Списанная - Юрий Иванов

Юрий Иванов

Списанная

Рассказ

Рисунки Арсения Сергеева

Пурга лютовала уже пятые сутки. Казалось, стылое море прорвало небесную твердь, хлынуло на казахстанскую степь и затопило ее. Огромные валы из ледяного крошева бесновались в беспомощном свете фар. Они сшибались друг с другом, взрывались тысячами смерчей. Чудовищные воронки готовы были всосать затерянный в пространстве, надрывно кричащий мотором многотонный бензовоз с двумя перепуганными солдатами: сидящим за рулем «стариком» и напарником-«салагой».

Очередной вал с грохотом прокатился по длинному узкорылому капоту «сто пятьдесят седьмого» ЗИЛа и сорвал с правого ветрового стекла дворник. На щитке приборов погасла лампочка. Двигатель вскрикнул раз-другой и заглох. В тускнеющем свете фар неторопливо проступала сплошная белая стена. Она поднималась от земли, охватывая машину со всех сторон.

— Хана-а… — «Старик» инстинктивно продолжал нащупывать ногой стартер и никак не мог попасть на самодельный стержень с круглой шляпкой на конце. Пронеслась мысль, что старенькие «комбайновские» аккумуляторы, высохли без электролиза, который не заливался в них с осени. В углу кабины по-щенячьи заскулил «салага». Жалкая фигура его, сжатая страхом в тугой серо-зеленый комок, торчала из продавленного сидения недозрелой сливой. Покорность «салаги» и собственная беспомощность пробудили в «старике» чувство злости. До теплого, растворенного в бесконечном пространстве желтого пятна под названием Капустин Яр было двести с лишним километров. До Баскунчака — сотня. А до «пупка», на который они торопились, не меньше тридцати. Если, конечно, не съехали с бетонной трассы, проложенной через степь прямо по верблюжьей колючке и перекати-полю безо всякой насыпи. «Старик» согнул ногу в колене, остервенело бросил ее вперед. Каблук сапога попал на стержень, вдавил венчающую его шляпку до самого упора. И в этот момент стена снега обрушилась. В кабине резко запахло пещерным холодом. Вскрикнул «салага». И все погрузилось в ночь…

«Старик» пошевелил пальцами на руках, зашарил по передней панели. Подумал о том, что окончательно посадил аккумуляторы. Но ключ зажигания с пластмассовым брелоком на кольце торчал из замка в положении «выключено». Облегченно вздохнув, «старик» откинулся на спинку сидения.

— Павел, — окликнул он.

Из угла донесся тихий сдавленный стон. Затем такой же тихий голос проплакал:

— У м-мекя н-но-о-ги…

«Старик» поморщился. Смяв в гармошку голенище правого сапога, помассировал голень. Пурга со злой настойчивостью выдувала остатки тепла через щели.

— Где м-мы?..

— В аду. Прорве-емся, падла. У нас почти пять тонн солярки. Такой фейерверк устроим — в Кап-Яре увидят.

«Старик» повернул ключ в замке зажигания. Щиток приборов по-прежнему был темным. Не отозвался зудением и стартер. Хлопнув ладонью по регулятору света, «старик» с досадой выдернул ключ. Он понял, что подсоединенные к аккумулятору в обход замка фары забирали последний ток. Нащупав пристроенный прямо сбоку сидения объемистый деревянный ящик, попросил:

— А ну-ка посвети. Я в аккумуляторы помочусь.

— Я н-не…

— Я тебе сейчас шею сверну, — вкладывая коробок спичек в безвольную руку «салаги», резко сказал «старик». — Подъем, салажонок. Подыхать тут из-за тебя…

Напарник завозился в своем углу. Спички в его руках ломались, гасли.

— Еще одну угробишь, я твоей башкой чиркну по своей подметке, — с тревогой наблюдая за скованными движениями напарника, пригрозил «старик».

Неровное пламя наконец-то осветило кабину дрожащим светом. Сунув в этот крохотный огонек свернутое трубкой письмо, «старик» направил пенную струю в горловины банок. Закрутив на ощупь пробки, нашарил на полу заводную ручку и попытался открыть дверцу. Она подалась, но тут же звонко захлопнулась.

— Пронесло, — вздохнул он. — Лишь бы вода в радиаторе и головке блока не замерзла. Тогда кранты. Никакая солярка при таком ветре…

Он сплюнул на пол и зло выругался. Подумал о том, что и без ветра солярка не спасет. Сама по себе она не загорится. Для этого нужно скрутить факел. А кроме одежды жечь нечего: старые сидения были обтянуты порванным во многих местах дерматином, под которым не было даже ватной подкладки. Сунув сигарету в рот, «старик» отобрал у напарника спички. Погремев ими, спрятал сигарету обратно.

— С-сука… Даже теплые рукавицы не выдал. — Рывком подняв воротник бушлата, он взялся за ручку дверцы. — Садись на мое место. Да подкачай сначала.

Длинный кнут из ледяного крошева хлестанул по лицу. Второй удар пришелся в грудь. Порывом ветра «старика» бросило под машину. Едва не задев затылком угол железного ящика сбоку цистерны, он судорожно ухватился за горловину бензобака. Сквозь тонкие дырявые рукавицы ладони обожгло металлом. Удары ветра сыпались со всех сторон. И когда он добрался до бампера, во всем теле сохранился единственный кусочек тепла — под сердцем. Этот очаг жизни заставлял шевелить одеревеневшими руками и ногами. Конец заводной рукоятки воткнулся в храповик. Просунув кисть между утеплителем и решеткой облицовки, «старик» потрогал радиатор. Но пальцы ничего не чувствовали. И тогда он, замирая от мысли, что вода и масло уже замерзли, собрал все силы и дернул рукоятку на себя. Маховик провернулся. Это придало уверенности, вызвало слабую волну тепла, которая прокатилась по всему телу. «Старик» вытоптал небольшой пятачок в неглубоком и сухом, как сода, снегу и снова взялся за рукоятку. После нескольких кругов двигатель чихнул. Сильная отдача едва не вышибла руку из плечевого сустава.

— Подкачай, подкачай, — морщась от боли, крикнул в ветер «старик».

Минут через десять двигатель чихнул еще раз и надолго замолчал. «Старик» проделал обратное расстояние до кабины, рванул дверцу на себя:

— Я тебе говорю, подкачай! Оглох… твою мать?

— Я ка-качаю…

«Старик» содрал налипшие на брови сосульки, скользнул взглядом вниз. Сапог «салаги» упирался в выступ в полу кабины.

— Ты что, сволочь, делаешь? Где педаль, а?

— Я н-ничего не ч-чувствую, — пролепетал напарник.

— Шевелись… Заведем машину — отогреемся, не заведем — хана.

«Старик» снял сапог «салаги» с выступа, поставил его на педаль акселератора. Горячей от рукоятки ладонью ощутил, что кирза превратилась в промороженную насквозь жестянку.

— Нажимай, брат. Дави. Мне полгода до дембеля.

— Я н-нажи…

Скрипнув зубами, «старик» захлопнул кабину и снова окунулся в снежную круговерть. Казалось, машина упала на дно глубокого омута, в котором и сверху, и снизу, со всех сторон били ключи. Они ворочали массами тугого, как вода, воздуха, бросая попавшее в него из стороны в сторону, вверх и вниз. Не давая ни всплыть, ни утонуть. С каждой минутой непроглядная тьма сгущалась все сильнее.

Двигатель ахнул громким выхлопом. Затем еще раз. И, набирая обороты, заработал, сотрясая машину крупной нервной дрожью.

— Отпусти чуть! Отпусти! — выдергивая рукоятку, крикнул «старик».

Но двигатель, как запущенная турбина в реактивном самолете, продолжал наращивать мощность, словно решил пойти вразнос. «Старик» бросился к кабине. Отшвырнув «салагу» в угол, прыгнул на сидение, торопливо поймал ногой педаль акселератора.

— Живе-ем, — чувствуя, как из печки ворвались первые струи теплого воздуха, зло оскалился он. — Не в таких кабаках бывали.

— А к-куда ехать? — промычал «салага».

— Эге-е. Не весна, когда грязь по яйца. Зимой в степи — как на Красной площади по брусчатке.

— А с-солончаки?

— Солончаки только дураков да пьяных с концами затягивают. Мы же не по казашкам шастаем.

«Старик» нахмурился. Закурив, щелкнул тумблером на щитке приборов. Под потолком кабины загорелся матовый плафон. Покосившись на «салагу», бросил красные руки на руль. Включил дворники. Не услышав обычного шороха, понял, что на стеклах образовался толстый пласт льда.

— Сейчас ледок сколем и — до первого фонаря, — вытаскивая из бардачка отвертку, успокоил он. — А ну покажи, что там у тебя?

«Салага» отозвался долгим стоном. «Старик» поднял его ноги на сидение, с трудом снял один из сапогов. С треском размотал промерзшую насквозь портянку, словно отодрал широкий кусок изоляционной ленты. Ступня и щиколотка были белыми, гипсовыми. «Салага» промычал что-то сквозь зубы и закрыл глаза. По пухлым, почти детским щекам, по синим губам пробегали гримасы боли. «Старик» с силой надавил пальцем на кожу. Она была твердой. Небольшое углубление не затянулось. Взяв горсть наметенного в кабину снега, он начал растирать ступню.

— Терпи, дорогой. Сейчас будет легче.

Напарник никак не отреагировал на это действие. Выдержав долгую паузу, он заговорил, помыкивая, подергивая подбородком: