Пельмени по протоколу - Владимир Шумейко

Шумейко Владимир Филиппович

Пельмени по протоколу

Владимир Филиппович Шумейко

Пельмени по протоколу

Вместо предисловия

В "большую политику" я попал в мае 1990 года, став после победы на выборах в Краснодарском крае депутатом I cъезда народных депутатов РСФСР. На этом же, I cъезде был избран в члены Верховного Совета. Осенью 1991 года, получив при тайном голосовании депутатов IV cъезда 720 голосов "за", стал заместителем Председателя Верховного Совета, а в июне 1992 года Указом Президента был утвержден в должности первого заместителя Председателя Правительства России. В декабре 1993 года избрался депутатом Совета Федерации и стал Председателем этой первой в истории России верхней палаты парламента. Два года (1994-1995) был Председателем Совета Межпарламентской ассамблеи СНГ. В начале 1996 года по окончании полномочий Совета Федерации первого созыва ушел из "властных структур".

Пять лет я не только находился "в самой гуще событий", но непосредственно участвовал в выработке и принятии действительно судьбоносных для Российского государства решений. Это "революционное" пятилетие вместило столько событий, сколько вмещается, наверное, в несколько десятков "нормальных" лет. Как говорится, есть что вспомнить.

Серию мемуаров о том времени открыл по горячим следам главный российский персонаж политической элиты последнего десятилетия ХХ века Борис Николаевич Ельцин. Уже в мае 1994 года вышли из печати "Записки президента". Следом были обнародованы воспоминания других участников событий этого бурного времени - от вышедшей в феврале 1995 года книги Андрея Козырева "Преображение" до датированной мартом 2000 года "Пытаясь понять Россию" Бориса Федорова. За это время мы прочли "Совершенно не секретно" Сергея Филатова, "Приватизацию по-российски" под редакцией Анатолия Чубайса, "Роман с Президентом" Вячеслава Костикова и две книги Олега Попцова: "Хроника времен царя Бориса" и "Тревожные сны царской свиты". И наконец, в октябре 2000 года обществу были представлены еще одни мемуары Бориса Ельцина - "Президентский марафон".

Наверное, и мои воспоминания, и моя оценка происходившего в те годы представляли бы для читателей определенный интерес как еще одна точка зрения еще одного непосредственного участника "творческого коллектива", создающего новейшую историю России. Однако история как "рассказ о прошлом" отличается от современной истории, как сухофрукт от спелого яблока. Тускнеют краски, гаснут эмоции, остаются только факты. То, что волновало общество еще год-два назад, сегодня уже мало кого интересует. Так или иначе фактов для историков хватит и без моих размышлений о времени "хождения во власть". Тем более что в отличие, например, от Олега Попцова, который говорит в своей книге: "...я писатель, и тема власти - одна из определяющих тем моего творчества", я не писатель и власть с точки зрения художественного воплощения меня никогда не интересовала. В своих, так сказать, "несерьезных" воспоминаниях я пишу, скорее, не столько о власти и о людях, отравленных ею, сколько о совершенно новом, по сравнению с советским периодом, качестве демократической власти. О юморе, о том забавном и веселом, что можно увидеть в коридорах властных структур, если обладаешь определенными навыками и желанием. Лично я не смог бы без чувства юмора и самоиронии проработать пять лет в условиях непрекращающейся жесткой политической борьбы без всяких правил, с ненормированными физическими и беспредельными нервными перегрузками, при почти полном отсутствии положительных эмоций.

В этой книге нет вымысла. Я пишу только о том, что происходило со мной, или о том, чему я был свидетелем. Все описанные в ней смешные или просто занимательные случаи - неотъемлемая часть серьезных, а иногда и трагических событий наших дней. Но писать просто сборник баек невозможно: все связано воспоминаниями о времени, людях и событиях, а поэтому и моя книга, выходит, тоже мемуары. Тем не менее мои (очень недолгие и неквалифицированные) поиски жанра этих записок привели меня к понятию "анекдот", которому Советский энциклопедический словарь дает два значения. Первое - "короткий рассказ об историческом лице, происшествии", второе "жанр фольклора, короткий вымышленный юмористический рассказ с неожиданным концом". Пожалуй, для моей книги подходит первое значение, но еще больше мне понравилось определение, найденное в Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Ивановича Даля: "Анекдот -короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае". Так появился подзаголовок книги "Анекдоты из коридоров власти". (Вернее было бы написать еще -избранные, так как не обо всем можно рассказать по этическим и моральным соображениям. Кроме того, есть еще проблема ненормативной лексики. Конечно, можно было попробовать перевести ее в нормативную, но тогда исчезает "соль". Лучше вообще пропустить. Но учитывая, что пишу я для взрослых, кое-что "ненормативное" в ней осталось.) Долго я мучился с названием своего произведения. Очень хотелось отразить в нем непафосность изложения событий и фактов. Вспомнил старый анекдот:

Молодой литератор написал первый в своей жизни "толстый" роман и обратился к старому, маститому собрату по перу с просьбой прочесть его опус и помочь придумать название. На что старый и маститый отвечал:

- Я и своих-то романов не читаю. А твой тем более не буду. У тебя там есть что-нибудь про трубы?

- Нет.

- А про барабаны?

- Тоже нет.

- Ну так и назови: "Без труб и барабанов!"

Сначала и я хотел так назвать книгу. Но все-таки выбрал другое...

Глава 1

Немного о себе

Начну как в анкете. Родился я 10 февраля 1945 года в городе Ростове-на-Дону в семье военнослужащего. А проще говоря, отец мой полковник Шумейко Филипп Никитович, кадровый офицер, с боями прошедший всю Великую Отечественную. Воевал под Сталинградом, освобождал Варшаву, Вену, Бухарест и Прагу. Удостоен многих боевых наград - медалей и орденов, среди которых, чем он особенно гордился, орден Александра Невского. Мне и родиться-то повезло в конце войны потому, что отец, возвращаясь из тылового госпиталя на фронт, успел заехать на пару дней в освобожденный от немцев Ростов. Род наш по отцу старинный, казачий (мама моя - Анастасия Вячеславовна, кстати, тоже из ставропольских казаков и жена моя, Галина, по отцу кубанская казачка). Наш родоначальник - полковник Запорожской Сечи Прокоп Шумейко - прожил 80 лет (1571-1651). Он был соратником Богдана Хмельницкого и командовал десятитысячным казачьим войском. По некоторым источникам, этот мой пращур был в числе запорожских казаков, сочинявших знаменитое письмо турецкому султану. Может быть, именно от него я и унаследовал веселый нрав и любовь к острому словцу, шуткам и анекдотам. И от него же, сохраненный всеми поколениями моих предков, живет во мне девиз запорожских казаков: "Вера. Отечество. Воля". Особенно дорого мне последнее, очень емкое слово этой триады - воля!

Кадровая военная служба, как известно, связана с постоянными переездами. Наша семья тоже поколесила по всей России из одного конца в другой - с запада на восток, а потом с востока на запад. Среднее образование я получил, сменив шесть школ. В первый класс пошел в Подмосковье, а одиннадцатый закончил в Краснодаре. Когда вам много раз приходится посреди учебного года появляться в чужой для вас школе, классе и особенно дворе в качестве "новенького", очень быстро закаляется характер и прививается чувство собственного достоинства. А я к тому же с раннего детства обзавелся способностью к общению, которая нынче называется коммуникабельностью.

Двойка по поведению

Среди своих сверстников я всегда был заводилой, душой компании. Но школьные учителя предпочитали называть меня хулиганом или, как они еще говорили, нетипичным подростком. Дело в том, что все одиннадцать классов я очень хорошо учился. Первые четыре класса, о чем свидетельствует сохранившийся похвальный лист, я вообще был "круглым" отличником. Потом попеременно то отличником, то "хорошистом" - и окончил школу с серебряной медалью. Но вот мое поведение как предмет, за который ставили отметки, учителям очень не нравилось, хотя (это моя точка зрения) я никогда ничего плохого не делал. И даже был самокритичен по отношению к своему поведению. Помню, как-то летом в пионерском лагере моему другу, редактору стенгазеты старший вожатый поручил меня "пропесочить" за разговоры на "линейке". Когда друг пришел ко мне за советом, что делать (как редактор он "должен", а как друг "не может"), я сам нарисовал себя с длинным языком и написал стихи:

На линейке у Шумейко

Голова вращается,

А язык такой большой

Во рту не помещается!

Случилось так, что мне, единственному в школе, по окончании седьмого класса классный руководитель поставил по поведению двойку. Педсовет, который специально собрался и решал вопрос о моем переводе в восьмой класс, рассматривал два самых "тяжелых" моих проступка. Первый - это "срыв диктанта", когда я, будучи дежурным по классу, намазал перед контрольным диктантом все ручки (мы писали деревянными перьевыми, макая их в чернильницы) красным стручковым перцем (гостившая у нас старшая сестра отца, моя тетка, привезла из Ростова). "Вред школе" я нанес тем, что многие ученики, задумавшись о правописании, засовывали ручки в рот, а потом им уже было не до диктанта. Как будто им не объясняли, что совать ручку в рот негигиенично!