Революционный характер - Эрих Фромм

Эрих Фромм.

 Революционный характер

«Революционный характер» – политико-психологическое понятие. В этом отношении оно подобно понятию авторитарного характера, введенного в психологию около тридцати лет назад. Последнее возникло из сопоставления политической категории – авторитарной структуры в государстве и семье – с психологической категорией, структурой характера, образующей основу такой политической и общественной структуры.

Понятие авторитарного характера обязано своим происхождением некоторой политической заинтересованности. В Германии, около 1930 года, мы хотели оценить, каковы шансы, что большинство населения нанесет поражение Гитлеру. [Это исследование проводилось под моим руководством; в нем участвовал ряд сотрудников, в том числе д-р Э. Шахтель. Д-р П. Лазарсфельд исполнял обязанности советника по статистике в Институте Социальных Исследований Франкфуртского университета, возглавлявшегося в то время д-ром М. Хоркхаймером] В 1930 году большинство населения Германии, в особенности рабочие и служащие, были против нацизма. Они были на стороне демократии, как это видно было из политических и профсоюзных выборов. Вопрос состоял, однако, в том, станут ли они бороться за свои идеи, если дело дойдет до борьбы. У нас была предпосылка, что одно дело – иметь мнение, другое дело – иметь убеждение. Иными словами, каждый может приобрести мнение, точно так же, как каждый может выучить иностранный язык или иностранный обычай; но лишь те мнения, которые укоренены в структуре характера личности, которые поддерживаются в заключенной в его характере энергией – становятся убеждениями. Хотя идеи, провозглашенные большинством, и принимаются без труда, воздействие этих идей в значительной степени зависит от структуры характера личности, оказавшейся в критическом положении. Как сказал Гераклит и как доказал Фрейд, характер – это судьба человека. Структура характера определяет, какого рода идеи избирает человек и насколько сильны в нем эти идеи. Важное значение фрейдовой концепции характера состоит именно в том, что она выходит за рамки традиционной концепции поведения, рассматривая поведение с его динамической нагрузкой: человек не просто думает определенным образом, но самая мысль его коренится в его склонностях и эмоциях.

Мы задали себе в то время следующий вопрос: В какой степени немецкие рабочие и служащие обладают структурой характера, противостоящей авторитарной идее нацизма? Отсюда вытекал дальнейший вопрос: В какой степени немецкие рабочие и служащие встанут на борьбу с нацизмом в решающий час? Исследование привело, грубо говоря, к тому результату, что десять процентов немецких рабочих и служащих имело так называемую авторитарную структуру характера; около пятнадцати процентов имело демократическую структуру характера; у подавляющего же большинства людей – около семидесяти пяти процентов – структура характера представляла смесь этих крайних форм. [Метод работы состоял в изучении индивидуальных ответов на анкету с необъявленной целью; интерпретировалось ненамеренное, бессознательное значение этих ответов, в отличие от их явного текста. Предлагался, например, вопрос: «Какие исторические личности вызывают у Вас наибольшее восхищение?» Если ответ гласил: «Александр Македонский, Цезарь, Наполеон, Маркс и Ленин», мы интерпретировали его как авторитарный, поскольку это сочетание свидетельствует о восхищении диктаторами и военными предводителями. С другой стороны, ответ «Сократ, Пастер, Карл Маркс и Ленин» рассматривался как демократический, поскольку восхищение относилось к благодетелям человечества, а не к носителям власти] Теоретическое предположение состояло в том, что авторитарные лица окажутся страстными нацистами, «демократические» – воинствующими антифашистами, а большинство – ни тем, ни другим. Как показали события 1933 – 1945 годов, это теоретическое предположение оказалось более или менее правильным. [Позже этот предмет был рассмотрен, более утонченно с методической стороны, чем в первоначальном исследовании, в работе Т.В. Адорно и др. «Авторитарная личность». (T.W. Adorno oth., The Authoritarian Personality, New-York, Harper a. Row Rebls., 1950)] Для нашей нынешней цели достаточно сказать, что авторитарная структура характера – это структура характера человека, у которого чувство силы и самоутверждения основано на симбиотическом подчинении власти, и в то же время на симбиотическом доминировании над подчиненными его власти. Иными словами, авторитарный характер чувствует себя сильным, если он может повиноваться и стать частицей некоторой власти, раздутой и обожествленной (при некоторой поддержке объективных фактов), и в то же время сам раздуться, вбирая в себя повинующихся его собственной власти. Именно этот садомазохистский симбиоз дает ему ощущение силы и самоутверждение. Будучи частицей большого (чем бы оно ни было), он и сам становится большим; оказавшись наедине с самим собой, он обращается в ничто. Как раз по этой причине угроза авторитету, угроза его авторитарной структуре воспринимается авторитарным характером как угроза, направленная против него самого – угроза его психическому здоровью. И он вынужден бороться против угрозы авторитаризму, как боролся бы против угрозы собственной жизни и психическому здоровью.

Обращаясь теперь к понятию революционного характера, я хотел бы начать с того, чем, по моему убеждению, не является революционный характер. Вполне очевидно, что революционный характер нельзя отождествлять с лицом, участвующим в революции. Как раз здесь и заложено различие между поведением и характером. Если понимать характер в динамическом смысле Фрейда, участвовать в революции может кто угодно, независимо от того, чтo он при этом чувствует – лишь бы он действовал в пользу революции. Но тот факт, что он действует как революционер, мало говорит нам о его характере.

Несколько сложнее объяснить второе, чем не является революционный характер. Революционный характер – это не мятежник. Что я хочу этим сказать? [Я имел случай коснуться этого подробнее в моей более ранней работе «Бегство от свободы» (Escape from Freedom, New-York, Holt, Rinehart a. Winston,1941)] Я определил бы мятежника как человека, глубоко обиженного на власть за то, что его не ценят, не любят, не приемлют. Мятежник – тот, кто хочет свергнуть власть именно вследствие этой обиды и, в результате, хочет сам сделаться властью вместо свергнутой. И очень часто в самый момент достижения цели он готов породниться с той же властью, против которой так яростно боролся прежде.

Характерный тип мятежника хорошо известен в политической истории ХХ века. Такова, например, фигура Рамзея Макдональда, начавшего свою карьеру в качестве пацифиста и непротивленца. Когда он достаточно выдвинулся, он покинул лейбористскую партию и присоединился к той самой власти, с которой сражался столько лет; в самый день своего вступления в национальное правительство он сказал своему другу и прежнему соратнику Сноудону: «Сегодня каждая герцогиня в Лондоне будет рада расцеловать меня в обе щеки». Здесь перед нами классический тип мятежника, использующего мятеж для того, чтобы войти в число власть имущих.

Иногда для достижения этого требуются долгие годы; в других случаях это удается скорее. Примером может послужить, во Франции, злополучный Лаваль, также начинавший мятежником; как мы помним, он сумел в очень короткое время приобрести достаточный политический капитал, чтобы пустить себя в продажу. Я мог бы назвать многих других – психологический механизм во всех случаях один и тот же. Политическую жизнь ХХ века можно сравнить с кладбищем, усеянным моральными могилами таких деятелей, начинавших под видом революционеров и оказавшихся, в конечном счете, всего лишь мятежниками-оппортунистами.

Кроме понятия «мятежник» есть еще более сложное понятие, чeм революционный характер также не является: он не является фанатиком. В смысле поведения революционеры часто бывают фанатиками, и в этом случае различие между политическим поведением и структурой характера проявляется особенно отчетливо – во всяком случае, так я рассматриваю характер революционера. Кого я называю фанатиком? Я не называю этим словом человека, имеющего убеждения. (Можно заметить, что в наше время стало общепринятым называть «фанатиком» каждого, кто имеет убеждения; тот же, у кого убеждений нет или убеждения которых достаточно растяжимы, именуются «реалистами»).

Я думаю, что фанатика можно описать клинически как крайне нарцистическую личность, близкую к психозу (депрессии, часто смешанной с параноидальными уклонениями); как и всякая психотическая личность, такая личность полностью замкнута по отношению к внешнему миру. Но фанатик находит для себя решение, спасающее его от явного психоза. Он избирает себе дело – все равно какое, политическое, религиозное или иное – и обожествляет это дело. Он превращает это дело в своего идола. Полное подчинение этому идолу наполняет его жизнь страстью, придает ей значение, потому что в своем подчинении он отождествляет себя с идолом, раздувая его и превращая в абсолют.