Голубая стрела - Владимир Черносвитов

Владимир Михайлович Черносвитов

„Голубая стрела"

1. КОШЕЧКА ПОКАЗАЛА КОГОТКИ

Едва Кузнецов успел снять фуражку, повесить ее на вешалку и вытереть платком лысую бугристую голову, дверь приоткрылась и с порога раздался голос старшего лейтенанта Егорьева:

— Разрешите, товарищ подполковник?..

Распахивая окно, Кузнецов через плечо добродушно покосился на офицера:

— Разрешаю…

За окном влево и круто вниз спускалась длинная лестница. В свете утреннего солнца ее каменные ступени казались белыми-белыми. По обочинам лестницы сбегали, заворачивая к невидимому отсюда морю, две шеренги веселых близнецов-кипарисов. Вдали клубился парковой зеленью склон горы — со штрихами аллей и яркими вкраплинами светлых зданий санаториев. Воздух был хрустально прозрачным и, как парфюмерный магазин духами, насыщен утренне-сочным ароматом зелени и моря.

— А все же у нас в тайге воздух лучше, — подумал вслух Кузнецов. — И вообще…

И, круто повернувшись, — коренастый, небольшого роста — снизу вверх взглянул на высокого Егорьева:

— Докладывайте.

— В два часа ночи наши «слухачи» засекли работу неизвестного радиопередатчика. С интервалом в три минуты он дважды послал в эфир одну и ту же шифровку, после чего умолк.

— Записать успели?

— Да. Вот…

Егорьев, подойдя к столу, раскрыл папку, которую до этого держал в руке, и подал подполковнику бумажку, покрытую черточками и точками.

— Запеленговать рацию, — продолжал старший лейтенант, — тоже успели. Линия пеленга шла через бухту, пересекая мыс Хорас, и уходила в море. Бухта была абсолютно чистой — передатчик, видимо, прятался где-то на мысе…

— Постойте. Почему вы немедленно не доложили мне об этом? — уколол Егорьева взглядом подполковник.

Старший лейтенант спокойно выдержал взгляд начальника:

— Не видел необходимости, товарищ подполковник. Я, как оперативный дежурный, на свою ответственность принял решение: поднял шифровальщика, приказал ему немедленно взяться за дешифрование радиограммы, а сам с лейтенантом Мякиным выехал на мыс Хорас.

Глаза подполковника подобрели.

— И что же там?

— На гребне Хораса мы обнаружили свежие следы автомобиля «Москвич»: машина свернула с шоссе, через двести метров остановилась на линии пеленга, простояла там, судя по следам от масла, капавшего из картера, минут десять, затем развернулась и ушла обратно. Пассажир или пассажиры из машины не выходили.

— Не глупы. Ну, а машина свою «визитную карточку» оставила?

— Да, товарищ подполковник: левое переднее колесо имеет незначительную «восьмерку», а протектор правого заднего — оригинальную выщербину. Вот я сфотографировал ее отпечаток.

— Хорошо. Дальше?

— Дальше я приказал лейтенанту Мякину разыскать по имеющимся приметам этот «Москвич», а сам вернулся и…

— Радиограмма дешифрована?

— Нет еще, товарищ подполковник, — вздохнул Егорьев, будто сам был повинен в этом, — шифр сложный, посмотрите сами, какие группы. Да и на каком языке — неизвестно.

— Дешифровать — это сейчас самое важное. Немедленно передайте по «ВЧ» копию шифровки в шифровальный отдел.

— Отправлено, товарищ начальник. Вернулся с Хораса, смотрю — шифровальщик наш уже взмок весь от старания, а ключа не найдет. Ну, и отправили в отдел.

— Правильно. Все правильно. Но…

Подполковник быстро обошел стол, сел в кресло

и, разглядывая бумажку с перехваченной шифрограммой, поморщился, сильно потер ладонью лысину. Потом спокойно и серьезно сказал Егорьеву:

— Сложное положение. Понимаете, Василий, начинаются учения флота. А тут «стучат» черт знает что, — ткнул он ногтем в шифровку. — От срока ее расшифровки, возможно, зависит очень много, а расшифровать, пожалуй, сможет только отдел…

— Или сам автор, если мы его «очень попросим».

Кузнецов невесело улыбнулся.

— Вы полагаете, что сейчас, когда по всему побережью снуют тысячи машин, Мякин так легко и быстро отыщет этого «Москвича» с протекающим картером?

— Он уже сорок минут наблюдает за этим «Москвичом», Сергей Сергеевич, — отпарировал Егорьев.

Подполковник чуть покраснел, и глаза его вновь стали колючими. Зная его вспыльчивость, старший лейтенант поторопился объяснить:

— Товарищ подполковник, я же не закончил доклад. Оставив Мякина на мысе и условившись о связи, я вернулся на дежурство и вскоре получил срочное донесение от нашего сотрудника. Вот, пожалуйста, — Егорьев подал начальнику листок бумаги, добавив: — Речь идет о женщине, которая вызвала у нас подозрения.

Кузнецов прочитал:

«С. К. вчера вечером выехала на своей машине и остановилась у бульвара. На мой вопрос ответила шуткой, что едет на прогулку с «интересным инкогнито» на два — три часа, «Интересным инкогнито» оказался неизвестный в военно-морской форме. С. К. имела при себе кожаный чехол фотоаппарата-зеркалки, но есть подозрение, что вместо фотоаппарата в нем находился какой-то другой прибор или аппарат. Ни через три часа, ни позже домой она не вернулась. Учитывая возможную важность этого, срочно сообщаю о замеченном».

Проследив, как начальник пробежал глазами строчки, Егорьев продолжал:

— Я понимаю, товарищ начальник, что этого еще мало для выводов, но время подстегивало: сопоставив это донесение с тем, что произошло ночью, я нашел взаимосвязь и на свой страх и риск…

— Ясно, — перебил его Кузнецов, весь подавшись вперед. — Ну, и как? Удалось?

— Так точно. Номер машины наблюдаемого лица давно известен, это во сто крат облегчило розыск: к утру машина уже была обнаружена в автотуристском пансионате в Аштауле, куда она прибыла в четыре часа, имея на заднем протекторе выщербину. Все сходится, остается только вопрос: что предпринять с наблюдаемым лицом, но это я уже без вас не решился делать.

— Моряк тоже приехал в пансионат?

— Никак нет.

— Хозяйка машины спит?

— Нет, она повозилась с машиной, заправила ее и вышла из пансионата не то купаться, не то на базар. До вашего решения я приказал держать женщину и машину под наблюдением.

«Молодец, далеко пойдет!» — с удовлетворением подумал подполковник, вглядываясь в умное лицо Егорьева с непокорной прядью волос, свисающей на высокий лоб. И тут же Кузнецову стало как-то горько: вот ночь принесла несколько серьезных и весьма важных вопросов, и молодой офицер в отсутствие начальства толково и оперативно разрешил их так же, как сделал бы это сам Кузнецов. Значит, он, начальник, тут не так уж и нужен, коль подчиненные обходятся без него! А он-то считал!

Кузнецов совсем упустил из вида, что именно он воспитал таким Егорьева — передал ему свою сообразительность, привил самостоятельность в действиях, смелость в решениях. Семя упало на благодатную почву, и пройдет два — три года, поднакопится у Егорьева опыт, знание жизни, переживет ошибки и неудачи — и тогда действительно сможет обойтись без своего учителя.

По широкому лицу Кузнецова с суровыми складками по углам рта пробежала улыбка.

— Видите, Василий, не зря мы подозревали эту кошечку, вот и показала коготки. Что с ней делать, говорите? Брать ее надо немедленно! Раз она так решительно сорвалась с места, значит, обратно она уже вряд ли вернется. Хотите отдохнуть после дежурства?

— Ну какой же тут отдых, Сергей Сергеевич? — обиделся Егорьев.

— Добро. Тогда сейчас же поезжайте к Мякину и тихо, спокойно задержите эту особу. Задание ясно, товарищ старший лейтенант?

— Так точно. Разрешите выполнять, товарищ подполковник?

Минутой позже высокая фигура Егорьева в белом кителе и безупречно отутюженных флотских брюках мелькнула за окном кабинета и скрылась среди деревьев.

2. НА СТАРТЕ «ГОЛУБАЯ СТРЕЛА»

Среди ровной, как стол, томительно скучной, выжженной солнцем степи этот ничем не отгороженный участок меньше всего походил на аэродром. Ни огромных ангаров, ни застекленных диспетчерских вышек, ни полосатых конусов-ветро-указателей, ни даже самих самолетов тут не было; одно приземистое и широкое здание с камуфлированной под степь грязноватой желто-зеленой крышей, два глинобитных домика да редко расставленные по периметру невысокие железобетонные колонны — вот все, что находилось здесь. Тем не менее это был аэродром и притом— особо охраняемый.

Невидимые лучи, испускаемые скрытыми в колоннах аппаратами, зорче всякого часового днем и ночью сторожили территорию от незваных гостей. Стоило кому-нибудь хоть ползком пересечь линию луча, как в ту же секунду от караульного помещения отъезжала машина с автоматчиками и мчалась точно к тому (месту, где это случилось. Контрольно-пропускной пункт был вынесен за три километра на единственную дорогу, связывающую этот аэродром с главным аэродромом Н-ского гвардейского военно-морского авиасоединения. Кругом простиралась степь без деревца, без кустика. Минуя КПП, невозможно было незаметно приблизиться к запретной территории.