Кто к нам с мечом? (СИ) - "lanpirot"

Позывной "Хоттабыч"#5. Кто к нам с мечом?

Глава 1

1943 г. Вековечный Рейх.

Ораниенбург. Концентрационный

Лагерь «Заксенхаузен».

— За героя Вековечного Рейха! — перекрикивая пьяный ор подчиненных, громко провозгласил штандартенфюрер СС Антон Кайндль, комендант «Заксенхаузена», высоко поднимая очередную стопку, до краев наполненную шнапсом. — За оберфюрера СС, кавалера ордена Рыцарского Креста Железного Креста с дубовыми листьями и мечами! За нашего доблестного Роберта Хармана, господа офицеры!

Ну не мог пронырливый комендант концлагеря бездарно просрать такую шикарную попытку — прогнуться под персону, обласканную высшим руководством Германии, осыпанную высокими званиями и наградами Вековечного Рейха. Как говорится, не лизнешь, где нужно — не заснешь «в тепле»! А Кайндлю очень хотелось подольше задержаться на тепленьком и уже нагретом его задницей кресле коменданта концлагеря, которое будет куда как предпочтительнее «увеселительной» поездки куда-нибудь на восток, в зону ожесточенных боев с Красной Армией.

Уже основательно набравшиеся эсэсовцы одобрительно зашумели, наполнили стопки и с удовольствием присоединились к Антону. Кайндль залихватски накатил очередную дозу спиртного, даже не вспомнив, какую по счету. Где-то на самом краю сознания слабо забрезжила мысль, что такое поведение ему не свойственно. Но эта мысль как забрезжила, так и канула в пучине других, более комфортных соображений. Штандартенфюреру уже давно не было так спокойно и беззаботно, в окружении преданных подчиненных, сослуживцев и соратников по партии. Выпитый шнапс приятно согревал тело и душу.

«А ведь этот страшный и полубезумный русский Маг-старикан неожиданно оказался прав со своим дурацким обычаем, — подумалось коменданту, когда он с аппетитом вгрызся в кусок сочного жареного окорока, — такого единения со своими подчиненными он не испытывал еще никогда в жизни. И это оказалось неожиданно приятным ощущением.

— Зиг Хайль! — во всю глотку заорал Антон Кайндль, не сумев сдерживать распиравшее его чувство гордости за свою принадлежность к высшей немецкой расе. — Слава Великому Фюреру! Слава Великому Вековечному Рейху! Слава Великой Германской нации!

— Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! — с воодушевлением заревели упившиеся в хлам эсэсовцы, из тех, кто еще оставался в состоянии членораздельно выражать свои мысли и эмоции. Остальные лишь невнятно мычали, вяло дергая расслабленными членами, в жалких попытках «кинуть зигу».

Антон скосил глаза на сидевшего рядом оберфюрера, уронившего голову на грудь и не подающего никаких признаков жизни, разве что текущей из приоткрытого рта слюной, капающей с подбородка на форменные черные брюки с лампасами.

«А этот Хартман, на первый взгляд, выглядит как редкий служака-простец, — с одобрением подумал Антон, — не сноб и не аристократ голубых кровей, как тот же привередливый говнюк барон фон Эрлингер, что постоянно презрительно морщит свою лощеную харю при общении с комендантом. А чем, скажите, он лучше его, Антона Кайндля? Да они с ним даже в одном звании, но это не мешает господину барону цедить слова «через губу», как будто комендант концлагеря — человек второго сорта! А этот оберфюрер оказался крутым мужиком, — с потаенной завистью мысленно произнес комендант, — не погнушался даже по русскому обычаю выпить одним махом чертов стакан шнапса, наполненный до краев! Сам бы Антон так точно не смог…»

Штандартенфюрер в очередной раз оглядел упитого вусмерть виновника торжества, пребывающего в блаженной отключке.

«А ведь и вправду говорят, — вновь подумалось Антону, — Des einen Tod, des andern Brot [1]. Однако русские, Кайдль неоднократно слышал это от узников Заксенхаузена, говорят иначе: что русскому хорошо, то немцу — смерть!»

[1] Пословица образно выражает: то, что для сильного является развлечением, слабому причиняет страдание. Дословно: что одному — смерть, другому — хлеб.

И кто бы что ни думал на этот счет, эти восточные варвары правы. Для этого не нужно было далеко ходить — оберфюрер СС Роберт Хартман и те из парней охраны, кто тоже не испугался выпивки по русскому обычаю, тому полнейшее подтверждение — все лежат пластом: кто мордой в салате, а кто и вовсе под столом. А столетний русский старик — живее всех живых! Даже глазом не моргнул! Поэтому Великий Фюрер как никогда прав — этих восточных дикарей следует уничтожать! Выкорчевывать и выпалывать с лица земли сотнями, тысячами, миллионами! Освобождая такое необходимое жизненное пространство для немцев и родственных им народов. Что он, Антон Кайндль, комендант концлагеря «Заксенхаузен» с превеликим рвением и делает ежедневно! И эта работа приносит ему настоящую радость и удовлетворение. Иначе проклятые унтерменши, плодящиеся со скоростью кроликов, заполонят всю планету!

— Х-х-херр комендант… Антон… — К Кайндлю, едва держась на ногах, приблизился начальник концлагерного гарнизона охраны — гауптштурмфюрер Вебер с наполненной стопкой в руке. — Позволь… выразить тебе свое… моё… наше… всеобщее оф-ф-фицерс-с-ское уваш-ш-ше-ение… — залепетал он заплетающимся языком.

— Ты… меня уважае-ш-шь? — ответно проблеял штандартенфюрер, пытаясь собрать в кучу глаза, все время норовящие разбежаться в разные стороны.

— К-к-конечно! — Мотнул головой на расслабленной шее и едва-едва удержался на ногах гауптштурмфюрер. — Т-так-к-кого н-нач-ч-чальника, — речь Вебера становилась с каждым произнесенным словом все более и более невнятной — количество выпитого им спиртного уже побило все рекорды и высоты, которые он когда-либо «брал на грудь», — и днем с огнем не найти! За Антона, камрады! — собравшись с силами, провозгласил гауптштурмфюрер и, отсалютовав стопкой коменданту, влил шнапс себе в глотку.

Пальцы Вебера разжались, и опустевшая стопка выпала из его руки. Глаза гаупштурмфюрера потухли и «закатились» вподлобье, а он сам, как стоял, так и рухнул на пол лицом вниз, словно подрубленное дерево, попутно сшибив несколько стульев.

— Набрался, скотина! — добродушно произнес Кайндль, ощущая к отрубившемуся начальнику охраны одни лишь только теплые чувства.

Однако, отряд не заметил потери бойца — гупштурмфюрера даже с пола никто не поднял, так и оставив лежать среди перевернутых стульев.

— Ничего, один раз живем! — Отмахнулся от не свойственного поведения собственных подчиненных Кайндль. — Иногда полезно и немного расслабиться… Вон, барон фон Эрлингер, и тот сегодня набрался как свинья, не погнушавшись нашей, совсем не высокородной компанией. Кстати, а куда он пропал? — Комендант завращал головой, пытаясь отыскать барона, но фон Эрлингера среди тех, кто еще умудрился «выжить в развернувшемся вокруг алкогольном катаклизме», не обнаружилось. — И русских ублюдков тоже давненько не видать… К-к-камрады! Дрррузья мои, — выкрикнул штандартенфюрер, — кто-нибудь знает, куда подевался Иоахим с русскими Магами?

— Да идет в пень эта надменная морда! — Донеслось до коменданта нелициприятное высказывание одного из пьяных офицеров в адрес барона.

— Без этой чванливой сволочи веселее! — Поддержал его сослуживец. — Пусть валит на свою Берлинскую кафедру трупорезов!

— Правильно! Нах его! Задолбало это мурло! — Посыпались недовольные возгласы со всех сторон.

— А вот с русским дедом я бы еще выпил! — неожиданно заявил кто-то из толпы. — Прикольный старикан, но до чего обидно, камрады, что он обставил нас, как безусых юнцов! Хочу взять реванш!

— И я хочу!

— И я!

— И я…

— Головка от кия! — Разом перекрыв разноголосицу голосов, раздался от дверей громкий скрипучий голос. Мой.

Пока офицерская братия обсуждала свои насущные проблемы и напрочь нереализованные амбиции, я — безумный русский старикан, как меня называли на этом гребаном сборище нацистской нечисти, вновь появился на месте мною же и организованной попойки.