Остров страха - Роман Грачев

Остров страха

Роман Грачев

Долг каждого человека растить в себе внутреннюю радость. Но многие религии забыли об этом принципе. Большинство храмов темны и холодны. Звуки литургии торжественны и печальны. Священники одеты в черное. В обрядах напоминают о страданиях, образно представляют разнообразные жестокие сцены, словно мучения, перенесенные пророками,

доказывают непогрешимость самой религии.

Радость жизни – не лучший ли способ поблагодарить Бога за то, что он есть?…

Если Бог есть, почему он обязательно должен быть существом угрюмым?

Я знаю, что в космосе

звук не распространяется. А теперь, пожалуйста, ваши вопросы.

© Роман Грачев, 2016

© Александр Минц, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Блокнот Артура Вейса

Возраст Озера – целая вечность. Оно всегда было здесь, на восточном боку Уральского хребта – и во времена, когда Земля лишь рисовала свой автопортрет, обзаводясь морщинами и бородавками, и в эпоху освоения суши морскими тараканами, и в период восхождения на царство Человека Разумного, забавного существа в набедренной повязке, учившегося насаживать камни на деревянные палки и убивать этим нехитрым оружием мясистую живность.

Озеро было Чашей, ибо ничто не впадало в него по поверхности и ничто не вытекало. Лишь подземные источники кристальной чистоты наполняли глубокие и прозрачные воды энергией земного чрева. В самом центре Озера, как безмолвный страж, стоял маленький Остров. Сначала он был высоким каменистым холмом, обдуваемым холодными ветрами, но когда вода наполнила Чашу до краев, на поверхности осталась лишь зеленая макушка. Тысячелетия безмолвно наблюдал Остров, как обживают берега растения, птицы, звери… и люди.

Люди нравились ему больше всего.

Он видел загадочных индоиранцев, живших вокруг в полуземлянках и низких бревенчатых избах, приручивших лошадей и коров, постигавших первые секреты металлургии и хоронивших своих покойников в каменных мешках. Он видел скифов, что приходили сюда из диких и голодных пустынь Ближнего Востока за лучшей долей; наблюдал темные орды гуннов, пронесшихся ураганом от Китая до границ Римской Империи, и, кажется, великодушно позволил самому Атилле искупать коня в прозрачных водах Озера. Захватчики, сеявшие огонь и смерть всюду, куда ступали копыта их лошадей, загадочным образом не тронули Голубую Чашу и все, что ее окружало, словно они были заколдованы…

Озеро и Остров всегда были здесь. Многие тысячелетия, окруженные горами, лесистыми холмами и скалами, вбирали они дары Земли и Солнца, накапливали Силу, Любовь и Ненависть, аккумулировали Жизнь и Смерть, чтобы однажды проснуться и обрушить вниз небо, землю вздыбить до небес, вознести праведных и низвергнуть злых, утешить страждущих и разбудить спящих.

Озеро и Остров всегда были здесь и останутся здесь, даже когда последний представитель рода человеческого покинет Землю и растворится в пустоте бескрайней Вселенной… бла-бла-бла…

Всё, хватит молоть эту чепуху. Лучше я расскажу вам другую историю, более интересную. Но только завтра, договорились? А сейчас я иду спать – глаза слипаются.

Надеюсь, деревья сегодня не будут трещать.

Интермедия (I). Тедди торопится в ад

Если бы Теодор Майкл Броуди обладал талантом складывать слова в предложения, а из предложений составлять красивый литературный текст, он бы описал свое бытие иначе, чем это сделали летописцы из полиции штата. Ведь в действительности все было совсем не так. Если бы Тед взялся за перо, история его жизни и смерти, облаченная в твердый переплет, стала бы бестселлером…

…Из всех псалмов ему нравился лишь один. Точнее, он знал наизусть лишь один псалом, хотя воспитывался религиозным отцом. Распятие, пугавшее до иголок в паху, висело над кроватью. Сколько Тедди себя помнил, столько оно и висело, и папаша не предпринимал ни малейших попыток облегчить нравственные страдания единственного отпрыска.

– Ты будешь смотреть на Спасителя, ложась спать и просыпаясь, – говорил Броуди-старший, ткнув указательным пальцем, острым как гаечный ключ, в переносицу сына. – Ты будешь помнить о принесенных им жертвах и постараешься стать достойным этих жертв. Понимаешь меня?

– Конечно, пап…

Парнишка все прекрасно понимал уже тогда, едва закончив начальную школу. Он не блистал знаниями, ибо предпочитал прогуливать занятия с хулиганами-друзьями, и не отличался аналитическим умом, но даже его интеллектуального багажа хватило, чтобы понять: пружина всегда распрямляется, и чем сильнее ты пытаешься ее придавить, тем сильнее она выстрелит.

Папаша перегнул палку. Пережал пружину, если точнее, и она таки выстрелила…

Бах!!!

Пуля попала прямиком в лоб старому ниггеру, стоявшему за кассой в маленьком продуктовом магазине на окраине Бостона. Тедди не хотел стрелять, но, видит Бог, черномазый перец вынудил его, и пусть горит в аду за то, что из-за полутора сотен баксов погибли еще два невинных человека, а на улице перед магазином двадцать копов, спрятавшихся за своими тачками, готовы обрушить на их маленькую крепость шквальный огонь. А они обязательно обрушат, как только поймут, что живых заложников у грабителей в магазине не осталось.

Тед Броуди, двадцатипятилетний раздолбай, забытый Богом и родителями, заряжал опустевший «ругер» последними патронами и пытался прочесть единственный запомнившийся ему псалом Давида. Как выяснилось, время, проведенное в скитаниях по городам Новой Англии, не стерло его из памяти.

– Господь – пастырь мой, и я ни в чем не буду нуждаться… – Он попробовал сдуть со лба мокрую прядь волос, но не получилось. Он смахнул ее рукой.

– Что ты там бормочешь?! – закричал, размахивая пистолетом, напарник, с которым они вместе совершили нападение. Это был низкорослый крепыш, до смерти напуганный и похожий на котенка, которого обложили голодные псы. Он даже как будто мяукал, чем серьезно нервировал Теда. – Что ты еще придумал?! Валить надо отсюда!

«Трезвая мысль, – подумал Тедди. – Но задний двор тоже наверняка перекрыт».

– …он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…

Он вставил последний, что у него имелся, седьмой патрон, загнал магазин в рукоятку. Всего семь выстрелов – и ты свободен. У напарника, имени которого он даже не помнил, то ли Дэйв, то ли Марк (не упомнишь всех, с кем надирался в барах бостонских пригородов), едва ли зарядов больше, но пусть даже Господь услышал бы его молитвы и сбросил с неба подствольник с ящиком гранат, у них все равно нет шансов выбраться отсюда. Местные копы давно точили зуб на Теда Броуди по прозвищу Ловкач и между собой решили живьем его не брать, если представится такая возможность.

Кажется, сегодня им фартит.

– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла… – Тед прижался к стене возле стеклянной двери, поднес руку с пистолетом к щеке, поцеловал ствол. С улицы донесся усиленный мегафоном голос, призывавший отпустить заложников и выйти на улицу с поднятыми руками.

– …и потому что Ты со мной. Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня…

По лбу текла струйка пота, губы беззвучно шевелились. Испуганный напарник, Дэйв-или-Марк, замер у противоположной стены возле холодильников с «колой» и пивом, и смотрел на предводителя завороженно, словно начинал осознавать. Тедди надеялся, что он, наконец-то, понял, что их часы сочтены. Тело продавца, расплывающаяся из-за его стойки лужа крови и еще два трупа между стеллажами – молодой девушки с наушниками на шее, и мужчины лет сорока в деловом костюме (их тоже застрелил Тед, но, видит Бог, он не нарочно, это все трахнутый ниггер, нажавший тревожную кнопку!) – словом, все эти три мертвяка должны убедить напарника перестать сопротивляться неизбежному и принять волю Всевышнего с покорностью и смирением.

Но гребаные полторы сотни долларов! Из-за этого стоило рисковать?!..

…Жаль, не успел поболтать с папашкой напоследок, а им есть о чем поговорить. Тед давно хотел спросить, куда подевалась мать, несчастная одинокая женщина, умывавшаяся слезами всякий раз, когда у Броуди-старшего чесались руки провести богословские беседы? Почему она ушла, бросив сына, дом, подруг и работу – всё, что составляет привычную жизнь добропорядочной Американской Леди? Она называла сына Тедди-медвежонок, и он, действительно похожий на неуклюжего медведя из магазина игрушек в Квинси, радостно смеялся и сучил короткими ногами в белых носках. Никто не любил его так, как мать.