Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли - Анатолий Черняев

Введение

Георгий Васильевич Флоровский принадлежит к числу тех русских мыслителей XX в., которые своей творческой деятельностью формировали образ России, русской философии и культуры в современном мире. Причем если деятельность Н. А. Бердяева, С. Н.Булгакова, С. Л.Франка была известна больше в Европе, то деятельность Флоровского получила поистине всемирный резонанс. Многолетний путь его жизни и творчества начался в дореволюционной России, продолжился в странах Европы и был завершен в США. Сформировавшись как ученый и мыслитель на волне научно–культурного и религиозно–философского подъема в России начала XX в., Флоровский в самом расцвете творческих сил был вынужден покинуть родину и реализовывать свой потенциал на чужбине, где ему предстояло снискать славу всемирного «спикера православия» и крупнейшего специалиста по истории русской мысли и культуры.

Активный участник евразийского движения в начале 1920–х гг., профессор патрологии в парижском Православном богословском институте (1926–1937), декан нью–йоркской Свято–Владимирской семинарии (1951–1955), член Центрального Комитета Всемирного совета церквей (1948–1961), профессор Гарвардского (с 1956 г.) и Принстонского (с 1964 г.) университетов — вот далеко не полное «резюме» Флоровского. Среди его учеников могут быть названы такие видные мыслители и ученые, религиозные и общественные деятели, как митрополит Антоний Сурожский, академик Н. И. Толстой, директор Библиотеки Конгресса США Д. Биллингтон, Я. Пеликан, И. Мейендорф, А. Шмеман. Под научным руководством Флоровского в Англии и США был подготовлен целый ряд диссертаций по истории русской мысли и византологии. Многие крупные западные исследователи русской истории, философии и культуры активно опирались на достижения Флоровского в своих трудах (А. Безансон, И. Берлин, А. Валицкий, Ф. Коплстон, Э. Мюллер, М. Раев, П. Христофф и др.).

Диапазон интеллектуальных интересов Флоровского масштабен. Лишь в научных областях, обладая энциклопедической эрудицией, он создал труды по физиологии, классической филологии, логике и гносеологии, теории и методологии исторического знания, византологии и славистике, по истории христианской доктрины, русской философской мысли и культуры. Мировоззрение Флоровского формировалось посредством прилежной учебы в школе высших достижений мировой философии, где круг его «наставников» простирался от Платона до Э. Гуссерля. Не меньшее значение имела традиция русской философской и богословской мысли, которую Флоровский любил и изучал с детства. Это, в частности, наследие древнерусских проповедников и летописцев, мистика и аскетика нестяжателей, труды Тихона Задонского и Филарета Московского, И. В.Киреевского и А. С. Хомякова, П. Я.Чаадаева и А. И. Герцена, Ф. М.Достоевского и В. С. Соловьева, М. О.Гершензона и Н. А. Бердяева…

Центральный историко–философский труд Флоровского — вышедшая в 1937 г. книга «Пути русского богословия» — стала первой работой такого масштаба по интеллектуальной истории России XI‑XX вв., написанной с учетом опыта русской революции. Руководствуясь стремлением философски осмыслить драматичную судьбу России, Флоровский выделял в качестве главной ее проблемы утрату духовно–культурной идентичности, выразившуюся, по его мнению, в «кризисе русского византинизма» и последующей схоластической «псевдоморфозе православия». Возобладавшее в общественном сознании «утопическое мироощущение», проявления которого Флоровский усматривал даже в метафизике всеединства, по его мнению, подготовило страну к вступлению на путь рискованного социального эксперимента.

Сформулированная Флоровским богословско–философская программа неопатристического синтеза получила широкий отклик и развитие в трудах философов и богословов разных стран (Франция, США, Греция, Россия и др.) и занимает лидирующие позиции в современном православии. О мировом признании заслуг Флоровского ярко свидетельствуют его многочисленные почетные звания: в 1959 г. он избран доктором богословия Аристотелевского Фессалоникийского университета, в 1965–м — членом Американской академии наук и искусств и, вместе с Альбертом Швейцером, — членом Афинской академии[1]… Многогранная научная, философская, церковная и общественная деятельность Флоровского еще при его жизни стала предметом активного исследовательского внимания.

Рассмотрим основные вехи изучения и осмысления жизни и творчества Флоровского. В целом, номенклатура публикаций на разных языках, посвященных Флоровскому и его трудам, уже достаточно обширна и включает десятки позиций. Свидетельствами отношения к Флоровскому со стороны профессиональных и религиозных сообществ, к которым он принадлежал, служат прижизненные юбилейные приветствия и некрологи[2]. Первыми опытами осмысления творчества Флоровского стали рецензии на его книги, написанные современниками: В. В.Зеньковским, Н. О.Лосским, Н. А.Бердяевым, М. Лот–Бородиной, С. Тышкевичем. Их публикации отразили тот резонанс и спектр оценок, которые были вызваны тремя книгами Флоровского, увидевшими свет в 1930–е гг.

Первую рецензию на первую книгу Флоровского «Восточные Отцы IV в.» (1931) написал его коллега, профессор парижского Свято–Сергиевского православного богословского института В. В. Зеньковский, который подчеркнул персонализм автора, нашедший выражение в его историко–философской методологии: «Самый метод, принятый им, выдвигает на первый план индивидуальность того или иного богослова, — отчего изложение идей становится более доступно и тоже более индивидуально»[3]. В то же время, по мнению рецензента, Флоровский излишне сфокусирован на индивидуальном и общеисторическом аспектах в ущерб анализу истории и диалектики самих идей. В рецензии М. Лот- Бородиной отмечен самостоятельный и творческий характер первой книги Флоровского, но сделано указание на некоторую слабость ее композиции[4].

Н. О. Лосский высоко оценил применяемый Флоровским синтез богословского и историко–философского методов. По мнению этого рецензента, книга Флоровского позволяет рассматривать отцов церкви в качестве фактических предшественников концепции все- единства[5]. Рецензируя вторую книгу Флоровского «Византийские Отцы V‑VIII вв.» (1933), Лосский акцентировал внимание на том значении, которое могут иметь богословские дискуссии патристи- ческой эпохи для современной философской мысли. В частности, по его мнению, христологические споры V в. имеют глубокий философско–антропологический смысл. Ибо, преодолев крайности антропологического минимализма и максимализма, отцы церкви утвердили идеал «обожения» человека, «т. е. осуществления абсолютного нравственного совершенства и абсолютной полноты жизни». Лосский убежден, что забвение этого идеала ведет к неуважению личности и «варварству»[6].

Судьба главной книги Флоровского «Пути русского богословия» (1937), оказалась трудной. Во–первых, значительная часть тиража пропала еще на складе издательства, уничтоженного в результате немецкой бомбардировки[7]. Во–вторых, по мнению Флоровского, после выхода в свет «книгу нарочито замалчивали» его оппоненты, создавшие вокруг нее своеобразный «заговор мол- чания»[8]. Тем не менее несколько рецензий все же увидели свет. Единственным откликом из лагеря идейных оппонентов стала статья Н. А. Бердяева «Ортодоксия и человечность».

По словам Бердяева, книга Флоровского «есть, в сущности, суд над русской душой»[9], пристрастный и немилосердный. Бердяев считает совершенно неоправданной позицию Флоровского, оценивающего историю русской мысли с точки зрения принципов византийской патристики. Ибо в философском контексте отцы церкви не могут претендовать на особый авторитет, тем более что они сами были идейно зависимы от античной философии. В то же время увлеченностью автора византийским богословием обусловлен еще один недостаток книги — преувеличение интеллектуального элемента в истории русского религиозного сознания, недостаток внимания к мистическим и психологическим его аспектам, считает рецензент. Также, по его мнению, Флоровский злоупотребляет такими понятиями, как «романтизм», «утопизм», «Запад», «историзм». Они используются автором в специфическом значении, которое как следует не прояснено, притом что на этих понятиях во многом основана вся концепция книги. Наконец рецензент указывает, что в книге Флоровского по сути дела игнорируется социальная проблематика русской мысли.

Эти критические замечания Бердяева нельзя назвать беспочвенными. В то же время его упрек Флоровскому за недостаточное раскрытие в книге собственного учения трудно признать правомерным: все‑таки «Пути русского богословия» — работа историческая, но при этом в ее завершающей главе («Разрывы и связи») дается конспективное выражение авторского credo. Кроме того, свое учение Флоровский развивал в ряде статей, которые должны были быть известны Бердяеву, поскольку многие из них публиковались в его журнале «Путь». Позитивное значение книги Флоровского Бердяев усматривает в том, что она «разрушает… наивную веру в непогрешимость митрополитов и епископов и в неизменную истинность и абсолютность православия старой, дореволюционной России», а также «отрицательным путем возвращает к темам и проблемам русской религиозной мысли XIX и XX в.»[10]. Статья Бердяева, явно перерастающая жанр рецензии, должна быть признана одним из самых глубоких прижизненных рассмотрений историко–философской концепции Флоровского.