, небольших, невзрачных на вид, но с мощными машинами, которые разворачивают океанские корабли, помогают им встать к причалам, но сами никогда не уходят в далекие плавания. Судно сбавило ход, и команды лоцмана стали частыми:

— Руль лево пять... Стоп машина... Самый малый.

Увидев свободную причальную стену, я догадался, что это и есть двадцатый причал. С правого борта показался буксировщик «Ураган». Дойдя приблизительно до первого трюма, он развернулся, привалил к носу нашего судна и исчез за его огромным корпусом.

— Вниманию экипажа, — раздался голос капитана, — швартовой команде — на бак и на корму.

Показалось, что атмосфера в рубке стала напряженной: прекратились разговоры, никто не задает лишних вопросов. В голосе лоцмана появились нотки собранности и напряжения:

— «Ураган», следите сами, чтобы не было лишних команд.

Теперь судно шло, буксируемое маленьким «Ураганом». Точнее говоря, наше движение можно было определить лишь по приближающейся стене причала.

Момент был ответственный, и нетрудно было понять сейчас капитана и лоцмана. Можно прекрасно провести судно через сложный и узкий фарватер, но, если не завершишь работу удачной швартовкой, если у судна будет помят борт, или врежешься в причал, или заденешь чужое судно, вся твоя работа идет насмарку. Судно необходимо поставить к причалу с математической точностью, красиво, так, чтобы не осталось и тени сомнения. И потом, наконец, от того, как швартовалось судно, зависит и настроение капитана на всю стоянку. Со стороны кажется, что швартовка — плевое дело, сложнее пересечь штормующий океан. Одинаково не просто и то, и другое. И как бы сейчас ни был напряжен капитан, мысленно ни обрабатывал все команды лоцмана, он должен быть уверен, что у того всегда есть один маневр в запасе.

Судно мягко коснулось причальной стены. Запасного маневра не понадобилось. Лоцман отдает последнюю команду в темноту рубки:

— Погасить ходовые огни. Швартовка окончена.

Лоцман подходит к рации:

— «Ураган», «Туман», благодарю за хорошую работу.

У трапа собрались матросы. Провожая Василия Тюхина, кто-то сказал:

— Отличная швартовка, лоцман.

— С благополучным прибытием в город Ленина, — ответил лоцман и начал спускаться по трапу.

Это были дни, когда город отмечал пятидесятилетие присвоения ему имени Ленина.

Надир Сафиев

Необыкновенная история острова Оук

Все началось с шалостей

Дэниел Мак-Гиннис не читал пиратских романов по двум причинам. Во-первых, на дворе стоял 1795 год, и время Стивенсона, Конрада и капитана Мариетта еще не настало, а во-вторых, зачем книжки, коли есть кое-что позанимательнее: например, рассказы старожилов о живых корсарах — капитане Кидде, Черной Бороде, Эдварде Дейвисе и многих, многих других.

Дэниел Мак-Гиннис жил в Новой Шотландии (это полуостров на восточном побережье Канады), а в пиратов он и два его приятеля играли на маленьком острове Оук, что значит Дубовый, совсем близко от побережья в бухте Махон.

Как-то раз, изображая высадившихся корсаров, дети углубились в дубраву, от которой остров и получил название, и оказались на большой поляне, где в центре раскинул свои ветви огромный старый дуб. Ствол дерева был когда-то сильно попорчен ударами топора, одна из нижних ветвей была отсечена напрочь, и с толстенного сука что-то свисало. Приглядевшись, Дэниел понял, что это снасти старинного парусного судна. Скрипучий блок на конце тали явно служил отвесом. Он как бы указывал на небольшую ложбину под дубом. Сердца мальчишек бешено заколотились: неужели здесь на самом деле были пираты и неужели они действительно закопали здесь сокровище?

Дети моментально раздобыли лопаты и принялись копать. На небольшой глубине они наткнулись на слой обтесанных плоских камней. «Есть! — решили они. — Под камнями наверняка клад!» Они разбросали плиты, и им открылся колодец, уходящий в глубь земли, настоящая шахта, шириной около семи футов. В грязи, заполнявшей шахту, Дэниел увидел несколько кирок и лопат. Все понятно: пираты спешили и даже не успели захватить с собой инструменты. Очевидно, сокровище где-то близко. С удвоенным старанием мальчишки принялись очищать отверстие от грязи. На глубине 12 футов лопаты глухо стукнули о дерево. Сундук? Бочка с дублонами? Увы, всего лишь перекрытие из толстых дубовых бревен, за которым шахта продолжалась...