Сон жизни как жизнь сна - Кузнецова Елена "mari-el"

Моим незабвенным родителям с благодарностью и почтением

Нас несет сквозь время столь

странным образом, что существование

становится подобным сновидению,

и это подсказывает мне, что нормальному

человеку жизнь просто снится изо

дня в день. Вся жизнь – просто сон…

Кальдерон

Вместо предисловия

Однажды я совершенно случайно стала свидетельницей жаркого спора двух вполне уважаемых друзей о свободе воли. Они были немного навеселе. Алкоголь раскрепощает человека, лишает осторожности и делает разговорчивым. Чем больше спорщики пили, тем глобальнее начинали мыслить. Я невольно прислушалась. Уж очень интересно мыслили мужики.

Для начала они с легкостью решили все мировые проблемы. Расставили политиков по ранжиру, а заодно и выставили им оценки. «Восстановили» промышленность и по новой приватизировали все, что осталось от предыдущего раздела собственности. Прошлись по СМИ. Подложили свинью под мировую закулису в виде украинского вето на все, что не сало. Примерили шапку Мономаха и отвергли ее, как неудобный пережиток. Уволили всех начальников, а кое-кого отправили изучать флору и фауну в места за перекрестком цивилизации. Не забыли посадить правительство на хлеб-воду и велосипеды. Немного посовещались и решили вернуть сначала Крым, затем Байконур, а напоследок и Арал, но, вспомнив, что озеро давно высохло, потеряли к нему всякий интерес. Потом как ни старались, но не могли договориться о том, какую кару карскую придумать для америкосов, и решили отложить это важное решение на потом, когда разрешится главная проблема.

Проблема баб в жизни настоящих мужчин.

И, если по предыдущим пунктам для консенсуса приходилось неоднократно прикладываться к «змею», то главная проблема была реперной точкой и таким болевым шоком, что обошлось без дополнительного «обогрева». А что? Это был тот аспект жизни, где спорщики сходились мнениями. Женское предназначение настолько сильно их волновало, что даже не требовало полемики. Судя по виду, эти офисные работники были вполне себе прогрессивными трудягами интеллектуальной нивы. Но в отстаивании истинного смысла женского существования они оказались замшелыми домостроевцами.

Место бабы у очага! И все тут! Была бы воля (вариант "материальные возможности" был отметен, как не отвечающий злобе дня), вообще за решетку лучше посадить, чтобы лишить соблазнов вмешиваться в настоящую жизнь с большой буквы Ж. А еще: чтобы не мешала, не перечила, подносила, верила, боялась… И вообще, чтоб мясо было каждый день и сколько хочется! "Как проснусь – так сразу рядом тарелка с большим куском мяса без всякого там гарнира!"

Пока мужики распаляли собственное воображение и "плавали" в планах на будущее, я пыталась сосредоточиться на своем. И вдруг внезапно поняла, что мне мешает… день. Шумный, полный ненужных контактов, разговоров, встреч, проблем, чужой необязательности и собственной беспомощности. Вспомнилась юность, когда я воспринимала жизнь совершено безотносительно людям, которые меня окружали.

Все дело в точке отсчета. Для кого-то жизнь начиналась в тот момент, когда он просыпался, чтобы куда-то идти. А я ждала ночи, что в ней остаться.

Прошло много лет. Поиск гармонии – между днем и ночью – до сих пор дается мне с трудом. Правда, я не теряю надежду и, по-прежнему, ищу в дневном существовании ночное ощущение свободной воли.

Свобода воля, чтоб ее…

Ведь в этой жизни смутной,

Которой я живу,

Ты только сон минутный,

А после, наяву -

Не счастье, не страданье,

Не сила, не вина,

А только ожиданье

Томительного сна.

Д. Самойлов.

СОН

Я бегу по ромашковому полю к озеру. Его не видно, но я знаю, что оно – за высоким пригорком. Бег мой легкий, дыханье спокойное. Не ощущаю никаких усилий. Бегу, словно лечу – свободно и задорно. Поле заканчивается, и открывается потрясающая перспектива спокойного бесконечно-голубого зеркала. Хочется броситься с разбега в прохладную чистую воду. Мыль об одежде и обуви бьется где-то в районе левого виска, но я на нее стараюсь не обращать внимания.

Внезапно замечаю огромный валун на берегу. Вернее, не сам валун, а сидящего на нем старика. Изменить траекторию бега уже не могу – инерция движения сильнее меня. Старик просто ловит меня в полете.

– Здесь самое глубокое место для ныряния.

– Спасибо, но я не умею нырять.

– Значит, я правильно сделал, что остановил.

Отстраняюсь. Старик отпускает меня. Он потрясающе красив. И не старик вовсе – ему лет 40-45 – самый любимый мужской возраст. Просто невероятно, как он похож на мой идеал мужчины в юности, – высокий, седой, голубоглазый. Помогает мне сесть на камень.

– Это великий камень. Посиди на нем, подумай о том, как хочешь прожить вторую половину жизни.

– Я и без сидения знаю – безболезненно.

– В смысле – без проблем?

– Нет. Без боли. Буквально и просто – без боли.

– Могу предложить нечто большее.

Вода тихо плещется о берег. Камешки блестят от брызг. Озеро, как магнит, манит своей глубиной и спокойствием.

– Не хочешь узнать?

– Догадываюсь.

Если передо мной – идеал юности, что он может предложить? Или вечную молодость или бессмертие. Молодость вернуть уже нельзя, а…

– Откуда ты знаешь, что я хочу предложить бессмертие?

Я рассмеялась.

– Если передо мной – волшебное явление, ничего большего предложить и нельзя.

– Нравится мое предложение?

Надолго замолкаю. Перед глазами пролетает вся жизнь, в которой было так много и хорошего, и плохого.

Мысли обрывает безотчетный ужас.

Внезапно кубарем лечу вниз по темной деревянной лестнице. У самого низа меня подхватывает папа – молодой, седой и сильный – и прижимает к себе. Слышу бешеный стук его сердца. Подоспевшая мама щупает мои ножки и ручки. А я… смеюсь. Мне всего годик, и этот полет – простое, хотя и страшное приключение.

Совершенно не хочется открывать глаза и возвращаться из безмятежного далекого детства, где все – еще впереди, и живы и папа, и мама.

– И все-таки, нравится мое предложение?

Волшебник возвращает меня в настоящее время.

Ну, что я могу ответить материализованной мечте? Бессмертие? Мне? Теперь? Такое надо предлагать в 17-ть лет. Когда – половодье чувств, миллион желаний и вера в то, что перевернуть мир – достойная цель. А усталой, изболевшейся и изверившейся бессмертие – кара. Зачем?

Чем бессмертной заниматься, если ничего не хочется делать? Что создавать, когда закончатся сюжеты или иссякнет талант? Как любить, если в сердце – пустота? Ну, не сексом же с утра до ночи заниматься? В старости это просто физкультура. Количество в этих занятиях, даже при условии перехода в качество, – в один не прекрасный момент навсегда переводит человека из горячего профи в спокойного пенсионера.

Я поднимаюсь с камня, обнимаю мужчину и целую его в лоб.

– Спасибо за предложение.

– Только не надо этого: "Но я другому отдана…"

– Да. "И буду век ему верна".

Вдруг пропала легкость. Стало тяжело дышать. Каждое слово дается с трудом. Но я все-таки должна объяснить свой отказ, и потому шепчу непослушными губами:

– Без смерти – жизнь теряет смысл.

Жизнь ценна именно неизбежностью смерти.

Неотвратимость финала заставляет кровь быстрее течь, мысль – пронзать пространство и растягивать время, чтобы успеть сделать что-то и остаться в памяти. И еще. Это самое главное – найти такую ласку и нежность, за которые можно – в огонь и в воду.