Поместье Вэйдов - Флоренс Хёрд

— Да, почему бы и нет? — ответила я кисло. Меньше всего на свете мне хотелось встретить сейчас Тони. — Каким ветром вас сюда занесло? Или вы служите в одном полку с Джефом?

— Нет, я забрел сюда случайно. Иногда, знаете ли, тянет немного развеяться. А где Джеф?

— Тут, неподалеку, — беззаботно проговорила я.

— Небось опять увивается около своей блондинки?

Я пожала плечами.

— Если Джеф женат, это не означает, что он обязан весь вечер танцевать исключительно со мной.

— Так-то оно так. Только поговаривают, что он волочится за женой командира своей эскадрильи.

— Она была «мисс Калифорнией 1940», — произнесла я так, словно это что-нибудь объясняло.

— Вот так! — Тони с интересом посмотрел на меня. В ответ я постаралась улыбнуться как можно безмятежнее, хотя на душе у меня кошки скребли.

— Все-таки лучше бы вам отыскать его, пока командир не отправил его на гауптвахту. Скорее всего он околачивается в баре неподалеку от оркестра. Всего наилучшего!

Когда Тони ушел, я, отставив в сторону гордость, отправилась на поиски Джефа. Как и предсказывал Тони, я нашла его в баре сидящим в кресле под пальмой, с томной блондинкой на коленях.

При виде этой идиллической картины в истинно полинезийском духе в глазах у меня потемнело от гнева. Начисто позабыв о том, что негоже уподобляться ревнивой женушке, я крикнула, перекрывая грохот оркестра:

— Джеф, я хочу домой! Прямо сейчас!

Блондинка без интереса взглянула на меня.

— Кто это? — лениво осведомилась она.

— Моя жена, — хмуро отозвался Джеф.

Секунду блондинка размышляла, переваривая услышанное. Затем медленно сползла с его колен.

— Ну, так и катись к ней, — проговорила она скучающе и неспешно удалилась, покачивая бедрами.

— Чего это ты вдруг взбеленилась? — прошипел Джеф мне в ухо. Взгляд его налился кровью, он был уже изрядно пьян. — Теперь она не захочет со мной разговаривать.

— Если я не ошибаюсь, — проговорила я срываю щимся голосом, — я не видела тебя весь вечер. Может, объяснишь мне, где ты пропадал?

— Развлекался. Что же тут плохого?

— Абсолютно ничего, если не считать того, что я тоже люблю развлекаться.

— Так что тебе мешает это делать? Вокруг полным-полно молодых офицеров.

— Но я пришла сюда с тобой, Джеф! Ты мог хотя бы раз за весь вечер вспомнить о моем существовании, а не вести себя так, словно мы незнакомы! Ты мог бы… — Я была уязвлена до глубины души и не слишком выбирала слова.

— О, ради всего святого, не устраивай семейную сцену на людях! Так и быть, едем домой!

На обратном пути я уже не сдерживала слез. Это была наша первая ссора. Ах, зачем я не промолчала! — корила я себя. Что, в конце концов, такого ужасного совершил Джеф? Он лишь поддался царившему на вечере безумному настроению. Кто знает, может быть, блондинка была сильно навеселе и сама плюхнулась к нему на колени? Не мог же он силой прогнать ее! Это было бы невежливо, а Джеф такой галантный!..

Джеф с каменным лицом гнал машину вперед. За весь обратный путь он ни разу не взглянул в мою сторону.

Когда мы подъехали к дому и поднялись на крыльцо, там уже стояла миссис Кингсли. Я догадалась, что она с нетерпением дожидается нашего возвращения.

— Как отдохнули? — спросила она, внимательно оглядывая нас. От нее, конечно, не укрылись ни мои опухшие от слез глаза, ни сердитое выражение лица Джефа.

— Хорошо… — еле слышно пробормотала я, тщетно стараясь избежать ее испытующего взгляда.

Джеф, не отвечая, прошагал через холл и стал быстро подниматься по лестнице. Я поспешила за ним, но все-таки успела заметить торжество в черных глазах Беллы и злорадную усмешку на ее полных губах. Боль острым ножом полоснула мое сердце, в ушах снова зазвучали слова: «Из вашего брака ничего путного не выйдет!» Она догадалась о том, что мы поссорились, и ее это обрадовало.

В спальне Джеф сел на кровать и принялся расшнуровывать туфли. Опустившись перед ним на колени, я взяла его руки в свои.

— Умоляю, не сердись на меня! — проговорила я, — Я знаю, что вела себя ужасно глупо. Больше это не повторится!

Джеф зевнул, затем наклонился и поцеловал меня в щеку.

— Пустяки, — сказал он.

И мы помирились. Он обнял меня и превратился в того страстного и нежного Джефа, которого я помнила по нашей первой ночи.

Я лежала в темноте с открытыми глазами и думала о Джефе и о себе. Джеф мирно спал рядом. Я осторожно поцеловала его — так, чтобы он не проснулся, и дала себе слово впредь быть хорошей женой и не поддаваться унизительному для нас обоих чувству ревности. Все дело в том, объясняла я себе, что Джеф заразился царившим на вечере истерическим духом военного времени, духом вседозволенности, когда люди стараются прожить каждую минуту так, словно она окажется их последней минутой. Когда война кончится, Джеф обязательно изменится, и у нас все пойдет по-другому. Мы заживем обычной семейной жизнью, никогда не будем разлучаться. У нас появятся дети, мальчик и девочка — нет, лучше два мальчика и две девочки. Мы уедем из дома Вейдов, некоторое время поживем в квартире с тремя-четырьмя комнатами с кремово-белыми стенами, мягким диваном, обитом тканью с голубыми цветами, и непременно с большим удобным креслом для Джефа. Потом подберем уютный домик с маленьким садом и переберемся туда.

Будущее представилось мне счастливым и ясным, словно прямая светлая дорога.

Следующие две недели меня не оставляло приподнятое настроение. Я даже улыбалась при встречах с миссис Кингсли, хотя, увидев меня на следующее утро после вечеринки, она не преминула как бы между прочим поинтересоваться, что это мы вчера так рано вернулись домой…

Часто я заставала миссис Вейд и Сьюарда в кабинете за игрой в шашки. Маленькое личико миссис Вейд сосредоточенно хмурилось, когда она обдумывала очередной ход. При этом Сьюард отчаянно жульничал, стараясь дать ей возможность победить.

В солнечные дни я выходила прогуляться в сад и не спеша бродила по замшелым тропинкам, иногда останавливаясь и, затаив дыхание, наблюдая, как колибри с жужжанием вьется вокруг розового куста, глубоко погружая тонкий трепетный клювик в сердцевину увядшего бутона. Я собирала фиолетовые гроздья герани или листочки одичавшей мяты, рвала сочные сладкие плоды с персиковых деревьев, обнаруженных мной в глухом уголке сада.

Как-то во время одной из прогулок я присела отдохнуть на маленькой, поросшей клевером прогалине. Сняв туфли, я с наслаждением вытянулась на душистом зеленом ковре. Здесь и отыскал меня Тони.

— Привет! — сказал он, опускаясь на траву рядом со мной.

— Здравствуйте, — отозвалась я без особенной радости. В тот момент мне хотелось побыть одной, отдохнуть от вечных колкостей миссис Кингсли, от постоянной настороженности и необходимости вести вежливую беседу с домочадцами. Потом мне пришло в голову, что было бы смешно держаться настороже с Тони.

— Чудесный день, не правда ли? — проговорила я, пытаясь как-то загладить свой холодный прием.

— Недурной, — согласился он, затем спросил: — Как вам понравился дом Вейдов? У вас уже было некоторое время, чтобы присмотреться к нему.

— Он чересчур велик, — уклончиво ответила я. Не могла же я сказать, что нахожу особняк уродливым, холодным и мрачным! — Я осмотрела кое-какие комнаты, но боюсь, что успела побывать далеко не везде.

— Разве Джеф не знакомил вас с домом?

— Нет. В последнее время он был очень занят.

— В таком случае как-нибудь на днях я сделаю это за него, — он слегка улыбнулся. Его нескромный взгляд скользнул по моим голым ногам, и я непроизвольно подобрала их под себя.

— Это поместье всегда принадлежало вашей семье? — спросила я.

— Дом построил наш дед. Он приехал сюда из Делавэра и скоро сколотил себе состояние на морских перевозках. Но местные богатеи не пожелали принять его в свой круг. До последних своих дней он ждал приглашения вступить в местный клуб крупных бизнесменов, но так и не дождался, — Тони сорвал травинку и задумчиво пожевал ее. — Старый смешной чудак. Я хорошо его помню: огромного роста, видный, с крупными чертами и густой черной шевелюрой. Волосы у него не седели до восьмидесяти. Хотя вполне возможно, что он их красил — он был страшно тщеславен. Это родовые черты Вейдов — красота и тщеславие.

— Не потому ли он выстроил такой непомерно большой дом? Кажется, целых двадцать две комнаты? Джеф называл точную цифру, но я не запомнила. Причиной было его тщеславие?

— Скорее всего, так. В его время (впрочем, и в наше тоже) положение человека в обществе определялось размерами его жилища. Роскошный викторианский дворец являлся символом процветания и престижа. К несчастью, бедный старикан сделал несколько неудачных вкладов и под конец жизни потерял почти все свои деньги.