Солнечный Остров - Илья Сомов

Пролог

Трупы лежали плотным ковром, как опавшие листья. От устья Дороги Владык до самой колоннады Танцующих Львов. Смятые и изорванные, тысячи и тысячи громоздились там, где их поразило страшное незримое оружие. Звезды заливали древние улицы равнодушным светом.

Он уже давно перестал гадать, почему сновидение раз за разом возвращает его именно в это место и в это время. Просто молча смотрел, впитывал величие момента. Прилетевший со стороны колоннады ветер, уже напоенный сладковатым запахом разложения, коснулся щеки гладкой прохладной ладонью. Чуть придерживая дыхание, он зашагал по мягко пружинящим валунам мертвых тел.

 Лица – те, которые уцелели – мелькали под ногами. По странной прихоти смерть бережно сохранила последние эмоции, владевшие погибшими при жизни. В основном, ненависть и страх, лишь на некоторых он с любопытством читал надежду и что-то еще. Непонятное. Увлекшись, он не заметил, как добрался до изгиба Дороги, где за старинным парапетом у подножия отвесного обрыва расстилался тонущий в темноте великий город. Только несколько самых важных дворцов маяками горели в  ночи. Во сне он всегда знал, куда нужно смотреть.

Башня Девятой Слезы ледяной каплей морозно блестела с вершины маслянисто-черной скалы. Высочайшее здание мира, символ, выше которого только звезды, мерцающие сейчас над гордым шпилем.

Как раз когда он поднял голову, одна из этих звезд неожиданно подернулась пеленой, набухла злым желтоватым огнем и  устремилась к земле. Он привстал на цыпочки, боясь моргнуть. Звезда превратилась в копье безжалостного света. Облака разбегались с его пути, вспыхивая, как комки ваты, холодным пламенем. Острие коснулось верхушки башни и могучее здание исчезло в один миг – так, словно его никогда не бывало. Сама скала, жалобно застонав, раскололась до основания. Жестокий свет пожрал свою добычу и ураганом помчался, расходясь во все стороны от сокрушенного символа, в поисках новой пищи.

Он в последний раз взглянул на бешено мчащийся сияющий вал и прикрыл глаза. Голодный свет смахнул тела убитых, не оставив от них и пепла, а затем подхватил его самого, ободрал до костей и увлек за собой.

Сон упорхнул так же легко, как захватил его – в последнее время с ним это случалось все чаще. Открыв глаза, он понял, что сидит в кресле перед постаментом, на котором высилось то, что когда-то, в забытые ныне времена, назвали бы Слитком Бытия. Протянув руку, он коснулся черной сферы, прошитой миллионами сверкающих переплетающихся нитей. Ладонь пронзила ледяная боль.

Хорошо. Значит, он в реальности. Значит, он здесь и сейчас. Нити дрожали в ровной пульсации сердец. Они и были сердцами, точнее жизнями. Большинство не стоило внимания, но была среди них одна – тонкая, слепяще-белая, за ней он наблюдал уже несколько лет. Вот она сейчас бьется ровно и сильно, как… Он нахмурился. Очень близко с его любимицей шла другая нить цвета червонного золота. Прежде ее не было, он не сомневался. Скорее всего, нить возникла, или, вернее, сдвинулась, пока он спал. Возможно, это ничего не значило, а возможно…

Первая часть

«Мир погибает. Расползается, как кусок гнилой ткани, мы лишь цепляемся за его жалкие клочки. Враги осаждают нас со всех сторон. Безумие смеется у наших порогов, сами жизни наши теперь не более чем пыль на ветру. И кажется, нет другого спасения, кроме как за вратами смерти. Но поднимите глаза, узрите то, что ясно вижу я. Новый чистый мир. Я поведу вас туда. Туда, где нет, и не будет ни деспотов, ни рабов».

Из речи Арвада Сокола, произнесенной в долине Сломанных Крыльев.

Глава 1

- Ублюдок! - здоровенный отцовский кулак вспорол воздух в сантиметре от подбородка Ормата, - Сам в каменоломни метишь и меня за собой тащишь!

Он отпрыгнул, уворачиваясь от следующего удара, босые ноги взрыхлили мягкий песок двора. Выпрямляясь, еле сдержал стон. Показалось, что в бок заехали деревянной колотушкой – да так, что до самых легких. Как же не вовремя он напоролся на эту бинову ловушку! Попался, как молокосос! Ведь только в самый последний момент отшатнулся, а то мог бы и без головы остаться.

- Если бы дома хватало жратвы, я бы не лазил по княжеским плантациям, - с безопасного расстояния огрызнулся Ормат.

Отец тяжело водил головой, стараясь понять, куда подевалась жертва. Даже с нескольких шагов до Ормата доносился кислый запах дешевой зерновой водки. Парня передернуло от злобы – понятное дело, если спускать трудодни на выпивку, то на еду мало что останется. Из-за  приоткрытой двери их общего с отцом покосившегося дома донеся пьяный женский смех. А если к выпивке прибавить шлюх, то удивительно, как вообще остается хоть что-то. Старик живет так, будто он князь.

Наконец мутные светло-синие глаза с красными отвисшими нижними веками навелись на сына. Презрительная гримаса Ормата, как в зеркале, отразилась на налитом дурной кровью лице. Ормат пригнулся, готовясь, если понадобится, снова отскочить, свежий ночной ветер холодил вспотевшую спину, прямые светлые волосы упали на глаза. Он резким движением отбросил прядь в сторону.

- Не смей скалиться, щенок!  - прорычал отец. – Без зубов оставлю.

- Силенок-то хватит? А то смотри, умаешься – считай, зря потратился на потаскушку. Мне ведь тоже обидно будет, трудодни-то наши общие. Я надеюсь, ты, как мудрый глава семейства, потратишь их с толком.

Миглар, поведя широченными плечами, поднял к лицу кулаки. Коренастый, круглоголовый, он очень напоминал матерого пещерного медведя, зачем-то натянувшего штаны.

- Не переживай. Я десять таких сопляков прибью, и не упарюсь, - проворчал отец, чуть пошатываясь, широкая ладонь поднялась, чтобы смахнуть со лба пот.

«Может, действительно его сейчас уделать? – мелькнула у Ормата злая мысль. – Набрался по самые брови, момент удачный… Сколько, в самом деле, можно это терпеть?!»  

Отец, будто забыв о сыне, раскачивался, как старое дерево под ветром. Ормат пропустил момент, когда очередной наклон превратился в широкий шаг. Покрытый шрамами молот кулака врезался в его ухо. Старый мерзавец притворился, что набрался по самые брови, а сам, похоже, еще и одного кувшина не выхлебал. Перед глазами поплыло, Ормат упал навзничь, счастливо разминувшись виском с острым углом бревенчатого колодца. На этом вся его удача закончилась – толстые, словно тумбы, отцовские ноги, казалось, старались растоптать Ормата, как спелый виноград. Рот наполнился теплой кровью. Он червяком извивался в пыли, перемешанной с кусочками прошлогодней соломы, стараясь подтянуть к груди ноги. Здоровенный каблук прошелся по раненому боку, и Ормат заорал во все горло, хотя миг назад собирался вытерпеть все молча. Следующий пинок пришелся в живот, он почувствовал подступающую к голу тошноту.

 «Насмерть ведь забьет», – выплыла откуда-то из глубины сознания отрешенная багряная, как облако на закате, мысль.

- Эй, Миглар, ты так и собираешься воздухом дышать? - донесся со стороны дома хмельной женский голос. – Мы ведь только на два часа договаривались, а время-то – тик-так.

Отец остановился, широкая грудь пьяницы часто вздымалась, красные глаза презрительно смотрели на парня, дергающегося в судорогах рвоты.

- Убить бы тебя, - прозвучала коронная отцовская фраза. – До следующего вечера на глаза мне не попадайся, жрать даже не приходи. Получишь только вот это.

Меткий удар выбил из Ормата долгий стон. Сплюнув, отец тяжело зашагал к дому. Гулко хлопнула старая деревянная дверь. Несколько минут парень лежал в липкой, мерзко пахнущей луже, прежде чем смог подняться на четвереньки. Цепляясь за шершавые бревна колодца, Ормат добрался до гнутого ведра, на четверть наполненного скверной желтоватой водой. Плечи тряслись от ненависти, по лицу катились горячие злые слезы. Вытряхнув из волос набившийся сор, он зачерпнул пригоршню теплой воды. В кривом ободе мелькнуло его отражение, перемешанное со светом бледных звезд. Ормат наклонился, пытаясь рассмотреть, сильно ли пострадал. Многие деревенские считали, что парень похож на отца, сам он был с этим совершенно не согласен. Да, сложение у них, может, действительно почти одинаковое, но мало ли на свете широкоплечих коренастых людей? Тем более, что Ормат почти на голову выше. И лицо у него куда более округлое, его даже в детстве кое-кто дразнил оладушком, пока он не завязал шутникам языки узлами. И волосы у него соломенные, а у отца – не пойми какие. Подбородки, вроде, похожи, но у Миглара нет ямочки. И глаза серые, а не голубые. Ормату нравилось думать, что все эти черты он унаследовал от матери. Хотя он и не мог ясно вспомнить, какого цвета были ее глаза (он едва научился твердо стоять на ногах, когда та ушла в высшие сферы) но в его снах они всегда были серыми.