Русская история в зеркале русской мысли. Лекции. - Юрий Пивоваров

ЮРИЙ ПИВОВАРОВ

РУССКАЯ ИСТОРИЯ В ЗЕРКАЛЕ РУССКОЙ МЫСЛИ

Лекции, читанные на телеканале "Культура" в рамках научно-познавательного проекта "ACADEMIA" 2 -- 3 июня 2010 года

Стенограмма 1-й лекции Юрия Сергеевича Пивоварова:

Добрый день! Мы с вами сегодня поговорим о русской истории в зеркале русской мысли. Как русская мысль реагировала на русскую историю. Что русская мысль думала о русской истории. Как участвовала в русской истории. Но сначала несколько слов о самой истории. Так сказать, субстанции, по поводу которой русская мысль что-то думала.

Во второй половине четвертого века и в начале пятого века нашей эры в Северной Африке жил епископ, который известен сейчас всему миру, -- Августин. Блаженный Августин. Епископ Гиппонийский. Да, один из отцов католической церкви и один из крупнейших христианских мыслителей человечества. Он сказал, имея в виду историю, что нету прошлого, настоящего и будущее. А что же есть? Есть прошлое настоящего, настоящее настоящего и будущее настоящего. То есть, все настоящее. Различные стадии настоящего. Я абсолютно убежден в том, что этот великий человек прав. Потому что история -- это не какой-то там, какая-то вещь, которую кладут в запасник музея, а потом раз в тридцать-сорок лет достают, пыль стирают, показывают и опять убирают. История все время с нами. Она действует. То есть это наше настоящее. Только прошлое настоящего, настоящее настоящего, будущее настоящего. Так же, как человек всегда и в старости помнит молодость. И так далее. Да? Единый же человек, единая история. И мы живем в истории. И в этом смысле история абсолютно актуальна. Она нас делает. Она. То, что было пятьсот лет назад, например, в нашей с вами стране, по-прежнему определяет и во многом предопределяет нашу с вами жизнь. И так будет всегда. И не только у нас.

Еще очень здорово сказано о соотношении вот этого прошлого и настоящего истории… занимается это, этим великим английским поэтом, лауреатом Нобелевской премии. Он жил в середине двадцатого столетия. Томас Стернз Элиот. Это очень большое имя в литературе двадцатого столетия. Он сказал. Я читаю: "Прошлое так же видоизменяется под воздействием настоящего. Прошлое так же видоизменяется под воздействием настоящего, как настоящее испытывает направляющее воздействие прошлого". Представляете? Под воздействием настоящего меняется прошлое. Действительно, это так. История это то, что мы думаем об истории. Да? Например, сегодня, через десять лет после того, как начался двадцать первый век, мы совершенно иначе смотрим, скажем, на советскую историю, чем когда я был в вашем возрасте и думал о советской истории. Потому что сегодня становится как-то яснее. И сегодняшние мысли о прошлом, они изменяют, на самом деле, прошлое, которое живет с нами. Это поразительная такая… Как бы вам это сказать? Взаимосвязь различных эпох и времен. Но, что касается русской истории… То мы говорили вообще об истории. О русской истории, то она, действительно, удивительным образом специфична и своеобразна. Можно сказать, что любая история, любого народа такова. Но русская… Вот я всю жизнь занимаюсь русской историей. Она постоянно ставит как-то в тупик. Постоянно видишь какую-то, какие-то странности. Невероятные повторяемости. Как будто мы все время ходим по кругу. Это с одной стороны. А с другой стороны, каждая следующая эпоха опровергает предыдущую. Ну, например. Петербургское, Московское царство. Советское. Петербургская империя. Наша нынешняя, постсоветская. Советский Союз. Везде разрывы. Нету преемственности. И это тоже традиция. То есть, с одной стороны, повторяемость, а с другой стороны, как будто бы взаимоисключаемые явления. Это разрыв с прошлым. И это есть русская традиция. И отсутствие преемственности -- это и есть русская как-бы-преемственность. Это совершенно поразительно. Или, например невероятная роль власти в нашей истории. Ни в одной, может быть, другой христианской культуре, а мы принадлежим к христианским народам, нет такого влияния власти. И наоборот. Какое-то совершенно слабое, вялое, не структурированное то, что мы называем "гражданское общество". То есть, мы с вами. Общество. Это все какие-то очень своеобразные, специфические черты русской истории. Их очень трудно понять с помощью западной науки.

Ведь наука в нашу страну пришла с Запада, во времена Петра Первого. И стала развиваться во многом под западными влияниями. Да, вот вы, студенты, вы изучаете историю, политические науки, право. Вы ведь тоже читаете очень многие книжки, которые написаны на Западе и которые трактуют нашу с вами жизнь. И очень часто получается так, что эти трактовки, как говорят в науке, неадекватны. Потому что западные науки выросли на анализе собственного опыта. И не всегда работают при совершенно другом опыте. Это не только у нас, это вообще в не-западных обществах. Россия -- это страна не западная. Это в Индии, в Бразилии, в Китае и так далее. То есть всегда возникает проблема понятийного аппарата. Проблема вообще инструмента, с помощью которого можно познать нашу историю. И вот здесь нам в помощь, слава Богу, есть, нам есть, на что опереться. Русская мысль.

Русская мысль. Это особый феномен. Это не значит, что русская мысль и то, что я вам буду сегодня рассказывать, и то, что я имею в виду под этим феноменом, что это вообще, что русские люди на протяжении тысячелетней русской истории думали. Нет. Это особый феномен. Он возник на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Ну, примерно два столетия назад. И он закончился примерно в середине двадцатого столетия. Вот когда я родился. Примерно в середине двадцатого столетия он закончился. То есть он прожил-то всего лет сто пятьдесят. Примерно, конечно. Всякие интеллектуальные явления трудно вставить в рамки жесткой хронологии. Но это примерно так. Причем, смотрите, это ведь очень интересные эпохи -- конец восемнадцатого, начало девятнадцатого столетия. И середина двадцатого столетия. Что произошло на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетия? Произошла Великая французская революция. Которая как бы покончила с тем, что говорили в семнадцатом, восемнадцатом веке. Вы студенты, вы изучаете эпоху Просвещения. Эпоха Прогресса. Вера в лучшее будущее. Отрицание Церкви. Становление какого-то нового человека. Становление современного мира. И вдруг все это кончилось гильотинами, кровью, которая там лилась, во Франции, по всей, по всей Европе. Кончилась каким-то страшным ужасом, конвульсиями. Да? Говоря красиво, корабль Просвещения разбился о штормы Французской революции. А русские люди ведь учились всему этому. Для них это была трагедия. Как это мы вам сто лет верили. После Петра ведь русские сто лет подражали и учились у европейцев. И вдруг все это рухнуло, и оказалось, что все эти замечательные идеи Просвещения привели к гильотине и к смерти тысяч и тысяч невинных людей. Надо иметь в виду, что Французская революция была не менее жестокой и кровавой, чем впоследствии наша Великая революция начала двадцатого столетия. А что еще произошло? А в это же время в Англии началась промышленная революция. Помните, да? Переход к пару. Пароходы, паровозы. Конец всяких разных ремесленных дел. И начало современного -- промышленности, индустрии. Переход к индустриальному обществу. Мир совершенно изменился.

Мир стал меньше, потому что появляются поезда. Можно быстро ездить. Можно быстро плавать по морю. Можно больше производить, а, значит, и растет уровень благосостояния. То есть мир стал совершенно меняться. До этого он тысячелетиями был примерно одинаковый, что во времена Гая Юлия Цезаря, что во времена, там, я не знаю, Людовика Шестнадцатого, которому отрубили голову. Люди передвигались на лошадях. А уже через пару десятилетий они стали ездить на поездах и плавать на пароходах. Мир совершенно изменился. И все это тоже не могло как-то не зафиксироваться в русском сознании. Тем более, что я напомню вам, и вы это хорошо знаете, и мы уже отчасти об этом сказали, что все восемнадцатое столетие русские прилежно читали западные книги. Освоили иностранные языки, переводили с французского, немецкого на свой родной русский. Постепенно становились образованными европейцами. И вдруг мир стал меняться. Появлялось очень много нового. Ну, например, наполеоновские войны. Это же огромная мировая война, которая шла примерно двадцать пять лет. То есть после революции -- эпоха страшной войны. А война всегда ставит под вопрос старые условия быта, старые условия существования, какие-то нормы морали. Люди меняются в ходе войны, рождается новый человек. И в области интеллекта, в области человеческого познания произошли изменения. Ведь тогда возникли такие крупнейшие идеологии, которые существуют сегодня. И они во Франции возникают. Естественно, Франция тогда -- эпицентр всего нового, в начале девятнадцатого столетия.

Консерватизм. Это Шатобриан. Консерватизм. То есть, не надо бежать вперед. Не надо постоянно делать реформы. Консервировать. Охранять надо. Или либерализм, Бенжамен Констант, тоже Франция. Напротив, это свобода человека. Это тема свободы человека, выбора человека в мире. Романтизм. Ну, тут, конечно, и немцы поработали, и англичане. Здесь не французы. Романтизм -- это, прежде всего, акцент на истории. Это идеализация каких-то прежних порядков. Но в Европе это были феодальные порядки. Это тогда. Кстати, в Европе начался туризм, когда люди стали ездить по старым замкам и смотреть на эти разрушенные замки и, значит, совершенно, так сказать, сходить с ума. Раньше ходили в паломничество к святым местам, а теперь исторические святые места и романтизм заявляют о том, что, вот, замечательная была раньше история. Сейчас, может быть, хуже. Надо туда смотреть. Да? Сегодняшний мир хуже. Или, например, в Германии рождается историческая школа права, которая говорит, что все народы развиваются по-разному. И, например, мы, немцы, у нас... Тогда еще не было единой Германии. Совершенно другие правовые институты. И мы наше право поэтому, историческая школа права, должны строить на изучении этих своих институтов. То есть появляется тема самобытности, оригинальности каждой страны, а не то, что все вовлечены в единый поток. Вот масса всего этого не могла не будоражить русский ум. Но были и русские причины для возникновения оригинальной, самобытной, очень важной русской мысли, необходимой для самопознания. И вот я назвал, может быть, ключевое слово из того, что я сегодня хочу сказать. Что русская мысль -- это опыт коллективного самопознания России.