Принцип неопределённости. роман - Андрей Марковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может ли помочь книжка? – думал он. Стоит попробовать, однако чтение требуется какое-то подходящее, только какое? Художественное? Довлатов, Ерофеев, Пелевин? Быков, может быть? Нет, не подойдёт так же, как раньше часто выручавший «Золотой телёнок». Булгаков с его извращённой мистикой «Мастера и Маргариты» или «Идиот» Достоевского будут, пожалуй, чересчур. Тогда нон-фикшн? «Как уцелеть среди акул», – прикладное бизнес-чтение при всей полезности теперь может оказаться совершенно ни к чему, некуда его станет применять. «Возраст счастья» – категорически не то, поскольку этот самый возраст может не наступить. Остаются мемуары и воспоминания. Или фантастика. Что-то мемуарно-фантастическое дома обязательно найдётся, подумал Кира, Стругацкие и Чудаков.
Вдруг он между своих раздумий понял, что совершенно неожиданно для себя повернул не к дому; руки сами вывернули руль вправо, машина свернула на Приморский проспект и поехала в Лахту. Когда он припарковал машину около Лахтинского кладбища, понял – его подсознание сейчас выдало лучшее из всех решений. Кира приехал поговорить с женой. Её отец, Павел Сергеевич, тоже лежит рядом, и здесь же его мать, Танина бабушка-блокадница, чудом спасшаяся страшной зимой 1942 года и дожившая против желаний всех правителей – убийц своих и чужих народов – почти до конца семидесятых. Хорошая, добрая, спокойная и всё понимающая компания, которая поможет разобраться с неопределённостью.
Погода сегодня вполне соответствовала беззвучной беседе. Солнце привычным для здешних мест способом пряталось за толстым слоем облаков, ветер с Финского залива галантно доставлял лёгкую влажность с запахом моря – застоявшейся солёной воды и омываемых этой водой старых камней, мокрого бетона и быстро ржавеющего в морской воде железа. Если соберётся дождь, он нарушит эту гармонию: дождь предполагает меланхолическое настроение, тоску и слёзы, но тоски сегодня не было, тоска и неопределённость посещали Кирилла, строго соблюдая очерёдность; вместе они неплохо уживались разве что у юных Ромео с Джульеттой.
Кирилл прошёл по центральной аллее почти до конца, там, в самом углу шестого участка было место покоя близких ему людей, если не учитывать факт, что с Таниной бабушкой он не успел познакомиться лично и знал о её незаметных окружающим подвигах только из многочисленных рассказов родственников. Кладбище в это время совершенно пустынно, конечно, если иметь в виду живых, а не его население. Только одна женщина в платке и сильно осунувшимся лицом встретилась ему по пути. Она стояла возле закрытой оградки, будто не решаясь войти внутрь.
Сегодня сработало давно подмеченное правило: Кирилл давно заметил, что лучше всего получается, когда событие происходит спонтанно, после случайных встреч, внезапно пришедших в голову идей, когда вдруг, именно в одну секунду, возникает необходимость что-то сказать, с кем-то поделиться, у кого-то спросить, посоветоваться, поплакаться; когда сборы быстры и не берётся ничего лишнего, когда электричка отходит через сорок минут, а времени на дорогу до вокзала – тридцать, когда бросаешь все запланированные и недоделанные дела ради общения с нужным хорошим человеком. Примерно такой получилась у него встреча с Шуркой; эта встреча стала спусковым крючком для воспоминаний, новых мыслей и размышлений о грядущем. И сегодня его спонтанное решение заехать на погост виделось ему самому совершенно правильным. В самом деле, ему нужно многое осмыслить, привести к общему, единому знаменателю.
В спонтанности плохо только то, что он пришёл на кладбище с пустыми руками, не в русских традициях: ни цветов, ни конфет, даже корочки хлеба, чтобы покрошить птицам, у него с собой не оказалось. Хотя Кирилл неверующий, традиций он не обижал – нисколько не трудно им следовать. Он вообще-то не очень понимал обязательности строго следовать традициям в определённых ритуалом местах: например, в церкви или здесь, на кладбище. Ему совершенно не виделось в этом смысла, ничто не мешало отдать дань памяти ушедшим в любом другом месте и в любое время, причём каким угодно способом, иногда вполне достаточно этих людей просто помнить. Иначе традиционный способ ведёт к давно сложившейся русской привычке распития крупных доз алкоголя, что будет отличать вечер памяти от прочих ординарных пьянок лишь отсутствием необходимости всё время чокаться. Впрочем, звенеть стеклом и хрусталём начинают после первых двух стопок. Всё остальное тоже повторяется точь-в-точь: веселье с анекдотами, безудержное обжорство и непременно возникающие в любом пьяном разнородном обществе конфликты пониманий и интересов, изредка доходящие до мордобоя.
Он присел возле трёх холмиков и мысленно, беззвучно разговаривал с женой, иногда что-то мог вставить Павел Сергеевич, но редко, он вообще-то и при жизни был не очень разговорчив. Кирилл часто бывал здесь и говорил с родственниками. Он не сошёл с ума и совсем не пытался вообразить, что эти «беседы» происходят хоть сколь-нибудь всерьёз. Просто ему нетрудно представить, что могла бы сказать ему Таня, и какую реплику мог вставить тесть. Безусловно, приезжать для этого на кладбище вовсе не обязательно, он точно так же мог «разговаривать» с другом Витькой, у которого вовсе не было могилы. Но само это место действовало необыкновенно расслабляюще, оттого слова на ум приходили немного другие, чем дома или в Летнем саду, где Кира обыкновенно «беседовал» с женой – она всегда любила это место – или при любой другой умиротворяющей тишине природы, где-нибудь на побережье с видом на Балтику, а то и просто на даче.
Ситуация со здоровьем сейчас оставалась неопределённой, притом что именно здоровье определяло почти всё. Но и без этого было о чём подумать. О том, чтобы завязать с торговлей, Кирилл впервые задумался примерно полгода назад, сейчас реально начал искать покупателей на свои павильоны, выставил их на продажу; тем же занимался его знакомый юрист. Ситуация для продажи не самая подходящая, если учитывать внутреннюю экономическую ситуацию на внешнем политическом фоне, а с другой стороны – кто знает, когда она станет более подходящей? К тому же решение им принято окончательное, чего же тогда ждать? Оставалось понять, что делать с вырученными деньгами: начать что-то новое, тот же вендинг, или, выйдя в кэш, плюнуть на всё, заняться здоровьем и детьми.
Когда он остался один, то есть один с детьми без жены, его и без того невеликий интерес к отдыху стал пропадать, пока не заглох совсем. Постепенно пропали все посторонние занятия, кроме работы и домашних дел. Пока Ваня учился в младших классах, присутствовала кое-какая обязательная часть, вроде проверки домашних заданий. Со временем закончились и они – сын рос самостоятельным парнем, что не могло не радовать. На школьные собрания родителей в последние года три Кира сходил лишь однажды.
Вообще его интерес к жизни сильно угас, и от уныния спасали только ежедневные заботы, обязательные, как восход солнца. Накормить сына, отвезти или отправить в школу, придумать что-то для него на обед, если он не хотел ехать к бабушке или она не могла приехать к ним домой. Потом вечер с тем же набором, немного разговоров о неинтересных Кире околошкольных новостях, и далее по кругу. Спасение оставалось в работе.
Так продолжалось, пока был жив тесть, а когда его не стало, тёща вся ушла в заботу о внучке, Ваня подрос, и две половинки некогда близкого семейства разошлись так далеко, насколько этого захотела Зинаида Матвеевна. Теперь Кирилл уже ничего исправить не мог. Ваня почти взрослый, Маша подросла, но оставалась в глазах тёщи маленьким ребёнком, потому оставалась опекаема до степени «кормить с ложечки», противной Кириллу по самой сути. Маша относилась к папе, как к Деду Морозу, который обязан привозить подарки, больше ей от него ничего не требовалось.
Потому он проводил время на работе, максимально старался занять себя там. С Таней они куда-то выбирались – она любила театр и живопись, они вместе ходили в гости, чаще к её подругам и знакомым, реже – к друзьям Кирилла. То есть существовала и другая, параллельная работе жизнь. Сейчас ничего этого не осталось, одна только работа, работа и работа. Немногочисленные друзья никуда не делись, но общение с ними свелось к минимуму или к случайностям вроде вчерашней встречи в супермаркете. Он настолько привык к такому жизненному режиму, что совсем не понимал, чем занять себя дома. Его не трогали сериалы, ему вообще не были интересны новости формата центральных каналов телевидения, он не любил футбол и вообще любой спорт. Весь его отдых теперь заключался в том, чтобы полулёжа расслабить уставшее за день тело, посмотреть в планшете новости из Сети и полистать какую-нибудь книжку, на серьёзное чтение которой сил обычно не оставалось.