Любовница по контракту - Шэрон Кендрик

Шэрон Кендрик

Любовница по контракту

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Этого не может быть! – пронзила Зуки внезапная догадка. Только не он! Кто угодно только не он! Но кого еще на свете можно принять за Паскуале Калиандро – этого дьявола, которого она имела несчастье когда-то встретить?

Господи, пожалуйста, молча молила она и в то же время не могла совладать с нараставшим где-то внутри желанием. За двадцать четыре года своей жизни она не встречала более привлекательного мужчины. А она их перевидала…

За время карьеры фотомодели ей приходилось работать со многими мужчинами манекенщиками, актерами и рок-звездами – фотографии которых украшали стены спален миллионов женщин во всем мире. Но ни один из них не мог сравниться с этим человеком, не оказывал на нее такого воздействия.

И не только на нее, с горечью добавила она, наблюдая, как все женщины вокруг следили, словно загипнотизированные за эффектным длинноногим молодым мужчиной.

Сердце Зуки было готово вырваться из груди. Что, черт возьми, он делает здесь, на юге Франции? И что теперь делать ей? Интересно, заметил ли он ее? Но даже если заметил, вряд ли вспомнил бесстыжую девчонку, так страстно предлагавшую ему себя, когда ей едва исполнилось семнадцать.

Совершенно забыв о том, что она спустила узкие бретельки бикини, Зуки попыталась сесть в шезлонге, не отрывая взгляда от мужчины, который медленно шел по пляжу.

Шел к ней!

Она беспомощно всхлипнула, но не оторвала взгляда от мощной игры его бедер. Затем взглянула чуть выше. Боже правый! Ему нельзя выставлять себя напоказ в узких джинсах. Появись он не в этих легких, светлых, великолепно сшитых брюках, его могли бы, чего доброго, арестовать за неприличное поведение.

Блуждающий взгляд Зуки поднялся еще выше. Что за грудь! Широкая, мощная, покрытая темными волосами под белоснежной шелковой рубашкой.

У нее пересохло во рту, когда она, наконец, взглянула на его лицо: прекрасно очерченный рот, одновременно чувственный и жесткий. А этот гордый, аристократический, с горбинкой римский нос! Кто бы знал, оказывается, можно прийти в возбуждение от одного вида носа, подумала Зуки, пожирая его глазами, словцо любитель искусства, увидевший шедевр. Но взгляд темных глубоких глаз Паскуале, излучавших холод и неприкрытое презрение, заставил ее сердце сжаться.

– Та-ак, – протянул он с надменной усмешкой, останавливаясь возле ее шезлонга. – Я вижу, с годами твой аппетит не уменьшился, сага.[1]

От этих ранящих слов, произнесенных самым бархатным и сексуальным голосом, какой она когда-либо слышала, – загадочным сплавом американского и европейского оттенков, – с нее тут же слетела ненадежная маска искушенности.

Думать логически она не могла, поэтому тут же заняла оборонительную позицию.

– И что это значит? – в бешенстве процедила она.

– Да ладно тебе… – с дьявольским презрением скривил он рот. – Я имею в виду, с каким вкусом ты изучала мое тело, Сюзанна.

– Зуки, – поправила она.

Паскуале удивленно поднял брови.

– А! Конечно – Зуки. – Он произнес ее имя так, что оно прозвучало, как непристойность. – Неплохо, и как раз для фотомодели с многочисленными любовниками…

Она попыталась опровергнуть столь очевидную ложь, но он продолжал, не обращая внимания на ее протест.

– Не имеет значения, как ты себя теперь называешь, – тихо произнес он, сурово глядя на нее. – Твои природные вульгарные инстинкты остались прежними, не так ли? Ты съела меня глазами. Всего, до последнего кусочка! – закончил он полным ненависти голосом.

Свинья!

Краска залила ей лицо, образовав два пылающих пятна на высоких скулах. Откинув копну волос, рассыпавшихся по хрупким плечам, она процедила:

– Ты себе льстишь, Паскуале. Впрочем, ты всегда был самонадеян.

Ей трудно было говорить: в горле у нее пересохло, язык стал жестким, как наждачная бумага.

На губах у него заиграла легкая улыбка.

– Неужели, Зуки! – вкрадчиво ответил он. – Льщу себе?

Внезапная перемена тембра голоса, ласка, прозвучавшая, когда он произносил ее имя, привели ее в замешательство. Под его пристальным взглядом кровь стала пульсировать в висках, на запястьях и, призналась она со стыдом, в низу живота.

Взгляд Паскуале равнодушно блуждал по ее лицу, не задерживаясь на огромных, беспомощно взирающих на него глазах и на дрожащих в неосознанно соблазнительной гримасе губах. Интерес в его глазах вспыхнул лишь тогда, когда они остановились на груди Зуки. Безразличие сменилось зловещим огнем при виде этих пышных холмов. Она почувствовала, как ее груди налились, стали тяжелыми, а соски начали гореть от возбуждения. Только увидев его торжествующую улыбку, Зуки с ужасом обнаружила, что ее грудь полуобнажена.

– Боже мой! – воскликнула она и закрыла ее ладонями.

Паскуале умоляюще пробормотал хриплым голосом:

– Не прячь ее, сага! Такая великолепная грудь! Как страстно я желал бы взять в рот каждый сосок и ласкать их до тех пор, пока…

Схватив полотенце, Зуки накинула его на плечи, вся красная от смущения и волнения. Она попыталась натянуть на себя прозрачную ткань лифчика. Но под взглядом великолепных темных глаз ей это никак не удавалось.

Они не виделись семь лет, и все же двух минут в его обществе было достаточно, чтобы она снова погрузилась в темную эротическую пропасть, угрожавшую полностью ее поглотить. Это было похоже на кошмар.

– Отойди… от меня, – с трудом выдавила она.

Паскуале не шевельнулся – он и так стоял, совсем ее не касаясь, – но ее слова, очевидно, заставили его очнуться. Выражение явного, неприкрытого желания исчезло с лица и сменилось холодной, презрительной маской.

– Пожалуйста, – согласился он, помедлив. – Тем более что не такое это большое удовольствие – общаться с женщиной, которая предлагает себя первому встречному.

Оскорбленная, Зуки посмотрела на него своими янтарными миндалевидными глазами, в которых блестели еле сдерживаемые непрошеные слезы. Заслужила!

– Тебе бы я себя не предложила, будь ты даже единственным мужчиной во вселенной!

– Неужели? Значит, ты совершенно изменилась? – с издевкой поинтересовался он.

Что она могла на это ответить? Не такой она была лицемеркой, чтобы отрицать, как однажды ужасно вела себя с Паскуале Калиандро.

Все еще прижимая полотенце к груди, Зуки с минуту посидела молча. Любопытство боролось в ней со здравым смыслом, но первое все же взяло верх.

– Что ты здесь делаешь? – строго спросила она, и сердце ее при этом забилось быстрее в детской надежде, которая, казалось, давно умерла, но теперь появилась снова с пугающей силой. – Ты что, приехал из-за меня?