Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

Онегинское (и пушкинское) знание Феокрита, вне всякого сомнения, было основано на таких жалких французских «переводах» и «подражаниях», как, например, «Идиллии Феокрита» М. П. Г. де Шабанона (Париж, 1777) или прозаический перевод, выполненный Ж. Б. Гайлем (Париж, 1798). Оба неудобочитаемы.

5–7 Бранил Гомера… И был глубокий эконом. У Уильяма Хэзлитта («Застольные беседы», 1821–22) я нашел следующее: «Человек есть политический экономист. Хорошо, но… пусть он не навязывает эту педантичную склонность как обязанность или признак вкуса другим… Человек… выказывает без предисловий и церемоний свое презрение к поэзии. Можем ли мы на этом основании заключить, что он больший гений, чем Гомер?»

Петр Бартенев (1829–1912), слышавший это от Чаадаева, в «Рассказах о Пушкине» (1851–60, собраны воедино в 1925 г.), указывает, что Пушкин начал изучать английский язык еще в 1818 г. в С.-Петербурге и с этой целью взял у Чаадаева (имевшего английские книги) «Застольные беседы» «Хэзлита». Я не уверен, однако, что интерес нашего поэта к английскому языку возник ранее 1828 г.; во всяком случае, книга «Застольные беседы» в то время еще не появилась (возможно, Чаадаев имел в виду «Круглый стол», 1817, Хэзлитта).

Ср. у Стендаля: «Я читаю Смита с огромным удовольствием» (Дневник, 1805).

Напомним также, что фрейлейн Тереза из «Вильгельма Мейстера» (1821) Гёте была страстной поклонницей политической экономии.

Стихи:

и был глубокий эконом

снова имеют неприятное сходство с «Гуцибрасом» (см. коммент. к главе Первой, VI, 8), ч. I, песнь I, строка 127:

К тому же был он трезвый философ…

6 Адама Смита; 12 простой продукт. Первичный продукт, «matière première», чистый продукт — эти и другие термины выветрились у меня из головы. Но я довольствуюсь тем, что знаю об экономике столь же мало, сколь Пушкин, хотя проф. А. Куницын читал в Лицее лекции об Адаме Смите (1723–90, шотландский экономист).

Смит, однако, в своих «Исследованиях о природе и причинах богатства народов» (у Куницына был выбор из четырех французских переводов: анонимного, подписанного «М», 1778; аббата Ж. Л. Блаве, 1781; Ж. А. Руше, 1790–91 и Жермена Гарнье, 1802) источником этого «богатства» считал «труд». «Только труд… является действительной ценой [всех товаров]; деньги — лишь их номинальная цена».

Очевидно, чтобы дать рациональное объяснение иронической строфе Пушкина, мы должны, прежде Смита, обратиться к физиократической школе. «Британская энциклопедия» (11-е изд., 1910–11) дала мне некоторую информацию на этот счет (XXI, 549): «Только те труды воистину „плодотворны“, которые увеличивают количество сырья, пригодного для целей человека; реальный же годовой прирост богатства общества состоит из превышения объема сельскохозяйственной продукции (включая, конечно, металлы) над издержками ее производства. От количества этого чистого продукта, — воспетого Ж. Ф. Дюси в „Мой чистый продукт“ (ок. 1785)[11] и близкого пушкинскому „простому продукту“, — зависит благосостояние общества и возможность его продвижения по пути цивилизации».

См. также Франсуа Кенэ (1694–1774) в «Физиократии» (1768): «Земля есть единственный источник богатства, и сельское хозяйство — единственная отрасль промышленности, которая дает чистый продукт сверх издержек производства».

Ср. в «Эдинбургском обозрении» (XXXII [июль 1819], 73): «Ясно, что могущество страны следует оценивать не по количеству совокупного дохода, как, по-видимому, полагает д-р Смит [в „Богатстве народов“], а по количеству чистой прибыли и ренты, которые и обеспечивают благополучие».

См. также Давида Рикардо (1772–1823), английского экономиста: «Именно попытка Бонапарта воспрепятствовать вывозу сырья из России… стала причиной достойных удивления усилий народа этой страны, направленных против его… могучей армии» («Очерк о… прибыли капитала», [1815], с. 26).

7 эконом. В настоящее время русские говорят: «экономист» — форма, употребленная Карамзиным в письме Дмитриеву 8 апр. 1818 г.

VIII

   Всего, что зналъ еще Евгеній,   Пересказать мнѣ недосугъ;   Но въ чемъ онъ истинный былъ геній, 4 Что зналъ онъ тверже всѣхъ наукъ,   Что было для него измлада   И трудъ, и мука, и отрада,   Что занимало цѣлый день 8 Его тоскующую лѣнь, —   Была наука страсти нѣжной,   Которую воспѣлъ Назонъ,   За что страдальцемъ кончилъ онъ12 Свой вѣкъ блестящій и мятежной   Въ Молдавіи, въ глуши степей,   Вдали Италіи своей.

4 всех наук; 9 наука. Наука обычно означает «знание», «умение», «познания», но здесь подсказку переводчику дает название произведения Овидия.

10 Назон. Римский поэт Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 17 г. н. э.?). Пушкин знал его, главным образом, по «Полному собранию произведений Овидия», переведенных на французский язык Ж. Ж. Ле Франком де Помпиньяном (Париж, 1799).

10–14 Эти строки перекликаются со следующим, имеющим отношение к Овидию, диалогом из «Цыган» Пушкина, байронической поэмы, начатой зимой 1823 г. в Одессе и законченной 10 окт. 1824 г. в Михайловском; поэма была опубликована анонимно в начале мая 1827 г. в Москве (строки 181–223):

Меж нами есть одно преданье:Царем когда-то сослан былПолудня житель к нам в изгнанье.(Я прежде знал, но позабылЕго мудреное прозванье.)Он был уже летами стар,Но млад и жив душой незлобной —Имел он песен дивный дарИ голос, шуму вод подобный —И полюбили все его,И жил он на брегах Дуная,Не обижая никого,Людей рассказами пленяя;Не разумел он ничего,И слаб и робок был, как дети;Чужие люди за негоЗверей и рыб ловили в сети;Как мерзла быстрая рекаИ зимни вихри бушевали,Пушистой кожей покрывалиОни святого старика;Но он к заботам жизни беднойПривыкнуть никогда не мог;Скитался он иссохший, бледный,Он говорил, что гневный богЕго карал за преступленье…Он ждал: придет ли избавленье.И всё несчастный тосковал,Бродя по берегам Дуная,Да горьки слезы проливал,Свой дальний град воспоминая,И завещал он умирая,Чтобы на юг перенеслиЕго тоскующие кости,И смертью — чуждой сей землиНеуспокоенные гости!

Так вот судьба твоих сынов,О Рим, о громкая держава!..Певец любви, певец богов,Скажи мне, что такое слава?Могильный гул, хвалебный глас,Из рода в роды звук бегущий?Или под сенью дымной кущиЦыгана дикого рассказ?

13 Бессарабия, где были написаны эти строки, входила в состав Молдавии (см. также коммент. к главе Восьмой, V). Пушкинское примечание к отдельному изданию главы Первой (1825), не включенное в полный текст романа, гласит: «Мнение, будто бы Овидий был сослан в нынешний Акерман [римский Cetatea Albă, на юго-западе от Одессы, Россия], ни на чем не основано. В своих элегиях „Ех Ponto“ он ясно назначает местом своего пребывания город Томы при самом устье Дуная. Столь же несправедливо и мнение Вольтера, полагающего причиной его изгнания тайную благосклонность Юлии, дочери Августа. Овидию было тогда около пятидесяти лет [что казалось старостью бывшему вдвое моложе Пушкину], а развратная Юлия, десять лет тому прежде, была сама изгнана ревнивым своим родителем. Прочие догадки ученых не что иное, как догадки. Поэт сдержал свое слово, и тайна его с ним умерла: „Alterius facti culpa silenda mihi“ [ „О другой моей вине мне надлежит молчать“, — цитата из „Тристий“, кн. 2]. — Примеч. соч.».

«Его изгнание — тайна, в тщетных попытках разгадать которую любопытство истощило самое себя», — говорит Лагарп («Курс литературы» [1825], III, 235).

Пушкин делает странную ошибку, ссылаясь на Вольтера. У последнего подобного высказывания нет. В действительности он писал: «Вина Овидия, несомненно, заключалась в том, что он видел в семье Октавия нечто предосудительное… Ученые не решили, видел ли он [Овидий] Августа с юным отроком… [или] некоего оруженосца в объятиях императрицы… [или] Августа с дочерью или внучкой… Весьма вероятно, что Овидий застиг Августа во время инцеста». (Я цитирую по «Сочинениям Вольтера», новое издание «с примечаниями и критическими наблюдениями» К. Палиссо де Монтенуа в «Смеси литературы, истории и философии» [Париж, 1792], II, 239).