Атлантида. Падение границ - Дмитрий Воронин

Дмитрий Анатольевич Воронин

Атлантида. Падение границ

1

Высокий человек, состоявший, казалось, из одних стальных мускулов, уверенно шагал по коридору, почти не обращая внимания на то, что его окружало. А обратить следовало бы – мало кому из смертных дозволялось войти во Средоточие Мира, как часто называли Олимп, символ мощи Гипербореи, цитадель высших магов. Здесь все поражало воображение… Пол был выложен полированным камнем, который привозили из самых разных пределов Ойкумены, и багровая яшма плавно перетекала в глубокую зелень малахита, серый гранит сменялся светлым мрамором, а сочно-фиолетовые плитки чароита соседствовали с и вовсе странными, угольно черными, из глубины которых сияли самые настоящие серебристые звезды… Уходящие ввысь колонны поддерживали массивный свод, а между ними выстроились статуи…

Большинство тех, чей лик был запечатлен в мраморе или бронзе, Геракл знал. Немало нашлось и таких, кто был представлен в этой кажущейся бесконечной галерее не одной, а тремя, четырьмя статуями… Великан мысленно усмехнулся – достаточно было бы посчитать изваяния и без особого труда определить, кто и какое место занимает в иерархии Гипербореи. Здесь были все, кроме, пожалуй, Зевса – старик слишком поздно вступил в обладание Знанием бессмертия, а потому и обречен был долгие века пребывать в теле пусть еще и крепкого, но морщинистого и седобородого мужа. Увы, вокруг него всегда было достаточно мужчин и женщин высшей расы, кто, прожив на свете не меньше или немногим меньше Верховного Мага, выглядели не в пример моложе. Тот же Гермес… пусть выскочка, пусть мало кем любимый… но талантлив, невероятно талантлив. Полностью освоив магию бессмертия к восемнадцати годам, юноша, не раздумывая, остановил свое старение на этом рубеже. Может, теперь и сам жалеет об этом, ибо для остальных он так навсегда и остался юношей, и многие не воспринимают его всерьез. Хотя без зазрения совести пользуются его услугами.

Сам Геракл не был сторонником бессмертия… может, еще и потому, что самому ему не дано было остановить приближение своей старости. Замедлить немного – это ему было вполне по силам, но получить истинное бессмертие мог только полностью обученный гиперборейский маг. Способности же самого Геракла были, если сравнивать их даже со слабейшим из Высших, незначительными. Сказалось происхождение – кровь Зевса, смешавшись с кровью простой смертной, пусть и блиставшей красотой женщины дала ребенку силу, выносливость, ум… но почти не дала способностей, превыше всего ценимых чистокровными гиперборейцами. Зато его ценили как воина. Среди гиперборейцев по крови немного находилось тех, кто готов был взять в руки оружие – рискнуть бесконечной чередой лет жизни ради минутной… пусть даже долгой славы, на это требовалось немалое мужество. Да и к чему, если всегда есть под рукой герои, вроде Геракла или Хирона.

Геракл усмехнулся в бороду – и усмешка вышла теплой, доброй. Скоро он увидит старого приятеля… несмотря на то что Хирон еще несколько сот лет назад удостоился бессмертия из рук своего отца Кроноса, он не утратил тяги к приключениям и к перспективе коротать века в довольстве и неге относился скептически. В свое время Геракл немало перенял у учителя – вряд ли в армии Гипербореи можно было найти лучшего стрелка, чем Хирон. Дары богов – лук Аполлона, меч Гермеса были, конечно, великолепны, но даже самый лучший в Ойкумене лук ничего не стоит без рук, что его натягивают. С тех пор как Кронос был свергнут, кентаврос попал в немилость… не то чтобы ему что-то серьезно угрожало, но Зевс, не испытывая любви даже к собственным детям, не говоря уж о бастардах Кроноса, приобрел привычку затыкать ветераном все дыры, а потому встретить Хирона на Олимпе удавалось редко. Но сейчас он был здесь – и в этом была одна из причин, по которой Геракл вошел в эти стены с радостью. В иное время, в иной ситуации вестникам Зевса пришлось бы потрудиться, чтобы убедить героя прибыть к трону Верховного Мага.

– Похоже, этому трону недолго так называться, – пробормотал воин вполголоса, без особой приязни глядя на единственную статую Зевса, сделанную в незапамятные времена, когда Громовержец был еще юн. В прошлый раз, когда ему довелось пройти этой галереей, этого изваяния здесь не было.

И в самом деле, титул Верховного Мага – пусть и почетный, пусть и дающий немалую власть, был не пожизненным. Кронос это понимал, но ему не хватило предусмотрительности… или осторожности. А может, ему просто не хватило жестокости – Кронос своего сына недолюбливал, что известно было всем, и Зевсу, конечно, тоже… но свернуть ему шею еще в юности прежний властелин Гипербореи не сумел, а потом было уже поздно. А вот сыну решимости было не занимать, и в один далеко не прекрасный момент трон опустел. Ненадолго.

Теперь же от Зевса все чаще и чаще слышны были речи о том, что простые смертные должны почитать гиперборейцев не просто как Высших Магов, властелинов знания и мудрости, но как богов – властелинов жизни и смерти. И многие, очень многие поддерживали Громовержца… Особенно почему-то женщины, прежде всего Гера и Афродита. Афина на Олимпе появлялась редко, больше времени проводя в удаленных гарнизонах, охранявших гиперборейские земли от дикарей и, разумеется, от войск Посейдониса.

На мгновение шаг Геракла сбился – мелькнула мысль, что столь срочный вызов, вероятно, связан именно с Посейдонисом. В последнее время ходило много слухов о том, что Лорд-Протектор более не удовлетворяется той ролью, что была отведена ему Гипербореей, и желает большего. Догадаться о том, чего именно желают Архонты, было не так уж и сложно, и Геракл понимал, что Зевс на уступки не пойдет. А значит… значит, будет война, к которой северяне не слишком-то готовы. Он лучше многих знал, что пограничные заставы, о которых столь печется Афина – ее имя все чаще и чаще связывали с войной, почитая скорее как богиню, чем как неплохого военачальника, – не более чем заслон от необученных, неорганизованных варваров, вооруженных кое-как, не имеющих ни малейшего представления о правильном ведении боя. Иное дело – армия Посейдониса, к ней стоит отнестись серьезно.

– Стоять!

Геракл вынырнул из глубин раздумий, обнаружив, что колоннада кончилась, и перед ним – изукрашенные золотом и драгоценными камнями двери внутренних покоев Олимпийского дворца. Дорогу заслоняли двое гигантов – на полголовы выше рослого Геракла – в тяжелых доспехах из надраенных до немыслимого блеска бронзовых пластин, в тяжелых шлемах, полностью закрывавших лица. Гераклу вдруг стало смешно, и он с трудом удержался, чтобы не захохотать в голос. Варвары, которые не умели работать с металлом, а потому не понимали, что такое полированный бронзовый доспех, считали гвардию Олимпа чудовищами и боялись их чуть ли не больше, чем самих Высших.