Мне 14 уже два года - Ирина Костевич

Ирина Костевич

Мне 14 уже два года

Глава 1. Двадцатое августа

Мне 14 уже два года. Ну, тупо же «ВКонтакте» признаваться, что тебе 13 и ты малолетка. А 14 — это уже кое-что. Но теперь и это неважно.

Моя жизнь разрушена, Я В ПАНИКЕ! То есть взаправду, а не так, чтоб пожалели в Инете. У меня действительно все очень, очень плохо.

Мой дом — его больше нет! Снесли неделю назад. Пока родители по контракту в Астане,  я временно у бабушки. А потом мы с мамой и папой переедем в какое-то захолустье на 10-й этаж (который, кстати, еще не достроили)! А мои летние каникулы… это не каникулы, это — отстой. Нет, даже хуже.

А ведь еще совсем недавно мы с Динкой, как две дуры, носились по нашей Абрикосовой, а за нами гонялась Масяня. Теперь она подскуливает в лад моим мыслям, а перед глазами так и стоит эта мерзкая лысина с обломками моего дома. И любимая яблоня с изломанными бульдозером ветками. Я и сама готова заскулить — нет теперь ни улицы, вообще НИЧЕГО. А квартал можно увидеть, только зайдя в программу «Google Планета Земля». Там съемки со спутника ещё в мае делали.

Все осталось в прошлом. Даже прежняя школа.

Не сказать, чтобы в школе было супер, и мальчики у нас какие-то уж слишком свои, как родственники, к тому же слегка придурковатые, но все такое знакомое, привычное. Мальчики… Как любит говорить Дина, «и замутить не с кем». Помню, мы всегда ждали прихода новичков, мечтали, что придет такой особенный. А приходили какие-то, ну… так себе.

А теперь мне самой предстоит стать новенькой. Или, если посмотреть на дело иначе, то я, сама себе «старенькая», окажусь в целом классе сплоченных «новичков». А когда они увидят, что я… Даже думать об этом страшно!

Тут еще Диниха моя укатила на Иссык-Куль, у бабушки же Интернета нет ни в доме, ни поблизости. А вместо кабельного у нее по телеку какие-то левые каналы…

Зато чего у бабуси много, так это «полезных лекарств от жизни», как шутит мой папа. Бабушка уже год ходит в клуб «Здоровая жизнь» и совсем помешалась на болезнях и паразитах. Манты она теперь не делает, а всё пичкает меня какими-то солеными витамининами. И вместо «солнышка», как раньше, в порыве чувств называет …б-р-р-р, даже говорить противно! Называет «больнушечкой»!!! Причем, и на улице может зычно так обласкать: «Больнушечка ты моя!» И стоишь, обтекаешь. А те, кто услышал, начинают выискивать, что у тебя не так.

А у меня вообще-то внешне все так. Динка,  хоть и подружка, время от времени восклицает «везет же некоторым!» с таким гневным пафосом, что я чувствую свою вину. Вот кто-то мечтает о том, чтобы быть красивой, а мне от этого никакой радости. Особенно когда тебя начинают ненавидеть из зависти. Даже не разобравшись, какой ты человек.

У меня так случилось раз в лагере. Там девочка была… меня выбрали почётной жительницей лагеря, а она втихомолку в сумку с моими вещами клей вылила. Хорошо, вожатые вмешались, а то б не знаю, до чего дошло.

А по-моему, не с чего переживать, ведь большинство людей красивые, особенно у нас в городе. Сколько раз это слышала: смешение кровей.

Зато как можно спокойно относиться к тому, что тебя считают дураком или тупицей?!!

Моя страшная тайна: я очень боюсь показаться глупой. Все думают: если красивая, значит, тупая, как пробка. Блондинка… У меня блестящие темно-каштановые волосы, но, когда мальчишкам приспичило дразнить меня, то я стала для них «Тупая БЛОНДИНКО». Балбесы. Я не виновата, что теряюсь до слез, когда выхожу к доске, а учительница думает, что я не выучила. И тогда почему-то действительно забываю все, и не могу разговаривать, а стою, как идиотка, и становлюсь вся красная, мысли путаются, к тому же еще потею, мало того — пыхтю, то есть — пыхчу!!! Это ужасно.

По-моему, куда ужаснее, чем Динкины круглые щеки, которые она мечтает как-то там отрезать, когда вырастет и заработает кучу денег. Даже рассказывает, что уже клинику нашла… Ей проще.

Да и дом ее не попал под снос, и ходить она будет все в ту же добрую старую школу. А вот я… Учеба начнётся через две недели, и с каждым днем мне все хуже.

Глава 2. Первое сентября

«Кнопка взрыва школы» — первое, что я заметила при входе в школу. Черная и вопиюще наглая на свежепокрашенном боку учебного корпуса, она привлекала все взгляды. Рядом суетился лысый мужичок, отдавая распоряжения старшеклассникам. Кажется, они решали: то ли закрасить безобразие, то ли прикрыть на время газетами…

Цветы на линейку я покупать не стала. Не дарю их с тех пор, как услышала про «дебильные веники, которые ставить некуда» от одной учительницы в автобусе. Она, конечно, не мне это говорила, но уши-то у меня есть.

У нас перед домом всегда много цветов, но они живые. То есть, я хотела сказать, всегда БЫЛО много цветов… Вот живые мне нравятся. А срезанные и проданные — нет. Чтобы цветы оставались живыми, их надо рисовать. Поэтому, если классная нормальная будет, я ей лучше нарисованные подарю. Мне особенно батики в холодной технике удаются — в изостудии хвалили. Хотя и она теперь накрылась — из-за этой дурацкой новой квартиры и дурацкой новой школы на другом конце города. Так что я теперь дикий художник — сама по себе.

Кабинет нашего класса оказался на втором этаже. Оказывается, когда попадаешь в незнакомую толпу, даже лиц не различить — так, туман какой-то. Иногда сквозь него пробиваются любознательные взгляды. Но в основном все притворяются, что ничего такого. И вообще — а меня видно? Я потихоньку скосила глаза на ноги — ага, видно. Вот я — коленки, гольфы, туфли. К сожалению, туфли у меня так себе, второй год ношу.

— Мадам, вы к нам, или, может, дверью ошиблись? — пацан, похожий на воробья в очках, изогнулся в поклоне.

— Привет. Это же 7 «б»?

— О да, это он, моя несравненная пери!

Внезапно одноклассник брякнулся на колени и протянул ко мне руки. Я отшатнулась. Остальные заржали — игра понравилась. Кто-то поднял мобильник, чтобы сфотографировать сцену.

— Ух ты, Арсен, это что у тебя?

Все кинулись разглядывать крутой сотовый — даже не поняла, кого тут назвали  Арсеном, такая куча-мала. Я села за пустую парту сзади — ну будто специально для меня её никто не занял.

Бывает, одна дурацкая мысль прицепится и никак ее не выгнать. Мысль в этот раз была такой: «Этой — ни за что, ни за какие деньги, ни-ког-да!» Если открутить немного назад, залезла она в голову вот почему.

Нашей классной оказалась вертлявая дамочка в поулпрозрачной блузке и с огромным разрезом на юбке. Театрально окунув лицо в наваленные на стол букеты, она призывно обвела класс взглядом и выдохнула:

— Милые мои… Как же я соскучилась!

После пламенного приветствия настала моя очередь.

— И еще одна радостная новость! У нас новенькая. Ее зовут, зовут… Классная долго рылась в бумажках, и, наконец, найдя нужную, выпалила:

— Дуремара Пияз[1]!

Одноклассники грохнули. Классная вопросительно смотрела на меня. Когда все отсмеялись, я встала и поправила:

— Доремира. Доремира Нияз. Можно просто — Мира. Там, наверное, опять неправильно написали.

— Извини, моя девочка, — смутилась классная. А можно узнать, почему у тебя такое имя?

— Моя мама — украинка, папа — казах. Родственники долго спорили над именем, а потом, — я пожала плечами и улыбнулась, — решили придумать свое. В честь дедушки-композитора. (То, что «на мою голову», я давно не добавляю даже мысленно — привыкла, и мое имя мне действительно нравится. А каждый реагирует в меру своей испорченности.)

— Да-да-да, чудесно, — затараторила учительница. Чудесное имя. Бывают и более странные имена. А фамилии, фамилии! Так, например, со мной в университете училась Майра Телекабель. Казалось бы — откуда в степи телекабель? Между тем, оказывается, при переписи населения переврали имя ее деда, его звали Тлеукабыл, и получилась такая ерунда… Тут классная осеклась и посмотрела на меня. В тишине кто-то отчетливо прошептал:

— Дуремара Телекабель… Жесть…

— Но, надеюсь, ты будешь хорошо учиться, — чтобы как-то замять, свернула с темы классная.

Урок пошел своим чередом, а я сидела и думала про батик с цветами: «Этой — ни за что, ни за какие деньги, ни-ког-да!»

На перемене подошли девочки. Мы познакомились, и они сказали, что классная у них дура, и дура она классная, то есть высшей пробы, и ничего уж тут не поделаешь. Булатик про нее стихи сочинил, она узнала, так школьное собрание устраивали, такой шум был!

— А что за стихи?

Подозвали «Воробья в очках». Булатик, предварительно оглянувшись, выдал рэп с подвыванием:

«Дети! Я васВсех! Люблю!Мне сдавайтеПо рублю…» —

тут он лихо крутанулся на пятках.

— А почему по «рублю?»

— Ну, «тенге» был бы не в рифму. Но можно придумать!

— Хватит, напридумывался! — одернула его очень крепкая и смуглая девочка по имени Фарида. — И вообще: иди уже отсюда, выступил — и  иди, а то опять пацанам все расскажешь, трепло малолитражное.