Вакуум. История открытия себя - Илья Чернецов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ты сидишь перед телевизором один в темной комнате и смотришь классный фильм. Фильм настолько интересный, что захватывает тебя полностью. Тебя несёт вместе с его героями и ты уже не ты, а часть фильма. С каждым поворотом сюжета ты открываешь для себя новые, удивительные вещи. И вдруг на самом интересном месте классный фильм сменяется тестовой заставкой с разноцветными полосами и бесконечным гудком. Сначала ты быстро переключаешь каналы, пытаясь найти свой фильм и потерять как можно меньшую его часть. Потом ты начинаешь полностью перенастраивать телевизор. Но совсем скоро ты осознаешь, что фильм безвозвратно утерян. И тогда ты сидишь перед продолжающим автонастройку телевизором с пультом в руке. Глаза твои широко и невинно открыты. Вокруг тебя всё смазано. Время стоит. Внутри тебя только непонимание, недоумение и беззащитность. Ты в вакууме, в абсолютном ничто. Ты абсолютное ничто. И ты совершенно не представляешь что делать дальше.

ГЛАВА 0. РЕАНИМАЦИЯ

Большое отделанное кафелем помещение, в котором лежат умирающие люди. Более того: Эти люди уже накрыты простыней полностью. С головой. Что как-бы намекает на то, что они мертвы. В реанимациях умирают от разных вещей. Кто-то от гангрены, кто-то от ожогов, кто-то от пули в голове. Объединяет этих людей одно – смерть. Именно смерть характеризует реанимацию как помещение и отличает от любых других больничных площадей.

Следующий «кабинет» после реанимации – морг. Место, в котором трупы разбираются патологоанатомами, моются санитарами перед захоронением, оформляются социальными службами, если не было родственников. Такая упаковочно-сортировочная для трупов. Людей, умерших в реанимации.

Так чаще всего происходит. Изредка конечно людям везет, и их перевозят в палату. Происходит это где-то в одном случае из тысячи. Да, расклад довольно неприятный. И тех, кто здесь не был, это шокирует. Но уверяю вас, местные санитары вполне обыденно относятся к таким вещам. Жмуром больше, жмуром меньше – какая разница?

В реанимации холодно. И если ты целый день таскался по жаре, то тебе будет приятно здесь оказаться. Минут на десять, не более. Потому что оборотная сторона этой прохлады… Конечно смерть. Здесь холодно просто потому, что в тепле трупы гниют. Это не морг, да, но подавляющее большинство лежащих здесь «людей» уже трупы. С очень высокой долей вероятности. Слово «жизнь» здесь актуально только в отношении персонала. Для тех, кто накрыт простыней слово «жизнь» здесь возможно только в соседстве со словом «случайно».

Если спросить работников больницы о том, что такое реанимация, они никогда не подтвердят того, что написано здесь. Они произнесут формулировку, согласно которой реанимация – довольно занятное место, в котором люди обретают второй шанс. Но если кто-то из них серьезно заболеет и получит возможность оказаться в реанимации, то конечно не станет надеяться на мифический «второй шанс». И вот это уже – реальный расклад.

Реанимация не лучшее место, в котором можно проснуться. Говорю об этом с полной уверенностью потому, что я вообще просыпался в разных местах.

На этот раз я проснулся в реанимации.

И если вы выбираете, где вам проснуться, советую не рассматривать реанимацию вообще. Потому что у кого угодно крайне мало шансов проснуться в реанимации. Здесь велик шанс умереть.

Мне Господь дал шанс выжить. Я им воспользовался. Радости мне это не принесло.

Потому что проснувшись я посмотрел на себя. И мне стало страшно.

Мое тело. То единственное, в котором я родился, в котором пережил приятные моменты и испытал потрясающие эмоции. Одно на всю жизнь тело, которое я не выбирал, но без которого не было бы меня. Оно было замотано бинтами, из него торчали трубки, оно сильно похудело, кожа на нем была бледной, сухой, безжизненной. Его мышцы были настолько ослаблены, что титанических усилий стоило снять с себя простыню. После чего совершенно не осталось сил, чтобы подняться с кровати-каталки.

Я понял вдруг, что со мной произошло нечто из ряда вон выходящее и что теперь не будет так, как было прежде.

В этот самый момент сквозь туман, наполняющий мою голову начали простреливать воспоминания. Одно за другим. Кадры, сложенные в сцены, сцены сложенные в эпизоды, эпизоды, сложенные в самое неприятное воспоминание в моей жизни. В опыт, который мало кто пережил и мало кто бы хотел пережить.

…

Меня тащат по грязно-зеленому коридору с мерцающим серым светом. Это не люди, хотя у них есть руки, ноги, тела. Они голые, бесполые, их кожа фиолетового цвета. Они чрезвычайно мускулисты. Они сильные. Я ощущаю их власть над собой и совершенно не могу возразить. Атмосфера гнетущая, но в воздухе нет никаких эмоций, я ничего не испытываю. Я просто есть и меня несут. Не знаю куда и зачем, но мне все равно. Просто все равно. Безразлично.

…

Я в помещении, наполненном этими существами. И то, что происходит дальше мне уже не безразлично, а само безразличие пугает до глубины души, до самых потаенных её мест. Тех, о существовании которых я даже не догадывался. Этот страх пронизывает меня, пропитывает, он часть меня и как вирус распространяется по всему моему существу, заражает душу и все то, что любой человек мог бы назвать «Я». Потому что эти бесполые, обнаженные, фиолетовые существа с прекрасно развитой мускулаторой разрывают меня на части. Это больно. Это так больно, что не могу терпеть ни секунды этой боли. Эта боль, физическая, ментальная и духовная одновременно. Невыносимое отвращение, рвотный позыв в завершающей стадии, который никак не может реализоваться и застревает в горле, не давая дышать, доставляя дискомфорт. Такое до боли противное ощущение, как будто тебя должно вырвать твоими легкими. Они постепенно отрываются от внутренностей, продвигаясь вверх по глотке, на выход. Но застревают в горле. И ты не можешь дышать. Одновременно с этим тебя все еще рвет твоими легкими. Ощущение органов отрывающихся и скручивающихся внутри тебя в клубок. Ощущение крови, превратившейся в песок и затвердевших вен, не способных больше гнуться. Ощущение глубокой, бездонной тоски и дикой потребности реветь, что невозможно. И это омерзительное, грубое ощущение абсолютной беспомощности, немощи, невозможности сделать хоть что-то. Ты все еще в своем теле, но уже не хозяин ему. Ты можешь только чувствовать то, что с тобой происходит. Насколько бы возмутительные вещи с тобой ни происходили. Безысходность. Бесконечная, всеобъемлющая и необратимая. Руки, ноги, голова, живот, мое тело рвется на куски существами без ртов. Многослойная, бесприкословная, властная боль и опустошающее безразличие. Огромное помещение, битком набитое фиолетовыми существами, безмолвно рвущими мое тело, потрошащими мой дух, пронизано безразличием. Нет, не наплевательским отношением, не бесчеловечностью, не злобой. А безразличием. Полным отсутствием эмоций. Вакуум.

…

Это происходит целую вечность. Время не существует. Есть только этот момент, насыщенная боль, полное отсутствие возможности что-то изменить, власти над телом, безграничная власть над твоим телом чужих существ и твои ощущения в качестве зрителя, который в то же время главное действующее лицо.

…

Постепенно я вспомнил всё, что происходило со мной за эти четыре бесконечных дня комы. Полную картину всего настоящего ада. Это было самое страшное, что мне удалось пережить в жизни. Нечто настолько страшное, что теперь я даже не представляю существуют ли какие-то границы реальности.

***

Мое тело. Мое некогда прекрасное тело. Что с ним стало?

Оно обмотано бинтами, бинты пропитаны кровью, из меня торчат трубки.

Когда я последний раз видел себя в зеркале это было почти два метра здорово белого парня, без признаков жира. Хоть по телевизору показывай. И в армии отслужил, ничего не случилось.

А что там сейчас под бинтами? Может инвалидность, ведь свободно может. Или всё обожженое, раскуроченное.

А что теперь будет? Как я буду теперь жить? Это же теперь навсегда. А если там всё вообще плохо? Как быть? Что делать? Я серьезно. Как дальше жить со всем этим? Это же моё единственное тело. У меня нет другого. Это мой единственный ресурс. То, через что я живу. Как так? За что? Почему, блять, со мной произошла какая-то неведомая хуйня, после которой я весь в бинтах и может вообще инвалид?

Я плачу. Прямо навзрыд. Ведь у меня нет ничего другого. А с этим я уже ничего не поделаю. Это горько! Этот факт, который я должен просто принять. На тебе! Получи, распишись. Это моё тело, пидарасы! Моё единственное тело!

Мне 22 и ничего уже не вернуть обратно. Я покалечен! И этого уже не изменишь, понимаете? Это просто есть. И это – кусок мяса, завернутый в бинты.

Вот она, необратимость. Невозможность вернуть что-то, что очень хочется вернуть.

Всё, не вернешь.

Что бы там ни было под бинтами другого нет.

Как только я представил что там может быть под бинтами мгновенно сунул руку между ног и выдохнул: