«Номер один» - Бен Элтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма вдруг поймала себя на том, что думает о Кельвине. Он был так умен. Конечно, он тоже это знал, но это ведь справедливо, все в рамках логики. Уверенность так сексуальна.
Эмма отхлебнула кофе, устало потянулась и взяла очередной конверт из стопки. Еще не дочитав до конца, она поняла, что Грэм и Миллисент получат приглашение на прослушивание. Эмма даже не сочла нужным показывать заявку Тренту, а сразу положила ее в стопку «нытиков». Сроки поджимали, а в команде были четкие правила, и Грэм из певческого дуэта Грэма и Миллисент определенно подходил им.
Грэм и Миллисент
— Ну, не буду вам мешать, — сказала мама Грэма, закрывая за собой дверь спальни. Это была спальня помешанного на музыке парня: вдоль стен стояли стопки дисков, на столе лежал работающий iPod, подсоединенный к двум огромным колонкам по обеим сторонам кровати. Еще здесь стояла полка с дисками и приличной коллекцией старомодных долгоиграющих пластинок, каждая тщательно подписана. Здесь были электрогитары, бонго, камертоны, iMac и стандартный набор «Pro Tools». Единственным отличием этой спальни от большинства спален музыкальных молодых людей, мечтающих о звездном небе поп-культуры, было полное отсутствие бардака. Комната была в идеальном порядке, каждая вещь лежала на своем месте, чтобы ее можно было легко найти. И на стенах ничего не было. Никаких плакатов, фотографий или рамочек с кусками кожи от барабана, подписанного членами групп тяжелого рока, вообще ничего.
Миллисент сидела рядом с Грэмом на кровати. На коленях у Грэма лежала акустическая гитара, но Миллисент протянула руку, чтобы забрать ее.
— Ну же, — твердо сказала она. — Нужно петь без сопровождения, ты ведь знаешь.
— Но это так глупо, — ответил Грэм. — С гитарой у нас получается намного лучше.
— Грэм, правила для всех одинаковы. Ты ведь ненавидишь особое отношение.
— Я ненавижу его, только когда это просто уловка, — ответил он. — А вот схитрить я бы не прочь.
— Я им писала. Они ответили, что инструменты у нас будут потом, если мы пройдем первые этапы.
— Конечно, пройдем. Я хочу сказать, мы ведь круче всех? — задал Грэм риторический вопрос, означавший, что он совершенно уверен в собственных словах и что они действительно лучшие.
Миллисент взяла гитару, и в этот момент ее рука прикоснулась к его руке; на секунду между ними проскочила искра.
— Не стоит нам прогуливать колледж, знаешь ли, — сказала она.
— Милли, не каждый день проходишь прослушивание на шоу «Номер один», и в любом случае нам не понадобится диплом, когда мы станем звездами, — ответил Грэм.
— Не нужно слишком на это рассчитывать, Грэм.
— Мы молодцы, Милли. Все это говорят.
— Да, и любой, кто идет на это шоу, говорит, что все вокруг утверждают, что он молодец. Ну же, я думала, мы будем репетировать.
Они запели, как всегда начав с песни «Just Like A Woman» Боба Дилана. Милли очень нравилось, когда Грэм пел с легкой хрипотцой, хотя она знала, что он делает это, потому что не может брать некоторые ноты. В их дуэте Милли пела лучше. Настоящей страстью Грэма были инструменты.
После «Just Like A Woman» они спели «This Land Is My Land» Вуди Гатри, после чего Грэм предложил выпить чаю.
— Грэм, мы спели всего две песни. Ты совсем не стараешься.
Грэм, казалось, действительно не был расположен петь. Его что-то тревожило.
— Милли?
— Да?
Последовала пауза. Видимо, вопрос, который хотел задать Грэм, давался ему нелегко.
— Как я выгляжу? — наконец спросил он.
Миллисент удивилась. Она знала Грэма много лет, и раньше он никогда ее об этом не спрашивал.
— Как ты выглядишь? — повторила она, чувствуя себя глупо.
— Да. В смысле, я знаю, что у меня темные волосы, и мама говорит, что я симпатичный… что бы это ни означало, ведь все матери думают, что их сыновья симпатичные.
— Ну… ты симпатичный.
— Нет, это не ответ. Как я выгляжу?
Миллисент ужасно покраснела. Ей стало интересно, может ли Грэм понять, что она смущена; ей вдруг стало очень жарко, и она подумала, что он, должно быть, чувствует исходящее от нее тепло.
— Я не знаю, — сказала она. — Почему ты сейчас заговорил об этом? Мы должны репетировать.
— Ну, если мы хорошо выступим на прослушивании, меня увидят миллионы людей, правда? А я никогда не видел себя. Это ведь так странно. Я хочу знать, что они увидят.
— Грэм, это всего лишь прослушивание.
— Я знаю, как выглядишь ты, Милли.
— Правда? Ну и как же я выгляжу?
— Ты красивая.
Грэм потянулся и, найдя ее лицо, притянул его к себе. Поцелуй был очень длинный, как и все первые поцелуи.
Для Грэма это был самый настоящий первый поцелуй, а не просто первый поцелуй с Миллисент, и, когда он водил языком у нее во рту, ему хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Миллисент тоже полностью погрузилась в происходящее. У нее был кое-какой опыт, но едва ли достаточный, и они с Грэмом компенсировали напором и энергией отсутствие хорошего стиля и нежности.
Наконец, после того как Миллисент не разрешила Грэму засунуть руку себе под джемпер, они разомкнули губы.
— Твоя мама внизу, — прошептала она.
— Кому какое дело?
— Мне есть дело, Грэм. К тому же это… ну… Мне просто нужно перевести дух, вот.
— Как я выгляжу, Милли? — спросил он.
Во время длительного тесного общения темные очки с Грэма слетели, и теперь он смотрел на нее странными, темными невидящими провалами, которые Милли видела редко, но каждый раз чувствовала, что никогда к ним не привыкнет. Возможно приняв ее молчание за смущение или даже отвращение, Грэм начал ощупывать кровать в поисках очков.
— Не надевай их, Грэм. Только рок-звездам можно находиться в помещении в темных очках. А ты пока что не рок-звезда. Да, и, кстати… ты тоже красивый.
«Четверка-Х»
После Грэма и Миллисент Эмма открыла еще штук тридцать конвертов, прежде чем решила оставить «Четверку-Х».
Майкл, лидер «Четверки-Х», написал свое полное имя, как и положено. Майкл Роберт Харли. Девятнадцать лет.
Затем Майклу нужно было написать адрес. Он подумывал написать «до востребования», потому что почтальон не всегда доходил до конца коридора огромного малоэтажного дома в Бирмингеме, где он жил с матерью и сестрами. Район Майкла некогда назывался именем Анайрина Бевана, а затем носил имя Нельсона Манделы. Нынешнее название было Коллинбрук, в честь ручья, который некогда с журчанием тек по земле, где был построен район, а сейчас являлся частью канализационной системы под ним. Майкл называл это место адом.
Когда Майкл только подрастал, для мальчишки (особенно черного мальчишки) существовало только две реальные возможности покинуть Коллинбрук: совершить преступление (преимущественно торговать наркотиками) или заниматься спортом. Теперь появилась третья возможность: шоу «Номер один». Майклу больше понравилась мысль собрать музыкальную группу из мальчишек, чем купить пистолет или стать боксером, и так появилась группа «Четверка-Х», которая поможет ему и его семье вырваться из ада.
Дебаты по поводу названия группы продолжались бесконечно долго, и ее участники по-прежнему не пришли к варианту, который нравился бы всем им. Проблема заключалась в том, что все называли их группой «Четверка-Икс», в то время как Майклу было очевидно, что их нужно называть «Четверка храбрых».
— Ну почему бы тогда так и не назвать ее — «Четверка храбрых»? — спрашивала мать Майкла.
— Потому что тогда люди не поймут прикола, — ответил Майкл. — Нас ведь четверо, и мы «Храбрые».
— Да, но если написать название с буквой «X», получается не очень хорошо, да и вообще непонятно, о чем идет речь. Буква «X» не обязательно означает «храбрый».
— Ну да, я знаю, мам, но «X» выглядит круто. Посмотри… — Майкл взял листок бумаги и написал «Четверка-Х», а рядом — «Четверка храбрых». — Ну же, посмотри, что круче выглядит?
— Люди не будут читать название группы, они будут его слышать, — заметила мама.
— Только не на этом бланке, мам. Они будут читать мою заявку, и мне нужно произвести на них самое хорошее впечатление.
Поэтому Майкл написал «Четверка-Х», и, когда Эмма послала юноше приглашение приехать в Бирмингем на прослушивание, она была убеждена, что в списке у нее значится группа под названием «Четверка-Икс».
Дальше в заявке нужно было описать себя или свою группу десятью словами. Майкл и остальные участники группы решили, что если перечислить десять прилагательных, а не писать обыкновенное предложение, то получится оригинально.
Они написали: «Обалденные, оттопыренные, офигенные, остервенелые, оттянутые, очаровательные, озабоченные, отвязные обормоты». Эмма прочитала множество таких определений, но не стала думать плохо о «Четверке-Х». Когда тысячам людей приходится отвечать на вопрос, используя всего десять слов, даже Шекспиру трудно было бы придумать что-то оригинальное.