Право на любовь - Лами Данибур

Лами Данибур

Право на любовь

Я леплю из пластилина,

Пластилин нежней, чем глина,

Я леплю из пластилина

Кукол, клоунов, собак.

Если кукла выйдет плохо,

Назову её – «Дурёха»,

Если клоун выйдет плохо,

Назову его – «Дурак» 1

Как обычно, по утрам или вечерам, возвращаясь после рутинных дел, я забегаю в ближайший от дома магазин. Чаще попадаю в тот период, когда уборщица моет пол.

Вот и в это январское ветреное утро, обдуваемая и скукоженная, аккуратно прошмыгнув мимо виновато греющихся у входа собак, я натолкнулась на широко распростёртую улыбку новенькой уборщицы.

На весь зал с азиатским акцентом она поздоровалась со мной, как с самым желанным гостем, как будто мы знакомы и даже выпивали на брудершафт, а потом закидала вопросами: «как живёте?», «как животик?», давая советы, какие продукты сто́ит покупать, а какие нет.

На её смуглом лоснящимся круглом как блин лице блестели живые зелёные ищущие спасения глаза.

Она мне напоминала бродячую собаку, которая до сих пор верит, что её вот-вот найдут, и заглядывает в душу каждому встречному, надеясь, а вдруг он тот самый мой человек.

Это так необычно, непривычно. Открытость для подавляющей массы – уязвимость, а бесцеремонность и вовсе расценивают как атаку. Открытый человек пугает и настораживает. Всегда можно нарваться на прямо противоположную обратку и за вторжение в чужое пространство легко будешь послан в известном направлении.

Поэтому, чувствуя эту уязвимость, я старалась отвечать взаимностью и поддерживать диалог, раз собеседник, как мне казалось, нуждался в общении.

Так продолжалось около месяца, пока она не поинтересовалась, чем же я занимаюсь, раз позволяю себе разгуливать по магазинам в такое стандартно рабочее время.

– Я пишу книги.

– Ты писатель? Я никогда в жизни не встречала живого писателя! – вскрикнула она ещё громче от изумления. – Вот это да! Вот это мне повезло!

Женщину куда-то позвали, и я поспешила затеряться в лабиринтах прилавков и улизнуть от её настойчивого внимания.

Прошло пару недель. И в такое же морозное ветреное утро мы встретились в том же месте.

– О, привет! Я так тебя ждала! Как твои дела?

– Здравствуйте! Всё хорошо, спасибо!

Следом за мной в зал зашли молодые парни – гастарбайтеры. Она обменялась с земляками приветствием на родном языке и отвлеклась от меня, обсуждая что-то важное.

Возвращаясь за апельсинами, я заметила, как один из них пересыпает из пузырька в пакет зелёную жижу.

– Ой, извини! – смущаясь, женщина прижала пакетик к сердцу.

– Соскучились по Родине? Ностальгия?

– Да! А ты знаешь, что это?

– Предполагаю, что насвай!

– Ага! Я так его люблю!

Я пошла дальше, вспоминая список необходимых покупок, а уборщица, бросив швабру, побежала в подсобку.

В отделе бытовой химии, неожиданно появившись, она схватила меня за руку и со слезами на глазах попросила о помощи.

– Я хочу, чтобы ты написала про меня! – сказала она, вытирая слёзы, – пусть люди узнают о моей жизни! Я ездила к Пугачёвой, хотела, чтобы она спела песню обо мне, но её охрана меня не пустила!

– Хорошо, не переживайте! – пыталась успокоить я, сообразив, что женщину уже торкнуло, и она начала выходить из берегов.

– Обещай! Мне это очень важно! Как же нам встретиться?

– Могу оставить телефон. Будет выходной, наберите мне!

– У меня нет выходных! – с надрывом простонала уборщица и ушла со своей шваброй в другой зал.

В этот день было людно, и на кассах собрались очереди. Я стояла в одной из них в ожидании, когда уборщица опять подошла и с болью в глазах попросила о помощи.

Отказывать я не стала и решила инициативу взять в свои руки. Назначила встречу этим же днём в перерыве между мойкой. Мы договорились пересечься у входа через три часа.

***

К обеду распогодилось, солнце светило ярко, но ветер ещё буйствовал, разгоняя зевак с улиц по тёплым домам.

Женщина сидела возле супермаркета у самого входа на скамейке спиной ко мне и разговаривала с кем-то по телефону. Громко кричала, пытаясь понять и достучаться до собеседника, параллельно курила, выпивая после каждого клубка дыма что-то тёмное из двухлитровой бутылки. И да! Она была пьяна.

Я подошла и поприветствовала её, задала (не помню какие) вопросы, среди которых был главный:

– Вижу, Вы заняты! Может, тогда в следующий раз?

– Нет, что ты! Я свободна! Сейчас объясню этому! Ничего он не понимает! Миша! Миша! Я тебя плохо слышу! Говорю же! Хлеб тебе принесу! Скоро приду!

Я не стала мешать диалогу и прошла чуть дальше, рассматривая пушистые сосны и невольно поглядывала на свою знакомую.

Она сидела, раздвинув ноги, в старых резиновых калошах, тоненьких штанишках капри и откровенно оголяющей маечке без нижнего белья. Из верхней одежды не застёгнутая куртёшка. На этом всё!

Стоять на месте мне не давал ветер, и я разгуливала из стороны в сторону, изумляясь её горячей крови.

Наконец, она прервала попытки быть услышанной, выругалась и бросила телефон в пакет.

– Всё, я свободна! – крикнула женщина, вскочив и направившись ко мне.

– Пойдёмте прогуляемся? Холодно стоять на месте! Давайте познакомимся уже! Вас как зовут?

– София! Соня! Вернее… (тут я услышала что-то для меня сложновыговариваемое тарабарское, не смогу воспроизвести) зови меня Соня!

– Замечательно! А сколько Вам лет?

– Сорок семь. Я уже бабушка! У меня внуки!

– Прекрасный возраст!

– Нет, я старая! Замучил ранний климакс. Приливы! Задыхаюсь!.. Всё уже!

– Ну, приливы – это естественное состояние, бывает! Это не значит, что жизнь кончена.

– Думаешь?

– Уверена!

– Ты молодая, тебе не понять!

– Возможно, Вы правы, – рассмеялась я, – но в сорок семь можно всё начать с нуля, если есть такая потребность.

– А ты напишешь про меня?

– Обещаю!

Женщина взяла меня под руку и, прихрамывая, прижав пакет к груди, поковыляла, бормоча что-то себе под нос. Мы прошли, наверное, шагов пятьдесят, не больше, когда она неожиданно приземлилась на бордюр, достала из пакета двухлитровку тёмной шипучки и сделала глоток.

– Сейчас я тебе расскажу! Подожди, сейчас! Да неинтересно тебе будет! Кому нужна моя жизнь? Я хочу, чтобы люди узнали!

Ей было трудно сосредоточиться, поэтому я стала задавать наводящие вопросы и отвлекать комментариями и историями из собственной копилки.

– Откуда Вы, Соня?

– Я из Узбекистана! Вот у вас был царь Пётр злой и в нашей стране очень злые правители. Издеваются над женщинами и детьми.

– А из какого города?

– Из Хивы.

– Расскажите про свою семью.

– Я седьмой ребёнок.

– А сколько всего вас было?

– У матери девять детей. Мы жили в деревне.

– В кишлаке?

– Да, но мама ездила в город. Работала уборщицей в больнице, нам не хватало денег, поэтому я помогала ей и тоже мыла полы.

– А отец?

– Отец нас бросил.

– Как бросил? Разве у узбеков такое бывает?

– Конечно! Ушёл к другой!

– Я думала, у вас возможно многожёнство.

– Нет, он бросил нас, ушёл. А я с детства пахала. Работала хорошо, вот и заметил меня один старик, который лечился в той больнице. Его племяннику нужна была работящая жена. Мать продала меня в пятнадцать лет.

– Как продала?

– Да! Вот так всё и было! Продала! – и Соня заплакала.

Я подала ей руку,