Мягкосердечный сержант - Джером Сэлинджер

Сэлинджер Джером

Мягкосердечный сержант

Джером Дейвид Сэлинджер

Мягкосердечный сержант

Перевод на русский язык. Л.Володарская, 1996.

Вечно Хуанита таскает меня в кино. Мы посмотрели уже миллион фильмов, и все о войне и о солдатах. Там красивые парни умирают очень аккуратно, и раны совсем их не портят, а прежде, чем загнуться, они успевают пролепетать последний привет какой-нибудь куколке, которая ждет их дома и с которой в начале фильма у них серьезные разногласия из-за того какое платье она должна надеть на вечеринку в колледже. А еще бывает, парень все не умирает, пока не передаст, кому надо, секретные документы, захваченные у генерала, или не расскажет весь фильм с самого начала. А тем временем все остальные парни, которые с ним служат, только и делают, что смотрят, как красавчик отдает концы. И все. Разве еще слышно как другой парень с трубой теряет время, подавая сигналы. А потом вам показывают родной город убитого парня, и там у его гроба миллион людей, конечно же, с мэром во главе, еще родственники и его куколка, бывает, и президент тоже, и все говорят речи, все в орденах, и все разодеты, как будто и не в трауре вовсе.

А Хуаните все так и надо. Я ей говорю, красиво он умер, а она взвивается и заявляет, что больше никогда не пойдет со мной в кино, а на следующей неделе все повторяется опять, только теперь в голландском порту, а не на Гуацалканале.

Вчера Хуанита поехала к себе домой показать матери, какая крапивница у малыша... и это куда лучше, чем она сама бы явилась со своими восемьюдесятью пятью чемоданами. Но о Берке я ей все-таки сказал перед отъездом. Лучше бы я не говорил. Хуанита у меня не совсем такая, как все. Стоит ей увидеть на дороге дохлую крысу, и она бросается с кулаками на того, кто ей подвернется, словно это он ее укокошил. Ну, я немного расстроился, что рассказал ей о Берке. Я-то думал, она перестанет таскать меня на военные фильмы. Жалко, что я ей сказал. Хуанита ведь не такая, как все. [67] Ни за что на свете не надо жениться на таких, которые как все. Им купите пива, немножко сбейте с толку, но жениться на них не надо. Подождите такую, которая бросится на вас с кулаками при виде дохлой крысы на дороге.

Если уж рассказывать о Берке, то начинать надо сначала, да и кое-что объяснить не мешало бы, ведь это не вы прожили со мной бок о бок двенадцать лет и наслушались всякого.

Вот, я служу в армии.

Нет, неправильно. Я начну по-другому.

Бывает, слышишь, как парни ругают армию и плетут невесть что, будто им хочется домой, сладко есть и мягко спать... Ну, все такое. Ничего плохого на уме у них нет, но все равно негоже так. Сладко есть, согласен, неплохо, и мягко спать - тоже ничего, но когда я только стал солдатом, я три дня не ел, а на чем спал... Ладно, не имеет значения.

В армии я встретил гораздо больше хороших парней, чем за всю гражданку. И много чего повидал. Уже двенадцать лет, как я женат, и ничего не имел бы против получать по доллару каждый раз, когда что-нибудь рассказываю Хуаниге, моей жене, а она говорит: "У меня аж мурашки по спине, Филли". У Хуаниты всегда мурашки, когда ей рассказываешь что-нибудь такое. Нет, не стоит жениться на девчонках, у которых мурашки не бегают, когда вы им рассказываете о чем-то таком, чего нигде нет, а есть только в армии.

В армию я пошел через четыре года после последней войны. Меня там записали восемнадцатилетним, а мне всего шестнадцать исполнилось.

И в первый же день я встретил Берка. Он был молодой тогда, лет двадцати пяти-двадцати шести, только он, вроде, никогда на молодого похож не был. Очень он был уродливый, а уродливые парни ни молодыми, ни старыми не бывают. Волосы у него росли клочьями и торчали, как черная проволока, плечи были покатые, и голова - большая и тяжелая - будто пригибала их вниз. А глаза точь-в-точь, как у Барни Гугла, гуглиные, гуглевые, гуглистые глаза. Но самое-самое- это его голос. Другого такого голоса ни у кого не сыщешь. Представляешь, он как будто сразу говорил двумя голосами. Словно у него глотка не такая, как у всех. Наверно, поэтому он по большей части молчал.

Этот Берк умел делать дело. Такой уродливый парень с непонятным голосом, слишком большой головой и гуглиными-гуглевыми-гуглистыми глазами умел делать дело. Много мне доводилось встречать красавчиков Гарри, которые держались совсем неплохо, когда им приходилось туго, только ни один из них Берку в подметки не годился. Если у красавчика [68] Гарри волосы растрепались, или девчонка давно не пишет, или полчаса на него никто не посмотрел, все, он человек конченый. А уродливый парень, он всегда такой, как есть, и ему все равно, смотрят на него или не смотрят, ведь только так и делают дело. За всю свою жизнь я еще только одного такого парня, как Берк, встретил, который умел делать настоящие дела, и он тоже был уродиной, тот лопоухий и туберкулезный бродяжка из товарного поезда, который остановил двух громил, избивавших тринадцатилетнего мальчишку... Остановил, понося их на чем свет стоит. Он похож на Берка, но он совсем не Берк. У него был туберкулез и он уже почти умирал, поэтому был такой храбрый. А Берк просто храбрый, хотя Бог его здоровьем не обидел.

Может, вы подумаете, что Берк ничего особо для меня не сделал. Но тогда вам, верно, никогда не было шестнадцать лет, как мне, и не сидели вы на солдатской койке в белье не по росту и в совершенной растерянности, ибо не знали никого из взрослых парней, расхаживавших по казарме туда и сюда, сначала небритыми, потом бритыми, и они были настоящими взрослыми парнями, какими должны быть настоящие взрослые парни. И вид у них был что надо, уж поверьте мне на слово. Неплохо, если б мне заплатили по монете за каждый шрам, что я на них видел. Они служили под командованием капитана Дикки Пеннингтона во время войны, настоящие солдаты, и потом не разбежались, а ведь их использовали во всех грязных заварушках во Франции.

Ну, сидел я на койке, шестнадцати тогда годов, в белье не по росту, и плакал, потому что ничего, не понимал, а большие взрослые парни расхаживали туда и сюда, вверх и вниз, как ни в чем не бывало, переговаривались между собой и ругались почем зря. А я сидел в своем белье не по росту и плакал от пяти вечера до семи утра. И не то чтобы никому не было до меня дела. Нет, они старались. Но я уже сказал, что знал только двух парней в мире, которые все понимали.

Берк тогда был сержантом, а в те времена сержанты разговаривали только с сержантами, лейтенанты - с лейтенантами, ну и так далее. Я хотел сказать, все так делали, кроме Берка. Потому что Берк подошел к койке, на которой я сидел, повесив голову, но совсем тихо... Ну и постоял возле меня минут двадцать. Он стоял и смотрел на меня и ничего не говорил. Потом он ушел и опять пришел. Пару раз я взглянул на него и подумал, что никогда мне еще не доводилось видеть такого урода. Даже форма его не красила, но в тот первый раз он был в каком-то чудном купальном халате, в каком в старой армии только Берк мог ходить. [69]

Долго Берк стоял надо мной. Потом что-то вдруг вытащил из кармана своего чудного халата и бросил мне на койку. Я услыхал звяканье и подумал, он бросил мне деньги, аккуратно завернутые в носовой платок. Размером узелок был с детский кулак.

Я посмотрел на него, потом на Берка.

- Развяжи узлы и посмотри, что там, - сказал Берк.

Я развязал. Внутри были медали, пришпиленные к ленте. Их было много и самых лучших. Уж я-то знал, какие самые лучшие.

- Надень их, - сказал Берк своим странным голосом.

- Зачем? - спросил я.

- Ну, надень. Просто так. Ты знаешь, что они означают?

Одна медаль отцепилась, и я держал ее отдельно в руке. Как я мог ее не знать? Она была из самых лучших, это уж точно.

- Конечно, знаю, - ответил я. - Эту я знаю. У одного моего знакомого парня была такая. Он - полицейский в Сиэтгле. Он мне помог.

Я еще раз оглядел все медали Берка. Многие из них я уже видел на разных парнях.

- Они все ваши? - спросил я.

- Да. А тебя как зовут?

- Филли, - ответил я. - Филли Берне.

- А меня Берк, - сказал он. - Надевай, Филли, медали.

- Прямо на белье?

- Ну, конечно.

Я так и сделал. Я их все отцепил и каждую отдельно прикрепил на свою солдатскую нижнюю рубашку. Словно выполнял приказ. Парень с гуглистыми глазами и нелепым голосом приказал мне. Поэтому я их все надел... поперек груди, а которые не поместились, пониже. Я даже не знал, что их надо было надеть на левую сторону, так что я их прямо посреди груди все пришпилил. Потом я посмотрел на них, и, помню, большая детская слеза упала прямо на "Кра де Гэрри"* Берка. Я испуганно посмотрел на него, как бы он не рассердился, а он ничего, просто стоял и смотрел на меня. Берк все понимал.

[* Искаж. фр. Croix de Guerre - Крест за боевые заслуги.]

Когда все медали Берка уже были приколоты к моей рубахе, я приподнялся и снова уселся на койке, и все медали Берка зазвенели, как... как церковные колокола. Никогда еще мне'не было так хорошо. Я с благодарностью поднял глаза на Берка. [70]