Тайна песчинки - Оскар Курганов

Оскар Курганов

Тайна песчинки

Глава первая

Рисунки Г. Епишина

Белая ночь совсем сбила меня с толку. Я приехал в Таллин, сразу же позвонил Хинту по телефону и в этот момент через стекло будки автомата увидел, что стрелка башенных часов приближается к одиннадцати. Конечно, вечера. Хоть с полным основанием можно было подумать, что дело происходит утром. На привокзальной площади было людно и светло, а серебристое небо сливалось у горизонта с легкой дымкой неугасающего дня.

В годы юности я всегда терял ощущение дня и ночи, не давал покоя ни себе, ни другим, если речь шла о делах газеты. Тогда я оправдывал себя фразой моего первого редактора: «Вы отправляетесь в путь не из-за личного любопытства, а от имени миллионов читателей». Будто бы в самом деле миллионы людей никак не могли дождаться, когда наконец я осчастливлю их новым очерком или новой статьей «от нашего специального корреспондента». Но так было в годы наивной юности, когда я действовал «от миллионов читателей». Но теперь, по какому праву я теперь звоню по телефону в дом Иоханнеса Александровича Хинта в одиннадцать часов вечера в Таллине?

Я уже хотел положить трубку, но не успел — услышал далекий шум застольного разговора и веселый голос:

— Алло. Слушаю. Хинт.

Я произнес обычную извинительную фразу и сказал Хинту, что хотел бы встретиться с ним.

— Вот какая беда, — ответил Хинт. — Мы принимаем японских инженеров. Они четыре недели изучали у нас силикальцит. По-видимому, и вы приехали по этому же поводу? Может быть, вы хотите побеседовать с ними?

— Нет, я бы хотел прежде всего встретиться с вами, если, конечно, вы предоставите мне такую возможность.

— Вот как! — усмехнулся Хинт. — Тогда приезжайте через час. Не поздно?

— Нет, не поздно. Большое спасибо, — ответил я и проверил полученный в Москве адрес Хинта. — Меривалья?.. Как туда проехать?

Хинт дважды повторил весь маршрут — номер автобуса, все повороты, приметы, дорожные знаки — и спросил:

— Вы найдете, или встретить вас?

— Нет, спасибо, я найду.

И вскоре дизельный автобус, курсирующий от центра Таллина до Меривалья, вез меня по прибрежному асфальтированному шоссе, мимо портовых причалов, мимо белоснежных домиков дачного поселка Пирита, мимо рыбачьих шхун.

Автобус проехал по редкому сосновому лесу, помчался вдоль крутого берега моря.

В открытые окна врывался шум прибоя, соленый ветер не давал покоя каким-то рыбешкам, подпрыгивавшим в ведре моего соседа по автобусу.

Я мысленно представил себе предстоящую встречу с Хинтом. Правильно ли я поступил, что отказался встретиться с японскими инженерами? Пожалуй, правильно. Что они могут мне сказать? Они уже выразили свое отношение к Хинту и его открытию. Подумать только, — они приехали сюда за десять тысяч километров и готовы платить миллионы долларов только за то, чтобы их научили делать «камень Хинта», только за лицензию на изготовление этого камня. Что же они могут добавить еще к этим красноречивым фактам? Вежливые слова? Улыбки? Восторги?

Нет, при всем моем уважении к японским химикам первый разговор об открытии Иоханнеса Александровича Хинта я бы хотел провести с ним самим. К тому же меня интересовало не только его открытие, но и его жизнь, его судьба, его семья — словом, вся атмосфера, которая его окружала.

— Далеко до Меривалья? — спросил я у своего соседа-рыбака.

— Я тоже туда еду, — ответил рыбак. — К кому вы в Меривалья?

— К Хинту.

Рыбак кивнул головой, потом, помолчав, сказал больше себе, чем мне:

— Теперь все узнали, что есть такой кусок эстонской земли — Меривалья. Все теперь ищут Меривалья и Хинта. И днем и ночью. Что он, золото открыл или нефть? Как будто бы простой камень. А ведь и раньше могли бы сюда приехать, это же райский уголок, правда?

— Да, красивое место, — согласился я. — Что означает «Меривалья»?

— По-эстонски — море и лесная поляна. Кажется, непло­хо придумано — соединить в одном месте море и лес… На следующей нам сходить, — сказал рыбак и, взяв ведро с рыбой, пошел к выходу.

Дорога сворачивала в лес, подымалась по пригорку, по бокам которого стояли стройные ели — эти вечные часовые эстонских берегов Балтики. Автобус выскочил на прибрежную поляну и остановился.

Я выслушал наставления рыбака — первая улица направо, за углом первый дом, — поблагодарил и пошел по узкой каменистой улице. Мимо меня медленно прошли две длинные черные машины. Я увидел в них удивленные и, как мне показалось, грустные лица японцев. Может быть, и они никак не могли свыкнуться с белой ночью?

От Токийского до Финского залива проехали они, чтобы узнать тайну самой обыкновенной песчинки. Вряд ли они до этого знали о существовании райского уголка, под названием «Меривалья».

Впрочем, не знал о нем и я.

Глава вторая

Мы сидели в большой комнате. Хинт угощал меня чаем.

В доме царила суета уборки. Мой поздний визит не вызывал удивления — в доме Хинта к этому привыкли и считали уже естественным следствием его напряженной жизни. Вместе с первыми научными успехами появились у Хинта и деловые люди, экономисты, инженеры-строители. Все чаще химические формулы уступали место экономическим расчетам. Возникли самые неожиданные связи со знакомыми и незнако­мыми людьми. Они звонили Хинту по телефону из городов Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии. В городе Находке еще был трудовой день, когда в Таллине уже наступала ночь. Но разница во времени порой забывалась, и в доме Хинта пронзительный телефонный звонок раздавался и в пол­ночь и за полночь. Конечно, энтузиасты силикальцита изви­нялись, ссылались на чрезвычайную сложность и важность возникшей проблемы. Конечно, любой такой разговор начи­нался обычной фразой: «Простите, я, кажется, вас разбу­дил?» — «Ничего, ничего», — отвечал Хинт. Его радовал этот возраставший интерес к силикальциту, к его идее, к его делам.

Все это я понял в первой же встрече с Хинтом. Его вызы­вали к телефону, и он охотно бежал к маленькому столику под лестницей, где рядом с телефоном лежали чистые листы бумаги, карандаши и самые различные технические справоч­ники.

— Да, да, Хинт, — доносился до меня его звонкий голос. — Алло. Ах, вот как!.. Очень интересно… Нет-нет, не спал. Слушаю.

Короткая и светлая июльская ночь мчалась на своей бы­строй колеснице над северной землей; в саду пожелтели огни фонарей, предрассветный ветерок срывал пелену нового дня. А Хинт все еще встречал каждый телефонный звонок своей обычной фразой: «Алло. Да, да. Хинт. Добрый вечер».

А добрый вечер уже давно миновал. Хинт отодвигал ночь, сжимал ее, будто в его руках была не только тайна нового искусственного камня, но и власть над временем.

Мне оставалось только присматриваться к этому плотному, чуть-чуть грузноватому человеку. Умные черные глаза, наделенные внутренней силой; густые, слегка тронутые сединой волосы; волнистые морщины на широком лбу; быстрая, приседающая походка.

По-видимому, он был доволен только что состоявшейся встречей с японскими инженерами, но на его обаятельном лице это выражалось только свойственной Хинту улыбкой — сдержанной, иронической.

— Это Ванаселья, — сказал Хинт после очередного звонка. — У него возникла хорошая идея. Вы знаете Ванаселья? Нет? Что ж, ничего удивительного — он не любит торчать в первом ряду. А во второй и тем более в третий ряд никто не заглядывает.

Хинт посмотрел на меня пристальным взглядом: что я думаю об этом?

Я кивнул головой и попросил рассказать о Лейгере Ванаселья, ближайшем помощнике Хинта.

— Нет, — ответил Хинт, — для рассказа о нем мы выделим целый день и целую ночь. И этого будет мало — целую неделю. Если верно, что и у бога есть запасные игроки, то Ванаселья был приготовлен на тот случай, если бы мне не удалось бежать из немецкого лагеря… Я бы лежал в штабеле мертвецов на торфяных болотах, а Лейгер Ванаселья создал бы силикальцит и без меня.

Хинт любит обращаться к спортивной терминологии. Я слышал, как он кому-то говорил по телефону: «Это чистый нокаут», или: «Ничего не поделаешь — наш мяч попал на штрафную площадку», или: «Так уж случилось — мы вне игры». Но в связи с «запасным игроком» Лейгером Ванаселья я узнал о побеге Хинта из фашистского лагеря. Когда это было, как он попал в лагерь, как ему удалось бежать? Я все еще не знал, с чего начинать наш разговор. С побега из лагеря или с истории открытия силикальцита? Или с детства Хинта?

Конечно, лучше всего, с детства. Так постепенно мы дойдем и до лагеря, и до открытия. Хинта снова позвали к телефону, и когда он вернулся, я предложил пойти к морю. Мне казалось, что оттуда его вряд ли будут звать к телефону. Или, может быть, он устал и ему пора отдыхать? Хинт покачал головой — нет, он не устал. Теперь он все равно не уснет.